упрекай, если хочешь, я сказала свое последнее слово. Можешь осудить этого
человека на смерть, но тогда, повелитель, ищи другого посла, чтобы
заставить отоми сражаться за Анауак. Куитлауак задумался, тяжело глядя в
пространство перед собой и пощипывая бородку. Воцарилась мертвая тишина.
Никто не знал, каким будет его решение.
Но вот он заговорил:
- Да будет так! Нам нужна моя племянница Отоми. Бороться с женской
любовью неразумно. Теуль, мы дарим тебе жизнь, а вместе с ней богатство,
честь, знатнейшую женщину нашей земли и место на нашем совете. Прими все
это, но подумайте - я говорю вам обоим! - подумайте, как этим
воспользоваться. Если ты нас предашь, если ты только задумаешь нам
изменить, клянусь, ты умрешь самой медленной и такой страшной смертью, что
при одной лишь мысли о ней сердце твое оледенеет! И с тобой умрут все -
жена, дети, слуги. Ты понял? Покончим на этом. Пусть он принесет клятву.
Я слушал его, а сердце мое едва билось и глаза застилало туманом. Еще
раз мне удалось спастись от неминуемой гибели!
Но вот туман рассеялся, и мои глаза встретились с главами женщины,
которая меня спасла. Отоми, жена моя, смотрела на меня с грустной улыбкой.
Ко мне приблизился жрец. В руках у него была деревянная чаша,
покрытая причудливой резьбой, и кремневый нож. Он заставил меня обнажить
руку, сделал на ней надрез, так что кров брызнула в чашу, затем вылил из
нее несколько капель на землю, бормоча какие-то заклинания. После этого
жрец вопросительно посмотрел на Куитлауака, и тот, горько усмехнувшись,
ответил ему:
- Освяти его кровью принцессы Отоми. Ведь она за него ручалась!
- Нет, повелитель! - возразил Куаутемок. - Они уже смешали свою кровь
на жертвенном камне, а кроме того, они муж и жена. Но я тоже за него
поручился, и я дам свою кровь, как залог моей жизни.
- У этого теуля хорошие друзья, - сказал Куитлауак. - Ты ему
оказываешь слишком много чести, принц. Но пусть будет по-твоему!
Куаутемок вышел вперед. Жрец хотел надрезать ему руку ножом, но принц
удержал его и со смехом проговорил, показывая на стреляную рану у себя на
шее:
- Убери нож! Вот рана, нанесенная теулями. Словно нарочно для такого
случая!
Сдвинув повязку, жрец собрал немного крови Куаутемока в другую
маленькую чашу, затем обмакнул в нее палец и начертил у меня на лбу крест,
словно христианский священник на лбу новорожденного.
- Перед ликом нашего бога, - медленно заговорил жрец, - именем бога
всевидящего и вездесущего отмечаю тебя этой кровью, и да будет она твоей!
Перед ликом нашего бога, именем бога всевидящего и вездесущего проливаю
твою кровь на землю!
Тут он пролил часть моей крови и продолжал:
- Как эта кровь исчезла в земле, пусть исчезнет и будет забыта твоя
прошлая жизнь, ибо ты вновь родился среди народа Анауака. Перед ликом
нашего бога, именем бога всевидящего и вездесущего я смешиваю кровь с
кровью, - жрец смешал кровь из обеих чаш, - и касаюсь этой кровью твоего
языка, - обмакнув палец в чашу, он коснулся им кончика моего языка, - дабы
ты мог повторить слова клятвы: "Пусть все страдания и болезни поразят
меня, пусть проживу я всю жизнь в нищете и умру в мучениях страшной
смертью, пусть душа моя будет изгнана из Обители Солнца, пусть она
странствует вечно во мраке, лежащем за звездами, если преступлю эту
клятву.
Я, теуль, клянусь в верности народу Анауака и его законным
правителям. Клянусь сражаться со всеми его врагами, вплоть до их
истребления, а особенно с теулями, покуда не будут они сброшены в море.
