этого казался еще страшнее.
Ацтек посерел, несмотря на смуглую кожу, и задрожал от страха.
- Что ты хочешь сказать, господин? - прохрипел он.
- Ты сам знаешь, что, - ответил Куаутемок тем же ужасающе спокойным
тоном и поднял палицу.
Обреченный рухнул на колени, моля о пощаде. Вопль его прозвучал так
жутко в глубине безмолвного подземелья, что я от страха едва не выронил
факел.
- Врага я мог бы еще пощадить, но предателя никогда! - ответил
Куаутемок и, бросившись на ацтека, сразил его одним ударом палицы. Затем
он поднял труп могучими руками и швырнул в пещеру с сокровищами. Там он и
лежит до сих пор среди золота я драгоценных камней, жуткий страж,
раскинувший руки, словно пытаясь прижать к себе два больших глиняных
сосуда.
Я взглянул на Куаутемока, полагая, что теперь настал мой черед. Когда
принцы тайно прячут свои сокровища, они стараются избавиться от лишних
свидетелей, - это я знал достаточно хорошо. Но Куаутемок сказал:
- Не бойся, брат. Этот человек был изменником, трусом и вором, Мы
узнали, что он дважды пытался предать нас теулям. Мало того! Он хотел
найти этот тайник, чтобы рассказать о нем нашим врагам, если они вернутся,
и поживиться добычей вместе с ними. Все это мы узнали от одной женщины,
которую он считал своей возлюбленной, но в действительности она была нашей
шпионкой, подосланной, чтобы проникнуть в тайные замыслы его черной души.
Вот он и получил свою долю сокровищ! Смотри, как он их обнимает! Даже
белый человек не смог бы крепче вцепиться в золото. Ах, теуль, если бы
земля Анауака не приносила ничего, кроме маиса для еды да кремней и меди
для стрел, никто бы не посягал на нашу свободу. Будь прокляты все эти
сокровища! Ведь из-за них заморские акулы хотят перегрызть нам горло.
Проклятие на них, говорю я! Пусть они никогда больше не засверкают при
свете солнца, пусть исчезнут навечно!
И Куаутемок снова яростно принялся за работу, стремясь поскорее
замуровать пещеру.
Скоро стена была почти готова. Когда осталось положить всего
несколько квадратных адобов, похожих на те кирпичи, какие у нас в Норфолке
идут на постройку амбаров и батрацких хижин, я просунул в отверстие факел
и последний раз заглянул в сокровищницу, ставшую одновременно могильным
склепом. Она была вся завалена мерцающими драгоценностями. Поверх одного
из сосудов лежала, сверкая, золотая голова Монтесумы с инкрустированными
изумрудными глазами. Казалось, они смотрели прямо на меня. А внизу,
привалившись спиной к этому же сосуду и обнимая руками два других,
полулежал сраженный предатель. Но, казалось, он не был мертв. Может быть,
это мне почудилось, только я увидел, как его глава открылись и уставились
на меня так же, как изумрудные глаза золотого изваяния, только взгляд их
был еще ужаснее.
Я поспешно выдернул факел из отверстия, и мы в полном молчании
продолжали работу, Когда все было кончено, мы вернулись по ходу к шахте.
Здесь я с облегчением снова увидел высоко над головой сияющие звезды.
Сделав на конце веревки двойную петлю, мы дали сигнал, и нас подняли
на высоту верхнего края черной мраморной глыбы, которой суждено было стать
надгробной плитой над сокровищами Монтесумы и над тем, кто с ними остался.
Огромный камень едва держался. Мы начали его раскачивать руками и
ногами, пока он не обрушился вниз прямо на специально приготовленный
кирпичный уступ, наглухо закрыв отверстие шахты; теперь проникнуть внутрь
можно было, только взорвав каменную плиту порохом.
Веревку снова потянули, и скоро мы благополучно достигли поверхности.
Кто-то спросил, что случилось со знатным ацтеком, который спустился
вняв вместе с нами и не вернулся.
