нами сделают твои отоми? Убьют? Выдадут теулям?
- Завтра мы все узнаем. Но живой они меня не возьмут.
- И меня тоже. Лучше смерть, чем великодушные милости Кортеса и его
подручного де Гарсиа. Но есть ли хотя бы надежда?
- Да, любимый, надежда есть. Сейчас отоми удручены и помнят только о
том, что мы увели на смерть их лучших воинов. Однако у них добрые
мужественные сердца, и если я сумею их тронуть, все может обойтись к
лучшему. Мы с тобой ослабели от лишений, усталости и перенесенных
страданий, а нам, пережившим столько опасностей, нужно быть сильными и
смелыми. Спи, муж мой, дай мне подумать! Все будет хорошо. Ведь должны же
наши несчастья когда-нибудь кончиться?
Я уснул и наутро проснулся с новыми силами - телесными и душевными,
как всякий человек, освеженный отдыхом и ободренный сиянием дня.
Я открыл глаза, когда солнце уже стояло высоко, но Отоми встала на
рассвете и не потратила эти три часа даром. Прежде всего она добилась,
чтобы нам доставили приличную пищу и другую одежду, более подобающую
нашему достоинству, чем старые лохмотья. Затем она созвала немногих
знатных людей, которые даже в беде остались ей верными, и разослала их по
городу, чтобы они известили всех о том, что в полдень принцесса Отоми
будет говорить с народом со ступеней дворца. Она прекрасно знала, что душу
толпы растрогать гораздо легче, чем холодные сердца старейшин.
- Ты думаешь, народ соберется? - спросил я.
- Не бойся, - ответила Отоми. - Их приведет желание увидеть тех, кто
пережил осаду, и узнать от них правду. Конечно, придут и те, кто жаждет
нам отомстить.
Отоми оказалась права. Ближе к полудню жители Города Сосен начали
тысячами собираться на площади, и вскоре все пространство между ступенями
дворца и подножием теокалли было черно от несметных толп.
Отоми расчесала свои волнистые волосы, украсив их цветами, накинула
поверх белого одеяния с золотым поясом сверкающий плащ из перьев, а шею
украсила великолепным изумрудным ожерельем, тем самым, что мне дал в
сокровищнице Куаутемок; моя жена пронесла его через все опасности. Из
украшений и символов власти, хранившихся во дворце, Отоми выбрала
маленький жезл из черного дерева с золотым орнаментом. Несмотря на
усталость и пережитые страдания, сейчас она выглядела самой царственной
женщиной, какую я когда-либо видел.
Затем Отоми помогла мне лечь на мои грубые носилки и, когда настал
полдень, приказала воинам, которые доставили меня через горы, нести
носилки рядом с ней. Так мы появились в дверях дворца и заняли свое место
на верхней площадке широкой лестницы.
Многотысячная толпа встретила нас громкими криками, подобными реву
диких зверей, почуявших добычу. Этот рев, способный вселить ужас в любого
храбреца, становился все громче и громче, и вскоре для меня не осталось
сомнений, что он означает.
- Смерть им! - вопила толпа. - Выдать этих трусов теулям!
Отоми вышла вперед к краю площадки и молча подняла вверх свой черный
скипетр. Солнце озаряло ее прекрасное лицо и величественную фигуру. Люди
внизу бесновались. Тысячи голосов ревели и вопили, волнение все
возрастало, и вот толпа ринулась к Отоми, чтобы растерзать ее на куски, но
на самой последней ступени замерла и отхлынула, как волна от утеса. Потом
снизу взвилось чье-то копье и просвистело мимо шеи Отоми над самым плечом.
Видя, что нам грозит верная смерть, и не желая погибать вместе с
нами, воины поставили мои носилки на каменную площадку и укрылись во
дворце. Но Отоми не дрогнула даже тогда, когда копье едва ее не пронзило.
Презрительно и непоколебимо стояла она перед беснующейся толпой, как
истинная королева среди сварливых женщин, и мало-помалу ее величие и
мужество заставили всех умолкнуть. Когда, наконец, воцарилась тишина,
Отоми заговорила звонким голосом, слышным всем собравшимся. Горькими были
ее слова:
- Где я? Неужели это мой народ отоми? Может быть, мы сбились с дороги
и попали к диким тласкаланцам? Слушай, народ отоми! Я одна, и голос у меня
один - я не могу говорить с толпой. Изберите того, кто будет вашими
устами, и пусть он выскажет все, что у вас на сердце.
