лат.)}.
О милостивый государь, о domine, clochidonnaminor nobis! {
Господин, околоколодетельствуй нас! (средневек. лат.) } Ведь
это est bonum urbis { Достояние города (лат.)}. В них нуждаются
все поголовно. Если вашей кобыле от них польза, следственно и
нашему факультету, que comparata esi jumentis insipientibas et
similis facta est eis psalmo nescio quo { Каковой уподоблен был
скотам неразумным и сравнялся с ними, смотри псалом, не знаю
какой (лат.) }, -- это у меня где-то записано на клочке, -- et
est unum bonum Achilles { Это Ахилл на славу (средневек.
лат.)}. Кихи, каха, кха!
Вот я вам сейчас докажу, что вы должны мне вернуть их! Ego
sic argumentor:
Omnis clocha clochabilis, in clocherio clochando, clochans
clochotivo clochare facit clochabiliter clochantes. Parisius
habet clochas. Ergo glus { Я рассуждаю следующим образом:
всякий колокол колокольный, на колокольне колокольствующий,
колоколя колоколительно, колоколение вызывает у
колокольствующих колокольственное. В Париже имеются колокола.
Что и требовалось доказать (средневек. лат.) }.
Xa-xa-xa! Недурно сказано! Точь-в-точь in tertio prime {
По третьему модусу первой фигуры (лат.) }, по Darii { Название
этого модуса. -- Ред.} или какому-то еще. Истинный Бог,
когда-то я мастер был рассуждать, а теперь вот могу только дичь
пороть, и ничего мне больше не нужно, кроме доброго вина и
мягкой постели. Спину поближе к огню, брюхо поближе к столу, да
чтобы миска была до краев!
Ax, domine, прошу вас in nomine Patris et Filii et
Spiritus Sancti amen { Во имя Отца и Сына и Святого Духа аминь!
(лат.) }, верните нам колокола, и да хранят вас от всех
болезней и здравия да ниспошлют вам Господь Бог и Царица
Небесная, qui vivit et regnat per omnia secula seculorum, amen!
{ Его же царствию не будет конца, аминь! (лат.) } Кихи, каха,
кихи, каха, кххха!
Verum enim vero, quando quidem, dubio procul, edepol,
quoniam, ita certe, meus Deus fidus { Но, однако же, поелику,
без сомнения, клянусь Поллуксом, коль скоро, во всяком случае,
Бог свидетель (лат.)}, город без колоколов -- все равно что
слепец без клюки, осел без пахвей, корова без бубенчиков. Пока
вы нам их не вернете, мы будем взывать к вам, как слепец,
потерявший клюку, верещать, как осел без Пилвей, и реветь, как
корова без бубенчиков.
Некий латинист, проживающий недалеко от больницы, однажды,
процитировав светского поэта Балдануса, -- то есть, виноват,
Понтануса, -- изъявил желание, чтобы самые колокола были
сделаны из перьев, а языки -- из лисьих хвостов, иначе, мол, у
него от них мозговая колика начинается, когда он плетет свои
стихообразные вирши. Но за это самое, туки-тук, туки-тук, лясь,
хрясь, вверх тормашки, кувырком, его у нас объявили еретиком,
-- ведь мы еретиков, как блины, печем. А засим, как говорится:
"Свидетель, вы свободны!" Valele et plaudite. Calepinus
recensui { Прощайте и хлопайте. Я, Калепино, проверку окончил
(лат.)}.
ГЛАВА XX. О том, как богослов унес свое сукно
и как у него началась тяжба с другими сорбоннистами
Когда богослов окончил свою речь, Понократ и Эвдемон
залились таким неудержимым хохотом, что чуть было не отдали
Богу душу, -- точь-в-точь как Красе при виде осла, глотавшего
репейники, или Филемон, который умер от смеха при виде осла,
пожиравшего фиги, приготовленные к обеду. Глядя на них,
захохотал и магистр Ианотус, -- причем неизвестно, кто смеялся
громче, -- так что в конце концов на глазах у всех выступили
слезы, ибо от сильного сотрясения мозговое вещество отжало
слезную жидкость, и она притекла к глазным нервам. Таким
образом, они изобразили собой гераклитствующего Демокрита и
демокритствующего Гераклита.
