проходил не без пользы, ибо на зеленом лугу они читали на
память какие-нибудь занятные стихи из Георгин Вергилия, из
Гесиода, из Рустика Полициано, писали на латинском языке
шутливые эпиграммы, а затем переводили их на французский язык в
форме рондо или же баллады.
Во время пиршества они, следуя указаниям Катана в De re
rust. {"О сельском хозяйстве" (лат.)} и Плиния, с помощью
трубочки, сделанной из плюща, выцеживали из разбавленного вина
воду, промывали вино в чане с водой, а затем пропускали его
через воронку, перегоняли воду из одного сосуда в другой или же
изобретали маленькие автоматические приспособления, то есть
такие, которые двигаются сами собой.
ГЛАВА XXV. О том, как между лернейскими пекарями и подданными Гаргантюа возгорелся великий спор, положивший начало кровопролитным война
В эту пору, а именно в начале осени, когда на родине
Гаргантюа идет сбор винограда, местные пастухи сторожили
виноградники и смотрели, чтобы скворцы не клевали ягод.
В это самое время по большой дороге не то на десяти, не то
на двенадцати подводах лернейские пекари везли в город лепешки.
Помянутые пастухи вежливо попросили пекарей продать им по
рыночной цене лепешек. А ведь надобно вам знать, что для людей,
страдающих запором, виноград со свежими лепешками -- это
воистину пища богов, особливо "пино", "фьер", "мюскадо",
"бикан" или же "фуарар"; от этого кушанья их так несет, что они
иной раз не успевают донести до отхожего места, -- вот почему
их зовут недоносками.
Просьбу пастухов пекари не соизволили удовлетворить, --
более того, они начали изрыгать на них самую зазорную брань:
обозвали их беззубыми поганцами, рыжими-красными -- людьми
опасными, ерниками, за...рями, прощелыгами, пролазами,
лежебоками, сластенами, пентюхами, бахвалами, негодяями,
дубинами, выжигами, побирушками, задирами, франтами -- коровьи
ножки, шутами гороховыми, байбаками, ублюдками, балбесами,
оболдуями, обормотами, пересмешниками, спесивцами,
голодранцами, с...ными пастухами, г...ными сторожами,
присовокупив к этому и другие оскорбительные названия и
прибавив, что они, мол, хороши с отрубями да с мякиной, а такие
вкусные лепешки не про них писаны.
В ответ на подобные оскорбления один из пастухов, по имени
Фрожье, юноша именитый и достойный, кротко заметил:
-- С чего это вы стали так нос задирать? Скажите
пожалуйста! Бывало, раньше сколько угодно продавали, а нынче не
желаете? Это не по-добрососедски, мы с вами так не поступаем,
когда вы приезжаете покупать нашу отборную пшеницу, из которой
вы печете пирожки и лепешки. А мы еще хотели дать вам за них
винограду в придачу! Нет, клянусь раками, вы потом пожалеете.
Не зарекайтесь, вам еще придется с нами дело иметь, а мы вот
так же с вами обойдемся, -- тогда вы меня вспомните.
На это Марке, великий жезлоносец братства пекарей, ему
сказал:
-- Что это ты нынче уж больно распетушился? Видно, проса
на ночь наелся. А ну, поди сюда, я тебе дам лепешку!
Тут Фрожье, ничего не подозревая, приблизился к нему и
достал из-за пояса монету, ибо он был уверен, что Марке продаст
ему лепешек; однако вместо лепешек он получил кнутом по ногам,
да так, что на них тотчас же выступили рубцы. Засим Марке
попытался улепетнуть, но в эту минуту Фрожье, истошным голосом
завопив: "Караул!" -- запустил в него здоровенной дубиной,
которая была у него под мышкой, и угодил прямо в шов лобной
кости, над правей височной артерией, так что Марке замертво
свалился с кобылы.
