ответ.
- Молчите, трусы! - сказал я. - Если бы я был силен и вооружен, как
раньше, мне бы не пришлось слушать, а вам повторять подобные слова -
кто-нибудь из нас уже был бы мертв! А сейчас вы пользуетесь моей
беспомощностью.
После этого я умолк, и солдаты тоже замолчали.
Когда мы достигли лагеря, мне пришлось пройти сквозь толпу
разъяренных тласкаланцев, которые разорвали бы меня на куски, если бы их
не удерживал страх. Нам навстречу попалось также несколько испанце, но те
ничего и никого не замечали - настолько все были пьяны от мескаля и от
радости, что наконец-то Теночтитлан взят и сражение кончилось! Я еще
никогда не видел людей в таком состоянии. Ими овладело настоящее безумие.
Несчастные воображали, что отныне будут есть свою солдатскую похлебку на
золотых блюдах! Ради золота они последовали за Кортесом, ради золота они
участвовали в сотнях схваток, рискуя попасть на жертвенный алтарь, и вот
теперь это золото, как они полагали, было у них в руках.
Меня заперли в одной из комнат каменного дома, окна которого были
забраны деревянной решеткой. Пока продолжалось мое заключение, сквозь эту
решетку я видел и слышал все, что делали солдаты. Целыми днями и большую
часть ночей, если только они не были заняты службой, испанцы пьянствовали
и играли, ставя за раз по нескольку десятков песо, которые проигравший
обязывался уплатить из своей доли неисчислимых ацтекских сокровищ. Они
были настолько уверены в своей добыче, что никакие проигрыши их не
огорчали. Игра прекращалась лишь тогда, когда опьянение брало верх и все
игроки либо валились без чувств на землю, либо вскакивали из-за стола и
пускались в дикую пляску под палящим солнцем, выкрикивая как одержимые:
- Золото! Золото! Золото!
Иногда мне удавалось услышать через свое окно лагерные новости. Так я
узнал, что Кортес вернулся в лагерь, а вместе с ним - Куаутемок и еще
несколько знатных индейцев индианок. Я сам видел и слышал, как солдаты,
которым надоело играть на деньги, начали разыгрывать этих женщин в карты,
записав их приметы на отдельных листках бумаги. Одна ив женщин, судя по
этим приметам, весьма походила на мою жену Отоми. Ее выиграл какой-то
мерзавец и тут же продал другому солдату за сто песо. Эти люди не
сомневались, что теперь им достанется все - и золото, и женщины.
Так я сидел в своей тюрьме в течение многих дней, и никто меня не
беспокоил, за исключением индеанки, прибиравшей комнату и приносившей
пищу. В эти дни я только и делал, что ел за троих да спал, потому что
никакие несчастья не могли у меня отбить аппетит или сон. Мне самому не
верилось, но к концу недели я поправился ровно вдвое, от слабости моей не
осталось и следа, и я снова стал силен, как прежде.
В перерывах между сном и едой я не отходил от окна, надеясь хотя бы
издали увидеть Отоми или Куаутемока. Но все было тщетно. Зато вместо своих
друзей я увидел, наконец, своего врага. Однажды вечером перед моей тюрьмой
остановился де Гарсиа, Меня он не мог разглядеть, но мне-то хорошо была
видна на его лице дьявольская, волчья усмешка, от которой мороз пробирал
по коже. Де Гарсиа простоял так минут десять, поглядывая на мое окно,
словно голодный кот на клетку с птицей. Я почувствовал, что он ждет, когда
перед ним откроется дверь, и понял, что она откроется скоро.
Это случилось под вечер того самого дня, когда меня подвергли пытке.
Между тем я подмечал, что настроение солдат постепенно меняется. Они
перестали ставить на кон неисчислимые сокровища, перестали даже напиваться
до умопомрачения, и буйное веселье прекратилось. Вместо этого испанцы все
время сходились теперь небольшими кучками, яростно о чем-то споря. В тот
день, когда де Гарсиа пришел взглянуть на мою тюрьму, на большой площади
напротив моего окна, собралась целая толпа солдат. Сам Кортес, облаченный
в парадное платье, выехал к ним на белом коне. Площадь была слишком
далеко, чтобы слышать, что там говорилось, но я видел, как некоторые
офицеры злобно упрекали своего начальника и солдаты поддерживали их
дружными криками. Кортес что-то долго говорил им в ответ, и, наконец, все
молча разошлись.