Когда же все вволю насмеялись, Гаргантюа обратился за
советом к своим приближенным, как ему поступить. Понократ
высказал мнение, что блестящего оратора следует еще раз напоить
и, ввиду того что он их развлек и насмешил почище самого
Сонжекре, выдать ему десять пядей сосисок, упомянутых в его
игривой речи, штаны, триста больших поленьев, двадцать пять
бочек вина, постель с тремя перинами гусиного пера и весьма
объемистую и глубокую миску, -- словом, все, в чем, по его
словам, он на старости лет нуждался.
Все это и было ему выдано, за исключением штанов, ибо
Гаргантюа усомнился, чтобы так, сразу, можно было найти оратору
подходящего размера штаны; к тому же Гаргантюа не знал, какой
фасон приличествует магистру: с форточкой ли наподобие
подъемного и опускного моста, которая упрощает задней части
отправление естественной потребности, морской ли фасон,
упрощающий мочеиспускание, швейцарский ли, чтобы пузу было
теплее, или же с прорезами, чтобы не жарко было пояснице; а
потому он велел заместо штанов выдать оратору семь локтей
черного сукна и три локтя белой материи на подкладку. Дрова
отнесли ему на дом носильщики; сосиски и миску понесли магистры
наук; сукно пожелал нести сам магистр Ианотус. Один из
помянутых магистров, по имени Жус Бандуй, заметил, что
богослову это не пристало и не подобает, а посему пусть, мол,
он передаст сукно кому-нибудь из них.
-- Ах ты, ослина, ослина! -- воскликнул Ианотус. -- Не
умеешь ты выводить заключения in modo et figura { По модусу и
фигуре (лат.)}. He пошли тебе, видно, впрок Предположения a
Parva logicalia! Panus pro quo supponit?{ Малые логикалии!
Сукно к чему приложимо? (лат.)}
-- Confuse et distributive { Бессистемно и к разным лицам
(лат.)}. -- отвечал Бандуй. -- Я тебя не спрашиваю, ослина, quo
modo suppomt, но pro quo { Каким образом приложимо, но к чему
(лат.) }. Ясно, ослина, что pro tibiis meis { К моим голеням
(лат.)}. Следственно, сукно понесу я, egomet, sicut suppositum
portat adpositum { Я сам, подобно тому как субстанция несет
акциденцию (лат.) }. И он понес его крадучись, как Патлен.
Однако на этом дело не кончилось: старый хрен еще раз
торжественно потребовал штаны и сосиски на пленарном заседании
в Сорбонне, но ему было в этом решительно отказано на том
основании, что, по имеющимся сведениям, он уже все получил от
Гаргантюа. Магистр Ианртус возразил, что то было сделано gratis
{ Бескорыстно (лат.)} благодаря щедрости Гаргантюа, каковая-де
не освобождает сорбонников от исполнения данных обещаний. Со
всем тем ему было сказано, что с ним рассчитались по
справедливости и больше он ни шиша не получит.
-- По справедливости? -- возопил Ианотус. -- Да у вас тут
ею и не пахнет. Ах, подлецы вы этакие, дрянь паршивая! Свет еще
не видел таких мерзавцев, как вы. Уж я-то знаю вас как свои
пять пальцев, -- чего же вы припадаете на ногу перед хромым?
Ведь я делал всякие пакости вместе с вами. Вот, отсохни у меня
селезенка, донесу я ужо королю о тех страшных беззакониях,
которые вы здесь замышляете и творите, и пусть на меня нападет
проказа, если он не велит всех вас сжечь живьем, как
мужеложцев, злодеев, еретиков и соблазнителей, отверженных
самим Богом и добродетелью!
За эти слова его привлекли к суду, но он добился отсрочки
судебного разбирательства. В общем, тяжба затянулась и тянется
доныне. По сему случаю сорбонники дали обет не мыться, а
Ианотус и иже с ним дали обет не утирать носа до тех пор, пока
не будет вынесен окончательный приговор.
