чтобы, преследуя собственный интерес, он делал то, что отвечает интересу
общему, расхождения действительно нельзя более списывать на политические
предубеждения. Остающиеся разногласия явно обусловлены чисто интеллектуальными
и, более конкретно, методологическими расхождениями.
Недавние заявления Йозефа Шумпетера в его книге УКапитализм, социализм и
демократияы прекрасно иллюстрируют одно из методологических расхождений,
которые я имею в виду. Ему принадлежит выдающееся место среди экономистов,
рассматривающих экономические явления с позиций одного из направлений
позитивизма. Соответственно, эти явления представляются ему объективно данными
количествами товаров, прямо сталкивающихся друг с другом, почти без всякого
вмешательства, надо полагать, человеческих умов. Только подобной предпосылкой
я могу объяснить следующее (поражающее меня) заявление. Профессор Шумпетер
доказывает, что для теоретика возможность рационального расчета при отсутствии
рынков факторов производства вытекает Уиз элементарного допущения:
потребители, оценивая потребительские товары (Узапрашиваяы), ipso facto <в
силу самого факта (лат.)> оценивают и средства производства, участвующие в
создании этих товаровы [Capitalism, Socialism and Democracy (New York: Harper
& Bros., 1942), p. 175. (Рус. пер.: Шумпетер Й. Капитализм, социализм и
демократия. М., УЭкономикаы, 1995, с. 237.) Я считаю также профессора
Шумпетера подлинным автором мифа о том, что Парето и Бароне Урешилиы проблему
экономического расчета при социализме. Что они и многие другие действительно
сделали, так это просто сформулировали условия, которым должно удовлетворять
рациональное распределение ресурсов, и указали, что эти условия, по существу,
совпадают с условиями равновесия на конкурентном рынке. Это нечто совершенно
иное, нежели объяснение, как добиться на практике распределения ресурсов,
удовлетворяющего этим условиям. Сам Парето (у которого Бароне взял фактически
все, что имел сказать), далекий от претензий на то, что он решил эту
практическую проблему, в действительности недвусмысленно отрицает возможность
ее решения без помощи рынка. См. его: Manuel d'economie pure (2d ed., 1927),
pp. 233--34. Соответствующий отрывок цитируется в английском переводе в начале
моей статьи: УSocialist Calculation: The Competitive "Solution"ы, Economica,
VIII, No. 26 (new ser., 1940), р. 125, которая перепечатывается ниже как глава
VIII.].
Взятое буквально, такое заявление попросту неверно. Потребители не делают
ничего подобного. По-видимому, под Уipso factoы профессор Шумпетер имеет в
виду, что оценка факторов производства подразумевается оценками
потребительских товаров или неизбежно вытекает из них. Но это тоже неверно.
Подразумеваемое здесь логическое отношение может иметь смысл только при
условии одновременного присутствия всех выносимых оценок в одной и той же
голове. Очевидно, однако, что ценность производственных факторов зависит не
только от оценок потребительских товаров, но и от условий предложения
различных факторов производства. Только для разума, которому одновременно были
бы известны все эти факты, решение однозначно следовало бы из того, что ему
дано. Однако практическая проблема возникает именно потому, что эти факты
никогда не бывают даны подобным образом какому-то одному уму, и потому,
соответственно, необходимо, чтобы при ее решении использовалось знание,
распыленное среди множества людей.
Проблема, таким образом, нисколько не решается тем, что мы способны показать,
что вся совокупность фактов, если бы они были известны какому-то одному уму
(как мы гипотетически допускаем, что они даны наблюдателю-экономисту),
предопределяла бы единственность решения. Вместо этого мы должны показать, как
решение достигается путем взаимодействия людей, каждый из которых владеет лишь
частичным знанием. Допускать, что все знание дано какому-то одному уму, точно
так же, как, согласно нашим допущениям, оно дано нам как объясняющим
экономистам, значит отбросить саму проблему и пренебречь всем, что есть
важного и значительного в реальном мире.
То, что экономист ранга профессора Шумпетера попал таким образом в ловушку,
расставляемую для опрометчивых людей двусмысленностью термина Уданноеы, вряд
ли можно объяснить как простую ошибку. Это предполагает скорее нечто глубоко
неверное в подходе, привычно пренебрегающем важнейшей частью явлений, с
которыми нам приходится иметь дело: неустранимым несовершенством человеческого
знания и вытекающей отсюда потребностью в непрерывном процессе передачи и
приобретения знаний. Любой подход, который начинает на деле с предположения,
что знание людей соответствует объективным фактам ситуации, как это и
происходит во многих разделах математической экономики с ее системами
уравнений, последовательно отбрасывает то, объяснение чего и составляет нашу
главную задачу. Я далек от того, чтобы отрицать, что в нашей системе
равновесный анализ выполняет полезную функцию.
Но когда он начинает приводить наших ведущих мыслителей к ложному
представлению, что описываемая им ситуация имеет прямое отношение к решению
практических проблем, самое время вспомнить, что он вообще не имеет дела с
социальным процессом и что он -- не более чем полезное вступление к изучению
этой главной проблемы.
Глава V. Смысл конкуренции
[Ответить]
Настоящая работа воспроизводит основное содержание лекции, прочитанной в
Принстонском университете 20 мая 1946 г.
1
Появились признаки растущего осознания экономистами того, что предмет их
споров последних лет по имени Уконкуренцияы -- это не то же самое, что
называется так в обыденном языке. Однако, хотя предпринимались некоторые
смелые попытки вернуть обсуждение обратно на землю и направить внимание на
проблемы реальной жизни, особенно Дж.М.Кларком и Ф.Махлупом [J.M.Clark,
УToward a Concept of Workable Competitionы, American Economic Review, Vol. XXX
(June, 1940); F.Machlup, УCompetition, Pliopoly and Profitы, Economica, Vol.