- Как достойный и преданный слуга, он предпочел остаться, чтобы
охранять сокровища, пока они не понадобятся его повелителю, - мрачно
ответил Куаутемок.
Объяснений не потребовалось; все понимающе склонили головы. Затем
ацтеки начали заваливать узкую шахту лежавшей тут же землей. Они работали
без передышки и закончили свое дело с первыми лучами рассвета. Когда от
шахты не осталось никаких следов, один из ацтеков взял мешочек с семенами
и засеял взрыхленную землю. Кроме того, он посадил над шахтой два
привезенных с собой молодых деревца, очевидно, для того, чтобы отметить
это место. Наконец, собрав веревки и лопаты, все сели в лодки и к утру
вернулись в Теночтитлан. Оставив челны у верхних причалов, мы пробирались
в город поодиночке или по двое, надеясь, что нас никто не заметит.
Так мне довелось похоронить в тайнике сокровища Монтесумы, из-за
которых позднее меня подвергли жестоким пыткам. Вряд ли кто-нибудь сможет
их теперь отыскать! К тому времени, когда я покидал землю Анауака, никому
еще не удалось проникнуть в тайник; я думаю, что из всех принимавших
участие в том деле уже тогда не оставалось в живых никого, кроме меня. Я
видел то самое место, когда в последний раз ехал в Мехико в сопровождении
испанских солдат. Саженцы превратились в высокие могучие деревья. Я узнал
их и поклялся в душе, что с моей помощью испанцы никогда не получат
зарытых под ними сокровищ. Я и сейчас не указываю точные места, где они
покоятся вместе с прахом изменника, опасаясь, как бы эти строки не
попались на глаза кому-нибудь из испанцев.
А теперь, прежде чем говорить об осаде Теночтитлана, я должен
рассказать о том, как мы с моей женой Отоми отправились к народу отоми и
многих из них снова привели к верности и союзу с ацтеками.
Следует сказать, если только я не говорил этого раньше, что держава
ацтеков объединяла самые разные народы. Кругом обитало множество племен.
Одни были подданными ацтеков, другие - их союзниками, а третьи - их
смертельными врагами. К числу последних относились, например, тласкаланцы,
с помощью которых Кортес одолел Монтесуму и Куаутемока, небольшое, но
воинственное племя, жившее между Теночтитланом и морским побережьем. К
западу от тласкаланцев в горах жил, а может быть и сейчас живет,
многочисленный народ отоми, разделенный на несколько племен. Горцы-отоми
гораздо мужественнее ацтеков и отличаются от них по языку и происхождению.
Временами они входили в могучую державу ацтеков, временами были их
союзниками, но иногда вступали с ними в открытую борьбу на стороне
тласкаланцев. В общем, для обитателей Анауака племена отоми были примерно
тем же, что для нас, англичан, шотландские кланы.
Для того чтобы укрепить связи между ацтеками и отоми, Монтесума
женился на единственной законной наследнице их великих вождей. Она умерла
во время родов, а ее дочь Отоми, наследственная принцесса народа отоми,
стала моей женой. Несмотря на свое высокое положение среди соплеменников,
Отоми до сих пор только два раза посещала свой народ, да и то в детстве.
Однако язык отоми и их обычаи она знала превосходно - всему этому ее
научили кормилицы и наставники из племени отоми. От своих подданных,
которые подчинялись ей гораздо охотнее, чем самому Монтесуме, Отоми
получала огромную дань и пользовалась среди них большой властью.
Как уже было сказано, некоторые мятежные племена отоми, соединились с
тласкаланцами и вместе с ними принимали участие в войне на стороне
испанцев. Поэтому большой совет решил направить Отоми и меня, ее мужа, в
Город Сосен, служивший столицей для всего народа отоми. Нам было поручено
важное дело - вернуть горцев под знамена ацтеков.