Во исполнение данных обетов они и до сей поры пребывают
грязными и сопливыми, ибо суд еще не раскумекал это дело до
тонкости. Приговор последует в ближайшие греческие календы,
иными словами, никогда не последует, -- вы же знаете, что судьи
сильнее самой природы и даже своих собственных законов. Так,
например, согласно парижским кодексам един Бог властен
продолжать что-либо до бесконечности. Природа сама по себе не
создает ничего бессмертного, ибо всему произведенному ею на
свет она же сама полагает предел и конец: omnia orta cadunt {
Все рожденное обречено гибели (лат.)} и т. д. Но усилиями этих
крючкотворов разбираемые ими тяжбы становятся бесконечными и
бессмертными. Таким образом, они подтверждают справедливость
изречения, принадлежащего Хилону Лакедемонянину и вошедшего в
поговорку у дельфийцев: нищета -- подруга тяжбы, а все
тяжущиеся -- нищие, ибо скорее настанет конец их жизни, нежели
конец тому делу, которое они возбудили.
ГЛАВА XXI. О том, чем занимался Гаргантюа по расписанию,
составленному его учителями-сорбоннщиками
Спустя несколько дней по прибытии Гаргантюа в Париж
колокола были водворены на место, и парижане в знак
благодарности за этот великодушный поступок обратились к нему с
предложением кормить и содержать его кобылицу, сколько он
пожелает, к каковому предложению Гаргантюа отнесся весьма
благосклонно, вследствие чего кобылицу отправили в Бьерский
лес. Полагаю, впрочем, что теперь ее уже там нет.
После этого Гаргантюа возымел охоту со всем возможным
прилежанием начать заниматься под руководством Понократа, но
тот для начала велел ему следовать прежней методе: Понократу
нужно было уяснить себе, каким способом за столь долгий срок
бывшие наставники Гаргантюа ничего не сумели добиться и он
вышел у них таким олухом, глупцом и неучем.
Время Гаргантюа было распределено таким образом, что
просыпался он обыкновенно между восемью и девятью часами утра,
независимо от того, светло на дворе или нет, -- так ему
предписали наставники-богословы, ссылавшиеся на слова Давида:
Vanum est vobis ante lucern surgere { Напрасно вы до света
встаете (лат.)}.
Некоторое время он для прилива животных токов болтал
ногами, прыгал и валялся в постели, затем одевался глядя по
времени года, причем особенной его любовью пользовался широкий
и длинный плащ из плотной фризской ткани, подбитый лисьим
мехом; потом причесывался альменовским гребнем, сиречь
пятерней, ибо наставники твердили ему, что причесываться иначе,
чиститься и мыться -- это значит даром терять время, отведенное
для земной жизни.
Засим он испражнялся, мочился, харкал, рыгал, пукал,
зевал, плевал, кашлял, икал, чихал, сморкался, как архидьякон,
и, наконец, завтракал, а на завтрак, чтобы ему не повредили ни
сырость, ни сквозняк, подавались превосходные вареные потроха,
большом количестве ломтики хлеба, смоченные в супе.
Понократ заметил, что, встав с постели, нужно сейчас же
проделать некоторые упражнения, а не набрасываться на еду. Но
Гаргантюа возразил:
-- Как? Разве я недостаточно упражняюсь? Прежде чем
встать, я раз семь перевернусь с боку на бок. Неужели этого
мало? Папа Александр по совету врача-еврея делал то же самое и
назло завистникам дожил до самой своей смерти. Меня к этому
приучили мои бывшие учителя, -- они говорили, что завтрак
хорошо действует на память, и по этой причине за завтраком,
никого не дожидаясь, выпивали. Я от этого чувствую себя
прекрасно и только с большим аппетитом ем. Магистр Тубал
говорил мне, -- а он здесь, в Париже, лучше всех сдал на
лиценциата: дело, мол, не в том, чтобы быстро бегать, а в том,
чтобы выбежать пораньше; так же точно, если человек хочет быть
в добром здоровье, то не следует пить, и пить, и пить
бесперечь, как утка, -- достаточно выпить с утра. Unde versus {
Откуда стихи (лат.)}:
Беда с утра чуть свет вставать --
С утра полезней выпивать.
Плотно позавтракав, Гаргантюа шел в церковь, а за ним в
огромной корзине несли толстый, засаленный, завернутый в мешок
служебник, весивший вместе с салом, застежками и пергаментом ни