Клянусь не гневить богов Анауака. Клянусь быть верным супругом Отоми,
принцессы народа отоми, дочери Монтесумы, до конца ее дней. Клянусь не
пытаться бежать из этой страны. Клянусь позабыть об отце и матери и о
земле, на которой родился, ради этой земли, что стала мне новой родиной. И
да будет клятва моя нерушима, пока из жерла Попокатепетля извергается дым
и пламя, пока наши вожди царствуют в Теночтитлане, пока наши жрецы
приносят жертвы на алтарях богов и пока существует народ Анауака."
- Клянешься ли ты во всем этому? - возгласил жрец.
И мне пришлось ответить:
- Клянусь во всем.
Многое в этой клятве мне совсем не нравилось, однако делать было
нечего. Но вот что примечательно! С той ночи не прошло и пятнадцати лет,
как Попокатепетль перестал извергать дым и пламя, в Теночтитлане не
осталось ни одного ацтекского вождя, жрецы перестали приносить жертвы на
алтарях богов, народ Анауака перестал быть народом, и, следовательно,
клятва моя утратила всякую силу и смысл. А ведь жрец перечислял все это
как нечто самое незыблемое, нерушимое!
Когда я принес клятву, Куаутемок приблизился и обнял меня:
- Приветствую тебя, теуль, брат мой по крови и духу! - сказал он. -
Теперь ты один из наших, и мы ждем от тебя совета и помощи. Садись со мной
рядом.
Я недоверчиво взглянул на Куитлауака, но тот ответил мне с ласковой
улыбкой:
- Теуль, судьба твоя решена. Мы тебя приняли, и ты принес великую
клятву братства и верности. Нарушить ее - значит умереть страшной смертью
и обречь себя на мучения на том свете. Забудь же обо всем, что было
сказано, когда весы колебались, ибо чаша склонилась на твою сторону. Пока
ты не дашь нам повода усомниться в тебе, в нас ты можешь не сомневаться.
Отныне, как муж Отоми, - ты вождь среди вождей, наделенный богатством и
властью, и можешь по праву сидеть на нашем совете рядом со своим братом
Куаутемоком.
Я занял указанное мне место, и Отоми удалилась. Со мной было все
решено. Куитлауак вернулся к насущным государственным делам.
Он говорил медленно, с трудом, и голос его не раз прерывался от горя.
Он говорил о страшных бедствиях, обрушившихся на страну, о гибели сотен
храбрейших ацтеков, об избиении жрецов и воинов на большом теокалли, о
надругательстве над богами Анауака. Положение было отчаянное.
- Что делать? - спрашивал Куитлауак. - Монтесума умирает пленником в
лагере теулей, а тем временем огонь, который он сам раздул, пожирает
страну. Все усилия наши разбиваются о железную мощь этих белых дьяволов,
вооруженных непонятным и страшным оружием. Каждый день приносит новые
поражения. На что надеяться, когда боги свергнуты, когда их алтари залиты
кровью жрецов, когда оракулы безмолвствуют или пророчат гибель?
Один за другим поднимались вожди и военачальники, высказывая свое
мнение. Наконец, Куитлауак проговорил, глядя на меня:
- Среди нас находится новый член совета, опытный в военных делах и
обычаях белых людей. Час назад он сам был одним из них. Может быть, он
скажет что-нибудь утешительное? Говори, брат мой!
И тогда я заговорил:
- Высокородный Куитлауак, вожди я принцы! Вы оказали мне честь,
спрашивая у меня совета. Я отвечу вам коротко. Вы зря тратите силы, бросая
свои отряды против каменных стен и оружия теулей. Так вы их не одолеете.
Чтобы добиться победы, нужно действовать по-другому. Испанцы не боги, как
думают невежды, они обыкновенные люди, и ездят они не на демонах, а на
обыкновенных вьючных животных. В стране, где я родился, эти животные
служат для всевозможных целей. Испанцы, как я сказал, обыкновенные люди. А
разве люди не испытывают жажды и голода? Разве они могут обходиться без
сна? Разве их нельзя убить сотнями способов? И разве вы сами не видите,
что они уже смертельно измучены? Пусть это будет моим словом утешения.
Прекратите атаки и окружите лагерь теулей так плотно, чтобы ни к ним, ни к
их союзникам тласкаланцам не проникало ни крошки пищи. Не пройдет и десяти
дней, как они либо сдадутся, либо попытаются прорваться к побережью. Но
для этого им придется сначала выйти из города. Если мы пересечем все дамбы
рвами, теулям придется нелегко! И вот тогда, когда они попытаются
вырваться, нагруженные золотом, которого они жаждали и ради которого сюда
явились, тогда, повторяю, настанет час обрушиться на них и уничтожить всех
до единого!