IX (new ser.; February и May, 1942).], похоже все-таки, что понятие
конкуренции, используемое сегодня экономистами, считается всеми важным, а
представление о ней делового человека рассматривается как заблуждение.
По-видимому, широко распространено мнение, что так называемая теория
Усовершенной конкуренцииы дает подходящую модель для оценки эффективности
конкуренции в реальной жизни и что в той мере, в какой реальная конкуренция
отклоняется от этой модели, она является нежелательной и даже вредной.
Мне подобная установка представляется мало оправданной. Я попытаюсь показать,
что то, о чем идет речь в теории совершенной конкуренции, вообще имеет мало
прав называться Уконкуренциейы и что выводы из этой теории не могут принести
почти никакой пользы в качестве руководства для политики. Причина, как мне
кажется, кроется в том, что эта теория везде предполагает уже существующим то
положение вещей, на создание которого (или приближение к нему), согласно
давнему, но более верному подходу, устремлен процесс конкуренции. И если бы
допускаемое теорией совершенной конкуренции положение вещей существовало
всегда, оно не только не оставило бы места всем видам деятельности,
описываемым глаголом Уконкурироватьы, но и сделало бы их, в сущности,
невозможными.
Если бы дело касалось только употребления слова Уконкуренцияы, это не имело бы
серьезного значения. Но все выглядит так, как будто почти все экономисты из-за
подобного специфического словоупотребления внушили самим себе и другим ложное
представление, будто, рассматривая Уконкуренциюы, они что-то говорят о природе
и значении процесса, с помощью которого возникает положение вещей,
существование которого ими просто предполагается. Фактически же эта движущая
сила экономической жизни почти не обсуждается.
Я не хочу сколько-нибудь подробно рассматривать здесь те причины, которые
завели теорию конкуренции в столь курьезное положение. Как я говорил в других
главах [cм. вторую и четвертую главы], тавтологический метод, подходящий и
незаменимый для анализа индивидуальных действий, в данном случае был,
по-видимому, незаконно распространен на проблемы, где нам приходится иметь
дело с некоторым социальным процессом, когда решения множества индивидов
влияют друг на друга и неизбежно следуют друг за другом во времени.
Экономический расчет (Чистая Логика Выбора), имеющий дело с проблемами первого
рода, состоит из аппарата по классификации возможных человеческих установок
(attitudes) и дает нам технику описания взаимосвязей различных частей одного
плана. Его выводы подразумеваются его допущениями: желания и знание фактов,
одновременное присутствие которых предполагается в каком-то одном уме,
предопределяют единственность решения. Отношения, рассматриваемые в анализе
такого типа, есть логические отношения, касающиеся только выводов, которые для
разума планирующего индивида вытекают из заданных предпосылок.
Однако, сталкиваясь с ситуацией, когда множество лиц пытаются разрабатывать
свои разрозненные планы, мы не можем долее предполагать, что данные одинаковы
для всех этих планирующих умов. Проблема начинает касаться того, как Уданныеы
различных индивидов, на основе которых они строят свои планы,
приспосабливаются к объективным фактам из их окружения (включающего и действия
других людей). И хотя при решении проблем этого типа мы все еще должны
применять выработанную нами технику для быстрого выведения следствий из
заданного набора данных, нам предстоит теперь иметь дело не просто с
несколькими отдельными наборами данных различных лиц, но также -- а это куда
важнее -- с процессом, обязательно включающим непрерывные изменения в данных у
разных индивидов. Как я уже говорил ранее, причинный фактор входит сюда только
тогда, когда речь заходит об обретении нового знания различными индивидами и
об изменениях в имеющихся у них данных вследствие контактов между ними.
Связь всего этого с интересующей меня здесь проблемой станет очевидна, если
вспомнить, что современная теория конкуренции имеет дело почти исключительно с
состоянием, именуемым Уконкурентным равновесиемы, когда предполагается, что
данные разных индивидов полностью взаимосогласованы друг с другом, тогда как
проблема, требующая объяснения, касается природы процесса, порождающего такое
взаимосогласование данных. Иными словами, модель конкурентного равновесия даже
не пытается говорить, что если мы обнаруживаем такие-то и такие-то условия, то
из них будут вытекать такие-то и такие-то следствия, но ограничивается
определением условий, в которых ее выводы уже неявно содержатся и которые
предположительно могут существовать, но о которых она ничего не сообщает, как
они вообще могли бы возникнуть. Или, предвосхищая в одной фразе наш главный
вывод, конкуренция по своей природе есть динамический процесс, неотъемлемые
особенности которого отбрасываются допущениями, лежащими в основании
статического анализа.
2
То, что современная теория конкурентного равновесия допускает существование
такого состояния, тогда как действительное объяснение должно показывать, как
оно возникает в результате процесса конкуренции, лучше всего видно из
знакомого списка условий, приводимого в любом современном учебнике. Большая
часть этих условий, между прочим, не только лежит в основании анализа
Усовершеннойы конкуренции, но и равно допускается при обсуждении разнообразных
Унесовершенныхы или Умонополистическихы рынков, где на всем протяжении анализа
предполагаются определенные нереалистические Усовершенстваы [в особенности
предположения, что единая цена всегда должна быть правилом на всем рынке
данного товара и что продавцам известна форма кривой спроса]. Однако для нашей
непосредственной задачи теория совершенной конкуренции будет представлять
наиболее поучительный случай.
Хотя разные авторы могут по-разному формулировать список важнейших условий
совершенной конкуренции, приводимый мною перечень, вероятно, более чем
достаточен для нашей задачи, поскольку, как мы убедимся, эти условия в
