Здесь перед вами лежит один из тех, кто страдал рядом с ним и тоже не
проронил ни слова. Даже я, женщина и ваша принцесса, была приговорена к
пыткам! Но узнайте все до конца. Мы бежали, когда смерть уже стояла на
пороге, ибо я сказала моему мужу, что у людей отоми верные сердца и они не
предадут нас в беде. Я верила! Только потому я, Отоми, переоделась в наряд
продажной девки и бежала вместе с ним. Но если бы я знала, что мне
доведется увидеть здесь и услышать, если бы я только думала, как вы нас
встретите, я бы скорей умерла сто раз, только бы не стоять вот так перед
вами и не молить вас о жалости!
О народ мой, народ мой, взываю к тебе! Отвергни лживых теулей!
Оставайся всегда свободным и гордым! Твои плечи не для рабского ярма, твои
сыновья и дочери слишком благородны, чтобы сделаться слугами и забавой для
чужестранцев. Бойтесь Малинцина! Не верьте ему! Многие ваши воины погибли,
но тысячи и тысячи живы. Здесь, в вашем горном гнезде, вы можете
разгромить всех теулей Анауака, как в прошлом лживые тласкаланцы громили
здесь ацтеков. Но тогда тласкаланцы были свободны, а теперь это племя
рабов. Может быть, вы завидуете их рабской доле? О народ мой, народ мой!
Не думайте, что я защищаю себя или своего мужа, который мне дороже всего,
кроме чести. Неужели вы надеялись, что сможете отдать нас живыми этим
псам-тласкаланцам, которых Малинцин послал к вам, чтобы вас унизить?
Смотрите!
Отоми подобрала с каменной платформы брошенное в нее копье и подняла
его высоко над головой.
- Вот оружие, которое нам послал какой-то милосердный друг, и если вы
откажете нам в защите, мы умрем у вас на глазах. Тогда отошлите, если
желаете, наши тела Малинцину как залог своего миролюбия. Но ради вашего
блага заклинаю, послушайте меня! Не верьте Малинцину, и если даже вам
придется потом умереть, умрите свободными людьми, а не рабами теулей.
Взгляните на его милосердные дела - такая же награда ждет и вас, если вы
послушаетесь Махтлу!
Приблизившись к моим носилкам, Отоми быстро сдернула с меня одежду,
сняла повязки и полуобнаженного поставила на здоровую ногу.
- Смотрите! - закричала она исступленно, указывая на мои шрамы и
открытые раны на лице и ногах. - Смотрите, вот что делают теуля и
тласкаланцы! Вот что ожидает того, кто сдается им на милость. Покоряйтесь,
если хотите, выдавайте нас, если хотите, но говорю вам: тогда ваши тела
будут истерзаны точно так же! Тогда ненасытные праздные теули будут пытать
вас, пока не отнимут последнюю крупицу золота и не обратят в рабство
последнего мужчину и последнюю женщину.
Умолкнув, Отоми осторожно опустила меня на землю, потому что сам я не
держался на ногах, и встала надо мной с копьем в руке, готовая вонзить его
в мое сердце, если народ все же решит выдать нас посланцам Кортеса.
Мгновение стояла тишина, затем вся площадь сразу огласилась воплями и
криками, в десять раз более громкими, чем прежде. Но теперь в них не было
угрозы для нас. Отоми победила. Ее благородные слова, ее красота, рассказ
о наших злоключениях и вид моих ран сделали свое дело. Теперь народ был
полон ярости к теулям и их помощникам тласкаланцам, в борьбе с которыми
погибли воины отоми, Никогда еще разум и красноречие женщины не
производили столь разительной перемены. Люди стонали, раздирали на себе
одежды и потрясали оружием. Махтла несколько раз пытался заговорить, но
его стащили вниз, и он бросился бежать, спасая свою жизнь. Теперь гнев
толпы обрушился на послов тласкаланцев.
- Вот вам наш ответ Малинцину! - кричали отоми, избивая их палками. -
Вон отсюда, собаки! Бегите к своему хозяину!