По обычаю, первыми отправились гонцы, а затем и мы двинулись в путь,
который мог для нас окончиться чем угодно. Путешествовали мы с большой
пышностью. С каждым днем наш почетный эскорт увеличивался, потому что едва
племена отоми узнавали о приближении их принцессы и ее мужа-теуля,
принявшего сторону ацтеков, толпы народа спешили присоединиться к ее
свите, и когда на восьмой день мы достигли, наконец, Города Сосен, за нами
двигалась, оглушая нас дикой музыкой, целая армия - по крайней мере тысяч
десять рослых свирепых горцев. Однако по дороге Отоми не вступала в
разговоры ни с воинами, ни с их вождями, ограничиваясь обычными
приветствиями, хотя горцы каждое утро, когда мы отправлялись в путь - я
верхом на отбитом у испанцев коне, а моя жена в паланкине, - встречали нас
громкими криками и невероятным шумом.
По мере нашего продвижения страна, как и ее обитатели, становилась
все более дикой и прекрасной. Теперь мы двигались сквозь сосновые леса с
островками дубовых рощ, зарослей красивого кустарника и папоротника. То и
дело нам приходилось пересекать полноводные бурные реки или пробираться по
ущельям и горным проходам, с каждым часом поднимаясь все выше и выше.
Здесь в горах природа напоминала мне Англию, только солнца было гораздо
больше.
Наконец, на восьмой день пути, мы углубились в ущелье среди красных
скал. Оно тянулось на протяжении почти мили и было местами таким узким,
что по нему не смогли бы проехать рядом три всадника. Отвесные утесы
вздымались по обеим его сторонам на высоту до двух тысяч футов. Это была
единственная дорога, ведущая к Городу Сосен, если не считать нескольких
тайных горных троп.
- Смотри, - сказал я Отоми, - здесь одна сотня воинов сможет
задержать целую армию!
Тогда я не думал, что в будущем мне придется это сделать самому.
Но вот ущелье повернуло, и я от удивления остановил коня: передо мной
во всей своей красе раскинулся Город Сосен. Он лежал в круглой долине
диаметром миль в двенадцать, окруженной кольцом гор, склоны которых были
сплошь покрыты дубовыми и кедровыми лесами. Только одна вершина позади
города в самом центре этого горного кольца была не зеленой, а черной от
лавы. Над ее снежной шапкой днем вздымался столб дыма, озаряемый ночью
бушующим пламенем. Это был вулкан Хака, или "Королева". Он не так высок,
как его собратья, вулканы Орисаба, Попокатепетль и Истаксиуатль, но мне
кажется, Хака превосходит их всех совершенством формы и красотой то
синего, то пурпурного огня, который вздымается над ним по ночам или когда
его недра потревожены. Племена отоми поклоняются вулкану, как богу,
принося ему человеческие жертвы, и в этом нет ничего удивительного, ибо
однажды потоки лавы вырвались из кратера и проложили себе дорогу через
весь Город Сосен. Они считают, что на священной вершине живут духи, а
потому никто не осмеливается переступить границу снегов. И тем не менее
мне суждено было это сделать - мне и еще одному человеку.
В самом центре горного кольца, у подножия могучего вулкана Хака с его
снежной вершиной, увенчанной дымным султаном, лежит Город Сосен. Вернее -
не лежит, а лежал, потому что, когда я его покинул, там остались одни
развалины. Но в те времена это был настоящий город, хотя и не столь
обширный, как другие города Анауака, которые мне довелось повидать. В нем
жило всего тысяч тридцать пять человек, ибо горцы-отоми не любят селиться
в городах. Но хотя Город Сосен и невелик, зато он был красивее всех других
индейских городов. Прямые улицы сходились к центральной площади. Вдоль них
стояли утопающие в зелени садов дома из лавы с кровлями, выбеленными
известкой. Посреди площади возвышался текапли, священная пирамида, с
храмами, украшенными рядами черепов, а напротив стоял дворец предков Отоми
- длинное, низкое и очень старое здание со множеством дворов и
бесчисленными изваяниями змей и ухмыляющихся богов. Дворец и теокалли были
облицованы великолепным белым камнем, сверкавшим при солнечном свете, как
серебро, благодаря чему оба здания резко выделялись на фоне темных домов,
выстроенных из лавы.
Таким я увидал Город Сосен впервые. Когда я его видел в последний