Тем временем сбежались хуторяне, сбивавшие поблизости
длинными шестами орехи, и начали молотить пекарей, как
недоспелую рожь. Заслышав крики Фрожье, налетели со своими
пращами другие пастухи и пастушки и принялись осыпать пекарей
градом камней. В конце концов они догнали пекарей и отняли у
них штук шестьдесят лепешек, заплатив им, однако ж, по обычной
цене и надавав им в придачу орехов и три корзины белого
винограду. Пекари помогли тяжко раненному Марке сесть верхом, а
затем двинулись, но уже не в Парелье, а обратно в Лерне, и тут
с языка у них сорвались мрачные и недвусмысленные угрозы
сейийским и синейским хуторянам и пастухам.
А пастухи и пастушки досыта наелись лепешек и отменного
винограду, потом заиграла приятная для слуха волынка, и они
начали веселиться, со смехом вспоминая заносчивых пекарей,
которым так не повезло, очевидно, потому, что они нынче не с
той ноги встали, а что касается Фрожье, то ему с крайним
тщанием промыли раны на ногах соком простого винограда, и он
тут же выздоровел.
ГЛАВА XXVI. О том, как жители Дерне под предводительством короля Пикрохола без объявления войны напали на пастухов Гаргантюа
Пекари, как скоро возвратились в Лерне, так прямо, не
пивши, не евши, отправились в Капитолий, принесли жалобу своему
королю Пикрохолу Третьему, показали ему сломанные корзины,
измятые шляпы, разорванные плащи, раздавленные лепешки, а
главное, тяжелораненого Марке, и объявили, что это дело рук
пастухов и хуторян Грангузье, которые-де учинили побоище на
большой дороге, за Сейи.
Все это привело короля в совершенное неистовство, и, даже
не потрудившись доискаться причины, он велел кликнуть по всей
стране клич, чтобы в полдень все под страхом смертной казни
через повешение явились в полном вооружении на главную площадь,
что возле королевского замка. В подтверждение сего приказа он
велел бить в барабаны по всем улицам города, а сам в это время,
пока ему готовили обед, пошел распорядиться, чтобы все орудия
были поставлены на лафеты, чтобы знамя его и орифламма были
развернуты и чтобы всего было запасено вдоволь: как военного
снаряжения, так и провианта.
За обедом король подписал назначения. Согласно его указу
сеньор Плюгав должен был принять командование авангардом,
насчитывавшим шестнадцать тысяч четырнадцать пищальников и
тридцать пять тысяч одиннадцать добровольцев. Обер-шталмейстеру
Фанфарону было поручено командовать артиллерией, располагавшей
девятьюстами четырнадцатью тяжелых медных орудии, пушек,
двойных пушек, василисков, серпантин, кулеврин, бомбард,
фальконетов, пасволанов, спиролей и других орудий. Арьергард
был отдан под начало герцогу Грабежи. Над главными силами
приняли командование сам король и принцы королевской крови.
Когда же войско было более или менее приведено в боевой
порядок, то, прежде чем выступить в поход, решено было выслать
отряд легкой кавалерии численностью в триста всадников под
командой военачальника Жру, с целью обследовать местность и
удостовериться, нет ли где-нибудь засады. Однако ж тщательная
разведка показала, что кругом царят тишина и спокойствие, и
никаких воинских частей она не обнаружила.
Получив таковые сведения, Пикрохол приказал всем сей же
час становиться под знамена.
И тут сразу все смешалось: Пикрохолово воинство в
беспорядке и впопыхах устремилось вперед, все на своем пути
ломая и круша и не щадя ни бедного, ни богатого, ни храмов, ни
жилищ. Угоняли быков, коров, волов, бычков, телок, овец,
баранов, козлов и коз, кур, каплунов, цыплят, гусят, гусаков,
гусынь, хряков, свиней, подсвинков, сбивали орехи, обрывали
виноград, уносили с собой целые лозы, отрясали плодовые
деревья. Бог знает что они творили, и никто не оказывал им ни
малейшего сопротивления; все сдавались на милость победителей и
молили только о том, чтобы победители обходились с ними
по-человечески, приняв в соображение, что подданные Грангузье
исстари были для них добрыми и дружественными соседями и
никогда не чинили им ни обид, ни оскорблений, те же, мол,
здорово живешь, так их утесняют, а ведь Бог-то за такие дела
наказывает неукоснительно. В ответ на эти предостережения враги
твердили одно: они, мол, хотят научить их, как нужно есть
лепешки.