Так их выгнали из Города Сосен, и толпа на площади постепенно
успокоилась. Тогда один из знатнейших вождей приблизился к Отоми,
поцеловал ей руку и проговорил:
- Принцесса, мы твои дети и мы будем стоять за тебя насмерть, ибо ты
вдохнула в наши тела новую душу. Ты справедливо сказала: лучше умереть
свободными, чем жить рабами!
- Вот видишь, муж мой, - обратилась ко мне Отоми, - я не ошиблась,
когда говорила тебе, что мой народ верен и справедлив. Но теперь нам
придется готовиться к войне. Дело зашло слишком далеко, отступать уже
поздно. Когда весть обо всем этом дойдет до ушей Малинцина, он разъярится,
как пума, у которой отняли детеныша. А сейчас пойдем отдохнем, я очень
устала.
- Отоми, - сказал я, - ты самая великая женщина, какая когда-либо
жила на свете.
- Не знаю, муж мой, не знаю, - ответила она, улыбаясь, - но раз мне
удалось спасти твою жизнь и заслужить твою похвалу - я довольна.
32. ГИБЕЛЬ КУАУТЕМОКА
Некоторое время мы жили в Городе Сосен спокойно. Раны, нанесенные мне
жестокой рукой де Гарсиа, заживали медленно, причиняя немало страданий, но
в конце концов я поправился. Однако мы с Отоми и все наши подданные
понимали, что мир продлится недолго: ведь мы выгнали за городские ворота
послов Малинцина! Многие горцы сейчас жалели об этом, но дело было
сделано: что посеешь, то и пожнешь!
Итак, мы начали готовиться к войне. Отоми возглавила совет племен, в
котором я тоже участвовал. А вскоре пришли вести о том, что пятьдесят
испанцев и пять тысяч их союзников - тласкаланцев приближаются к городу,
намереваясь стереть нас с лица земли. Я встал во главе воинов отоми - их
было десять с лишним тысяч, и по-своему все они были неплохо вооружены.
Покинув город, мы двинулись навстречу врагу по ущелью, но, пройдя две
трети его, я остановил свою армию. Однако оставаться здесь я не собирался
- в ущелье было слишком тесно, и все воины не смогли бы тут развернуться
для боя. У меня был другой план. Семь тысяч воинов я послал в обход через
горы по известным только отоми тайным тропинкам, приказав им укрыться на
гребнях скал, возвышавшихся более чем на тысячу футов по обеим сторонам
ущелья, и заготовить побольше камней.
Остальных воинов, вооруженных луками и дротиками, за исключением
отряда в пятьсот человек, который остался со мной, я расположил в засаде в
тех местах, где нависшие над ущельем скалы могли прикрыть от падающих
сверху глыб. Затем я отправил самых надежных людей на разведку: одни
должны были следить за продвижением испанцев, а другим было поручено
сделаться их проводниками.
Мне казалось, что мой план безупречен. Все шло превосходно. И тем не
менее мы едва избежали беды.
В лагере вместе с нами был Махтла. Я нарочно взял его с собой, чтобы
присматривать за ним, но и он, как оказалось, тоже не дремал.
Когда испанцам оставалось всего полдня пути до входа в ущелье, ко мне
явился один из разведчиков, которому я приказал следить за их
продвижением. Он признался, что Махтла подкупил его и уговорил
предупредить командира испанского отряда о засаде. Разведчик согласился,
взял то, что ему предложили за измену, и отправился в путь, но тут совесть
заговорила в нем, и он поспешил вернуться, чтобы все рассказать мне. Я
приказал тотчас схватить Махтлу, и еще до наступления вечера он понес
заслуженную кару за свое предательство: изменника казнили.
На следующее утро строй испанцев углубился в ущелье. Я встретил их на
полпути от лагеря со своими пятьюстами воинами. Мы вступили в бой, но
вскоре начали отступать, неся незначительные потери. Испанцы становились
все напористее, а мы отходили все быстрее, пока не обратились в бегство,
спасаясь от преследующих нас всадников.