Люди снова заволновались. Одни выкрикивали одно имя, другие - другое;
в конце концов из толпы вышел жрец и знатный старейшина по имени Махтла.
Этот Махтла пользовался среди отоми большой властью. В свое время он
склонял соплеменников к союзу с испанцами и всеми силами противился
посылке армии Куитлауаку для зашиты Теночтитлана.
Махтла был не один. Вместе с ним из толпы вышли еще четыре вождя.
Взглянув на их одеяния, я узнал тласкаланцев, посланников Кортеса, и
сердце мое упало. Догадаться о цели их появления было нетрудно.
- Говори, Махтла! - сказала Отоми. - Говори, мы дадим ответ. А вы,
люди отоми, храните молчание и слушайте, чтобы рассудить нас, когда все
будет сказано.
Воцарилась мертвая тишина. Все сгрудились поближе, как овцы в загоне,
и затаили дыхание, чтобы не проронить ни единого слова.
- С тобой, принцесса, и с твоим незаконным мужем теулем разговор
будет коротким, - нагло заговорил Махтла. - Совсем недавно ты явилась сюда
за войском для Куитлауака, императора ацтеков, чтобы помочь ему в войне
против теулей, детей бога Кецалькоатля. Тебе дали это войско против
желания многих, ты убедила совет своими медовыми речами, и никто не стал
слушать нас, стоявших за дружбу и союз с белыми людьми, сыновьями бога. Ты
удалилась - и двадцать тысяч воинов, цвет нашего народа, последовали за
тобой в Теночтитлан. Где теперь эти люди? Я скажу вам. Сотни две из них
притащились домой, а все остальные носятся сейчас в воздухе в зобах у
коршунов или ползают по земле в животах у шакалов. Ты увела их на смерть,
и они все погибли. Две ваших жизни за жизнь двадцати тысяч наших отцов,
сыновей и братьев - недорогая плата! Но мы не требуем даже этого. Здесь,
рядом со мной, стоят посланцы Малинцина, вождя теулей, прибывшие к нам час
назад. Вот что говорит Малинцин, слушайте его слова:
"Выдайте мне Отоми, дочь Монтесумы, вместе с ее любовником,
предателем теулем, сбежавшим от справедливой кары за свои преступления, и
я буду великодушен к вам, люди отоми. Но если вы спрячете их или
откажетесь выдать, Город Сосен постигнет судьба Теночтитлана, владыки всех
городов. Выбирайте между моей милостью и моим гневом, люди отоми! Если вы
подчинитесь, прошлое будет забыто, и моя власть будет для вас легка. Если
же вы отвергнете мою милость, я разрушу ваш город и даже имя ваше сотру со
скрижалей земли".
- Скажите, посланники Малинцина, - обратился Махтла к тласкаланцам, -
так ли сказал Малинцин?
- Это его слова, Махтла, - ответил глашатай послов.
Снова в толпе началось волнение. Послышались возгласы:
- Выдать их! Выдайте их Малинцину как залог мира!
Отоми шагнула вперед, и снова воцарилась тишина. Все хотели услышать
ее ответ.
- Народ отоми! - заговорила она. - Я вижу, что мои подданные сегодня
судят меня и моего мужа. Хорошо, я женщина, но я буду говорить в свою
защиту, как умею, и вы, народ мой, рассудите нас с Махтлой и его друзьями,
Малинцином и тласкаланцами.
Чем мы вас обидели? Да, мы приходили к вам по приказу Куитлауака
просить у вас помощи в войне с теулями. Но что я тогда говорила? Я
говорила, что если народы Анауака не выступят все вместе против белых
людей, их сломают поодиночке, как стрелы, выдернутые из общей связки, и
бросят в огонь. Разве я вам солгала? Нет, я сказала правду, потому что
из-за предательства отдельных племен, а главное - из-за предательства
тласкаланцев Анауак пал и Теночтитлан обратился в руины, усеянные
мертвецами, как поле маисом.
- Верно! Это правда! - послышались крики.