ГЛАВА XXVII. О том, как некий монах из Сейи спас от неприятеля монастырский фруктовый сад
Так, буйствуя и бесчинствуя, промышляя разбоем и грабежом,
дошли они наконец до Сейи и принялись обирать до нитки мужчин и
женщин и хватать все, что попадалось под руку: ничем они не
брезгали и ничем не гнушались. Почти во всех домах
свирепствовала чума, однако ж они врывались всюду, все
решительно отбирали, и при этом никто из них не заразился, а
это случай исключительный, ибо священники, викарии,
проповедники, лекари, хирурги и аптекари, навещавшие, лечившие,
пользовавшие, исповедовавшие и увещевавшие больных, все до
одного заразились и умерли, а к этим чертовым грабителям и
убийцам никакая зараза не приставала. Что это за притча,
господа? Право, тут есть над чем призадуматься.
Разграбив селение, они с шумом и грохотом двинулись к
аббатству, однако же аббатство оказалось на запоре: по сему
обстоятельству главные силы двинулись дальше, к Ведскому броду,
а семь отрядов пехоты и две сотни копейщиков остались для того,
чтобы, сломав садовую ограду, произвести полное опустошение на
виноградниках.
Бедняги монахи не знали, какому святому молиться. На
всякий случай они стали звонить ad capitulum capitulantes {
Созывая членов капитула на капитул (лит.)}. На этом совете было
решено устроить торжественную процессию, а также молебствие с
чтением особых молитв contra hostium insidias { Против
вражеских козней (лат.)} и с прекрасными песнопениями pro расе
{ Во славу мира (лат.) }.
В то время в аббатстве находился монах по прозванию брат
Жан Зубодробитель, человек молодой, прыткий, щеголеватый,
жизнерадостный, разбитной, храбрый, отважный, решительный,
высокий, худощавый, горластый, носатый, мастак отбарабанить
часы, отжарить мессу и отвалять вечерню, -- одним словом, самый
настоящий монах из всех, какими монашество когда-либо
монашественнейше омонашивалось. Помимо всего прочего, по части
служебника он собаку съел.
Вот этот-то самый монах, услышав шум, производимый
неприятелем на виноградниках, вышел узнать, в чем дело; когда
же он обнаружил, что враги обрывают виноград и что, таким
образом, монастырь лишится годового запаса вина, то побежал на
клирос, где в это время монахи с видом литейщиков, у которых от
колокола остались одни черепки, тянули:
-- I-im-pe-e-e-e-e-e-tu-um
i-ini-i-imi-co-o-o-o-o-o-ru-um...{ Натиск врагов (лат.)}.
-- Славные вы певуны-п...уны, накажи меня Бог! -- молвил
он. -- Только не лучше ли вам спеть:
Прощай, корзины, кончен сбор?
Пусть меня черт возьмет, если они уже не в нашем саду, и
так они здорово режут лозы вместе с кистями, что -- вот как Бог
свят! -- нам еще несколько лет придется одни хвостики
подбирать. Ах ты, Господи, что же мы теперь, горемычные,
пить-то будем? Боже милостивый, da mihi potum! { Даруй мне
питие! (лат.)}
Тут заговорил настоятель:
-- Что здесь нужно этому пьянчуге? Отведите его в
темницу! Как он смеет мешать нам воспевать Богу?
-- Не должно мешать ни воспеванию, ни воспиванию, --
возразил монах. -- Ведь вы сами, отец настоятель, любите
хорошее вино, как и всякий порядочный человек. Ни один
благородный человек не станет хулить вино, -- такая у нас, у
монахов, существует апофтегма. А эти ваши песнопения, ей-Богу,
сейчас не ко времени! Почему же тогда в пору жатвы и сбора
винограда у нас читаются краткие часы, а в течение всей зимы --
длинные? Блаженной памяти покойный брат наш Масс Пелос,