Примерно в полумиле от конца прохода, за которым лежит Город Сосен,
ущелье делает крутой поворот и резко сужается. Здесь скалы так высоки и
отвесны, что у подножия их царит вечный полумрак. К этому повороту мы и
бежали, делая вид, что охвачены неудержимой паникой, а испанцы,
воодушевленные победой, гнались за нами, выкрикивая имена своих святых.
Но, едва завернув за угол, они сразу запели другую песню. Те, кто следил
за нами с высоты тысячи футов, подали знак, и на врага обрушился такой
ливень глыб и камней, что небо потемнело, и большая часть испанцев была
раздавлена на месте. Остальные бросились вперед, туда, где проход в скалах
расширялся. Многим удалось пробиться, но здесь их встретили мои лучники, и
теперь вместо камней на испанцев посыпались стрелы. Наконец противник в
полном беспорядке обратился в бегство, не помышляя даже о сопротивлении.
На атом и закончился бой. В ущелье мы напали на врага со всех сторон,
сверху снова обрушился град камней, и лишь немногим испанцам и их
союзникам удалось выбраться живьем обратно на равнину за грядой скал,
защищающих Город Сосен.
После этой битвы испанцы не беспокоили нас в течение многих лет,
ограничиваясь угрозами, а мое имя прославилось среди всех племен отоми.
Одного захваченного испанца я спас от смерти и позднее отпустил на
свободу. От него я узнал кое-что о де Гарсиа, или Сарседе. Он все еще
служил у Кортеса. Марина сдержала свое слово и навлекла на него немилость
за то, что он хотел пытать Отоми, а кроме того, Кортес был вол на де
Гарсиа еще и потому, что Марина свалила на него всю вину за наш побег. Она
сказала, что де Гарсиа, наверное, выпустил нас из ворот лагеря не иначе,
как за хорошую взятку.
О четырнадцати годах моей жизни, последовавших за разгромом испанцев,
я расскажу коротко, потому что, по сравнению с предыдущими, то были мирные
годы. За это время у нас с Отоми родилось трое сыновей, ставших утехой
моей жизни. Я любил их, и дети тоже были привязаны ко мне всем сердцем.
Если бы не примесь материнской крови, они были бы настоящими маленькими
англичанами, ибо я окрестил их, научил своему языку и своей вере; у них
были мои глаза, и всем своим видом, если не считать слишком смуглой кожи,
они куда больше походили на англичан, чем на индейцев.
Но этих дорогих моему сердцу детей постигла горькая участь: смерть
взяла их так же, как несчастного младенца, родившегося много лет спустя от
Лили. Двое из них умерли - один от лихорадки, которую не могло излечить
все мое искусство, а второй разбился, упав с высокого кедра, куда влез,
разыскивая гнездо коршуна. Из трех сыновей - я уже не говорю о нашем
первенце, погибшем во время осады, - остался в живых только старший, мой
любимец, но о нем речь еще впереди.
Что сказать об остальном? После победы над испанцами и их союзниками
я был избран на большом совете правителем Города Сосен наравне с Отоми, и
таким образом мы получили огромную, хотя и не абсолютную, власть.
Пользуясь ею, мне в конце концов удалось уничтожить страшный обряд
человеческих жертвоприношений, хотя это и вызвало лютую ненависть жрецов и
привело к отпадению от нашего союза многих горных племен. Последнее
жертвоприношение, если не считать еще одного и самого ужасного, о котором
мне придется рассказать ниже, было отпраздновано на теокалли перед дворцом
после разгрома испанцев в ущелье.
На третий год пребывания в Городе Сосен - к тому времени Отоми уже
родила двух сыновей - ко мне тайно прибыли вестники от друзей Куаутемока.
Он пережил все пытки и по-прежнему был пленником Кортеса. Вестники
рассказали, что Кортес скоро выступит в поход к Гондурасскому заливу через
страну, которую сейчас называют Юкатаном, и что он решил взять с собой
Куаутемока и других знатных ацтеков, опасаясь оставлять их без присмотра.
От них же мы узнали о растущем среди покоренных племен Анауака
недовольстве, вызванном жестокостью и поборами испанцев. Многие считали,
что близится час всеобщего восстания и что это восстание может увенчаться
успехом.
Те, кто послал ко мне вестников, просили собрать отряд отоми и