На следующее утро едва я успел закусить, как в мою тюрьму вошли
четыре солдата и приказали мне следовать за ними.
- Куда? - спросил я.
- К нашему капитану, предатель! - ответил старший из них.
"Вот оно!" - подумал я, но вслух сказал:
- Ладно. Любая перемена лучше сидения в этой дыре.
- Охотно верю! - отозвался солдат. - Только для тебя это последняя
перемена.
Я понял: испанец думает, что ведет меня на казнь.
Через пять минут я уже стоял перед Кортесом в его доме. Рядом с ним
сидела Марина, а вокруг - несколько ближайших соратников. Предводитель
испанцев некоторое время смотрел на меня молча, потом заговорил:
- Твое имя Вингфилд; ты полукровка, наполовину испанец, наполовину
англичанин. Ты высадился в устье реки Табаско, а оттуда попал в Мехико.
Здесь тебя заставили изображать ацтекского бога Тескатлипоку. Тебе удалось
спастись от смерти, когда мы захватили большой теокалли. Затем ты примкнул
к ацтекам и принял участие в нападении и кровопролитии "Ночи печали".
Впоследствии ты стал другом и советником Куаутемока, которому помогал
защищать город. Отвечай пленник, это правда?
- Правда, генерал, - ответил я.
- Хорошо. Теперь ты попал к нам в плен и, будь у тебя хоть тысяча
жизней, тебе не спастись, потому что ты предал свою веру и свою расу. Я не
желаю рассматривать причины, побудившие тебя совершить это предательство.
Мне важны факты! Ты убил многих испанцев и наших союзников, Вингфилд, убил
подло, изменническим путем, и для меня ты - просто убийца! Тебя ждет
смерть. Как изменника и святотатца, я приговариваю тебя к повешению.
- Если так, говорить больше не о чем, - спокойно ответил я, хотя
кровь застыла в моих жилах.
- Нет, есть, - возразил Кортес. - Несмотря на все твои преступления,
я готов подарить тебе жизнь и свободу. Я готов сделать больше - при первой
же возможности отправить тебя в Европу, а там, если бог дозволит, ты,
может быть, сумеешь скрыть совершенные тобой злодеяния. Но для этого ты
должен выполнить одно условие. У нас есть основания полагать, что ты
принимал участие в сокрытии золота Монтесумы, незаконно украденного у нас
в "Ночь печали". Не отрицай, мы знаем, что это так, потому что тебя
видели, когда ты садился в лодку с сокровищами. А теперь выбирай - либо ты
умрешь позорной смертью, как предатель, либо откроешь нам тайну сокровищ.
Мгновение я колебался. Поступившись честью, я сохранял жизнь, свободу
и надежду вернуться на родину, в противном же случае меня ждала ужасная
смерть. Но тут же я вспомнил свою клятву; я подумал о том, что будет
говорить обо мне, живом или мертвом, Отоми, если я ее нарушу, и мои
колебания кончились.
- Я ничего не знаю об этих сокровищах, генерал, - холодно проговорил
я. - Можете меня убить.
- То есть ты ничего не хочешь нам говорить, предатель? Подумай! Если
ты дал какую-нибудь клятву, бог освобождает тебя от нее. Царства ацтеков
больше нет, их император - мой пленник, их столица - куча развалин.
Истинный бог дал мне победу над проклятыми идолами! Золото врага - моя
законная добыча, и я должен ее получить, чтобы расплатиться с моими
доблестными товарищами, которым нечем поживиться среди руин. Подумай еще
раз.
- Я ничего не знаю об этих сокровищах, генерал.
- Память иногда изменяет людям. Если она изменит тебе, ты умрешь,
предатель, можешь в этом не сомневаться. Но смерть не всегда приходит
быстро. Есть много способов, о которых ты, конечно, слышал, поскольку жил
в Испании.