Ропот одобрения встретил мои слова.
- Похоже, что мы не ошиблись, сохранив жизнь этому человеку, - сказал
Куитлауак. - Он говорит мудро, и я жалею только о том, что мы не
действовали так с самого начала. Я готов последовать его совету. А что
скажете вы, вожди?
- Мы скажем вместе с тобой: его слова мудры! - ответил Куаутемок. -
Надо, чтобы они стали делом.
Вскоре после этого совет закончился, и на исходе ночи я отправился в
свою комнату, полуживой от усталости и волнения, пережитого за эти сутки,
полные всевозможных событий. На востоке уже разгоралась заря. Сумеречный
свет ее помог мне отыскать дорогу среди безлюдных переходов дворца, и,
наконец, я добрел до знакомого занавеса. Я откинул его и вошел. Там в
дальнем конце комнаты стояла женщина, Призрачный свет мерцал на ее
белоснежном одеянии, на ее распущенных иссиня-черных волосах и золотых
украшениях. Это была Отоми, моя жена.
Я приблизился к ней. Она скользнула мне навстречу с простертыми
вперед руками. Они обвились вокруг моей шеи, а губы ее запечатлели поцелуй
на моем лбу.
- Свершилось, - прошептала она. - О, любовь моя, господин мой! К
добру или к худу, но теперь мы одно до самой смерти, ибо наши клятвы
нельзя нарушить.
- Поистине свершилось, Отоми, - ответил я, - и клятвы наши нерушимы
на всю жизнь, хотя ради них я нарушил другую клятву.
Так я, Томас Вингфилд, стал супругом Отоми, принцессы народа отоми,
дочери Монтесумы.
24. "НОЧЬ ПЕЧАЛИ"
Наутро, когда я проснулся, решение совета уже было исполнено: все
мосты, соединявшие дамбы, разрушены, а сами дамбы, пересекающие озеро,
подобно широким приподнятым над водой дорогам, перекопаны глубокими рвами.
К вечеру, облаченный в наряд индейского воина, я вместе с Куаутемоком
и военачальниками отправился на переговоры с Кортесом. Кортес говорил с
той самой башни, на которой стрела Куаутемока поразила Монтесуму.
Переговоры ничего не дали, и я вспоминаю о них лишь потому, что впервые
после того, как оставил Табаско, увидел вблизи Марину и услышал ее певучий
и нежный голос. Она стояла, как обычно, рядом с Кортесом и переводила
ацтекам его условия перемирия. Одно ив них показало мне, что де Гарсиа не
потратил времени зря. Кортес обещал отпустить несколько знатных ацтеков в
обмен на белого человека, сбежавшего с жертвенного алтаря, которого
испанцы хотели повесить как шпиона и дезертира, изменившего королю
Испании.
"Интересно, - подумал я, - знает ли Марина, что "белый человек" - это
ее старый друг из Табаско?"
- Как видишь, тебе повезло, теуль, - со смехом обратился ко мне
Куаутемок. - Если бы ты не стал одним из наших, твои собратья встретили бы
тебя веревочной петлей!
Затем он ответил Кортесу, ни словом не упоминая обо мне. Он советовал
испанцам готовиться к смерти.
- Многие из нас погибли, - говорил Куаутемок, - но и вы погибнете
тоже. Теули, вы умрете от голода и жажды или на алтарях наших богов. Вам
нет спасения, теули, ибо мосты разрушены!
И вся многотысячная толпа подхватила его слова:
- Вам не спастись, теули! Мосты разрушены!
Затем засвистели стрелы, и я вернулся во дворец, чтобы рассказать
Отоми все, что мне удалось узнать о ее двух сестрах-заложницах и о ее
отце. По словам испанцев, Монтесума лежал при смерти.
Я также поведал Отоми о происках своего врага. Она поцеловала меня и,
улыбаясь, сказала, что, хотя отныне моя жизнь и связана с вей, это
все-таки лучше, чем если бы я попал в руки испанцев.
Два дня спустя по городу разнесся слух о смерти Монтесумы, а вскоре