- Да, люди отоми, это правда. Но если бы воины всех племен Анауака
сражались так же, как сражались сыны моего народа, все было бы иначе. Но
они погибли, и теперь вы хотите из-за этого выдать нас нашим врагам,
которые их убили. Я не оплакиваю павших, хотя среди них немало людей моей
крови. Сдержите свой гнев и слушайте! Я не оплакиваю их потому, что лучше
со славою пасть в бою и обрести бессмертие в Обиталище Солнца, чем жить
рабами, как вы этого, кажется, хотите, люди отоми. Я не сказала вам ни
слова неправды. Малинцин уже сломал те стрелы, которые направлял в грудь
Куаутемока, бросил их в огонь, и теперь теули варят на них похлебку.
Изменники, друзья теулей, уже превратились в их рабов. Разве вы не слышали
приказа Малинцина? Он повелел всем союзным племенам работать в
каменоломнях и на улицах Теночтитлана, пока разрушенный им город снова не
поднимется над водой во всем своем великолепии. Может быть, вы, люди
отоми, тоже хотите там проливать пот, не зная отдыха и получая в награду
только плети надсмотрщиков и проклятия теулей? Тогда торопитесь, храбрые
горцы! Конечно! Ведь ваши руки привыкли к заступам и лопатам, а не к лукам
и копьям. Вам, видно, милее исполнять все желания и повеления Малинцина,
умножая его богатства под палящим солнцем долин или в сырости каменоломен,
чем свободно жить среди этих гор, где до сих пор еще не ступала вражеская
нога.
Отоми на мгновение умолкла. Рокот смущения и беспокойства пробежал по
многотысячной толпе. Махтла вышел вперед и хотел что-то сказать, но его не
стали слушать. Народ кричал:
- Отоми! Отоми! Пусть говорит Отоми!
- Благодарю тебя, мой народ! - продолжала она. - Мне еще многое надо
сказать. Итак, наше преступление заключается в том, что мы повели за собой
войско на бой с теулями, Но как мы это сделали? Разве я приказала вам
встать в строй и идти? Нет, я объяснила вам все и сказала: "Решайте сами!"
Вы сами сделали выбор и сами послали отряды этих славных воинов, которые
погибли. Значит, мое преступление состоит в том, что вы сделали неверный
выбор, хотя я думаю, что он был правильным. Значит, за это вы хотите
сейчас выдать меня и моего мужа как залог миролюбия теулям? Слушайте!
Прежде чем вы нас предадите и наши уста умолкнут навеки, я хочу рассказать
вам правду об этой войне. С чего начать? Я не знаю. Я родила сына. Если бы
он остался жив, он стал бы вашим прицем. Мой мальчик умер в дни осады, он
умирал у меня на глазах от голода день за днем, час за часом... Но кто я
такая, чтобы жаловаться, чтобы оплакивать своего сына, когда тысячи ваших
сыновей погибли и вы кричите, что мои руки запятнаны их кровью? Я расскажу
вам о другом. Слушайте!..
И Отоми продолжала свой страшный рассказ. Жгучими словами описывала
она ужасы осады, зверства испанцев и славные подвиги воинов отоми,
которыми я командовал. Она говорила целый час, и вся огромная толпа жадно
ловила каждое ее слово. Отоми рассказала также о моем участии в схватках,
и то один, то другой из воинов, сражавшийся вместе со мной и чудом
избежавший смерти от голода или в бою, выкрикивал из толпы:
- Правда, все правда! Я это видел сам!
- И, наконец, - продолжала Отоми, - все было кончено: Теночтитлан
обращен в развалины, мой брат император, славный Куаутемок, стал пленником
Малинцина, а вместе с ним мой муж теуль, моя сестра, я сама и еще многие
другие. Малинцин поклялся обходиться с Куаутемоком и всеми его ближними
как подобает их высокому званию. Знаете, как он сдержал свою клятву? Через
несколько дней нашего императора Куаутемока посадили на кресло пыток. Рабы
жгли его горящими углями, чтобы он сказал, где спрятаны сокровища
Монтесумы! О, вы можете сколько угодно кричать теперь: "Позор! Позор!" Вы
закричите еще громче, когда узнаете, что пытали не только Куаутемока.