Кортес поднял брови, многозначительно посмотрел на меня и продолжал:
- Человек умирает и все-таки продолжает жить в течение долгих недель.
Как это ни печально, мне придется прибегнуть к таким способам, чтобы
пробудить твою память - если она еще спит, прежде, чем ты умрешь.
- Я в вашей власти, генерал, - ответил я. - Вы все время называете
меня предателем, но я не предатель. Я подданный английского короля, а не
короля Испании. Сюда я прибыл вслед за одним негодяем, который по
отношению ко мне и моей семье совершил страшное злодеяние, - это один из
ваших соратников, некий де Гарсиа, или, как вы его называете, Сарседа. К
ацтекам я присоединился, чтобы найти его, и еще по некоторым причинам.
Ацтеки потерпели поражение, и теперь я ваш пленник. Но, по крайней мере,
обходитесь со мной, как честные воины обходятся с побежденным противником.
Я ничего не знаю о сокровищах. Убейте меня, и покончим на этом.
- Как человек, я, может быть, так и сделал бы, но я не просто
человек. Здесь, в Анауаке, я представляю церковь! Ты примкнул к
идолопоклонникам, ты спокойно смотрел, как твои дикие друзья приносят в
жертву и пожирают христиан, твоих братьев. За одно это тебя надо обречь на
вечные пытки, и так оно, несомненно, и будет, когда мы с тобой
разделаемся. Что касается идальго дона Сарседы, я его знаю только как
храброго товарища по оружию и не стану слушать про него всякие россказни,
выдуманные подлым вероотступником. Но если между вами и вправду была
какая-то старая вражда, я тебе не завидую, - тут в глазах Кортеса мелькнул
злобный огонек, - потому что я намереваюсь поручить тебя его заботам. В
последний раз повторяю: выбирай! Либо ты укажешь, где спрятаны сокровища,
и получишь свободу, либо будешь передан дону Сарседе. А уж он-то найдет
способ развязать тебе язык?
Странная слабость овладела мной, когда я понял, что обречен на пытки
и что пытать меня будет де Гарсиа. Зная его жестокое сердце, мог ли я
рассчитывать на снисхождение. Еще бы! Наконец-то смертельный враг попал к
нему в руки, и теперь он натешится вволю! Но все же чувство чести и воля
заглушили мой страх, и я ответил:
- Генерал, я уже сказал, что ничего не знаю об этих сокровищах.
Теперь можете меня замучить, и да простит господь вашу жестокость!
- Ах ты, святотатец! Как смеешь ты произносить имя божье, несчастный
идолопоклонник и людоед? Позвать сюда Сарседу!
Когда посланный ушел, воцарилось молчание. Я встретился взглядом с
Мариной и увидел жалость в ее добрых глазах. Но она ничем не могла мне
помочь. Кортес был разъярен. До сих пор золото не удалое найти, солдаты
требовали вознаграждения, и страх перед бунтом заставил его прибегнуть к
столь постыдному средству, хотя по натуре он не отличался жестокостью.
Несмотря на это, Марина попыталась вступиться за меня. Некоторое
время Кортес прислушивался к ее горячему шепоту, но затем грубо оттолкнул
индеанку.
- Молчи, Марина! - сказал он. - Неужели ты думаешь, я пощажу эту
английскую собаку, когда моя власть, а может быть, и сама жизнь зависят от
того, найдут сокровища или нет? Он знает, где они спрятаны! Ты сама это
сказала, когда я хотел его сразу повесить за измену. Да и шпион, конечно,
не ошибся. Ведь он его видел тогда на озере! С ними был еще один наш друг,
но он не вернулся: должно быть, они его убили. Наконец, какое тебе дело до
этого человека? Почему ты за него заступаешься? Оставь меня в покое,
Марина, у меня и без того хватает забот.
Кортес закрыл лицо руками и погрузился в безрадостные размышления.
Марина печально посмотрела на меня, словно говоря: "Я сделала, что могла".
Я поблагодарил ее взглядом.
Но вот послышались шаги, и когда я снова поднял глава, передо мной
стоял де Гарсиа. Время и лишения почти не изменили его; серебряные нити в
остроконечной бородке и вьющихся волосах только придали достоинства
