Хантазей шел впереди и по старой привычке разглядывал следы зверей:
- Тут лис пробежал, а это бурундук... Вот соболь... Ах, ах, бежать за
ним, да в пауль идти надо!
У дымных чумов яростно залаяли псы. Хантазей весело прищурил глаза,
успокоил:
- Холосо, сибко холосо. Хозяева из чума выходить будут, радоваться
гостям. Ой, холосо!
На белой оснеженной поляне резко выделялись пять черных чумов,
освещенных загадочным светом северного сияния. Из них выбежали проворные
люди в малицах и отогнали собак. Хантазей заговорил с хозяевами, показывая
на казаков, и повторял:
- Рус, Рус...
- Русс... Русс! - повторяли вогулы, радуясь приходу гостей, радушно
зазывая их в чумы. Скуластые плосконосые женки, украшенные лентами и
бляшками, стыдливо опускали глаза. Иванко Кольцо ухватил одну косоглазую
за подбородок и засмеялся:
- У, милая, до чего ж хороша!
Казак Колесо, великого роста и простодушный, отозвался:
- Что поделаешь, на чужой сторонушке и старушка - божий дар.
Глаза казаков были ясными, шутки искренними, ласковыми. Вогулы чутьем
угадывали, что пришли друзья. Казаки забрались в первый чум. Шкуры
насквозь прокопчены дымом, который вьется вверх и ест глаза. Кругом нары,
покрытые оленьими шкурами. Хантазей присел у камелька, разжег свою
коротенькую трубку и глубоко затянулся.
- Ой, сибко холосо!
На лице вогулича - довольство: он стал раскачиваться и распевать
веселое
Запрягу двух седых,
Самых быстлоногих олесек,
Поеду в гости,
Буду есть чужое
чч-чч-чч...
Казак Колесо хлопнул Хантазея по плечу:
- Вижу, жаден ты на чужое!
Вогулич подмигнул: глаза его смеялись. Он ответил казаку песней:
Ко мне приедут гости,
Заколю важенку,
Будут сыты гости
И собаки их
ык-ык, ык-ык...
- Ишь ты, ловок черт! Вывернулся! - добродушно засмеялся Колесо, а
Хантазей весь сиял и продолжал распевать:
Зима-а-а-а...
В белой мгле,
Как тень птицы,
Летит нарта моя
Э-ке-кей...
Свист полоза,
Храп оленей,
В ноздрях у них льдыски,
А копыта тах-тах-тах.
Ой, тах-тах-тах...
Снежная пыль слепит глаза,
Я везу к себе вторую жену,
Красивую Кулу.
Она гладка,
Как лисичка...
Полог приподнялся, и в чум вошла краснощекая, в нарядной кухлянке,
черноглазая молодка.
- Хантазей! - радостно вскричала она, увидев певца.
- Алга! - вскочил вогул. - Ты на песню присла! - он быстро вынул из
меховых штанов ожерелье из волчьих зубов и подал ей.
- Тут и Иванко Кольцо завертелся:
- Гляди, что деется. Без бабы и он затосковал! - весело улыбаясь, он
спросил молодку: - Что, хорош Хантазей?
Она закивала головой и ответила:
- На всю реку и тайгу один такой охотник. Он знает всякого зверя,
птицу и человека. Хантазей! - она обласкала его взглядом. - А это кто,
русские?
- Русские, мои друзья, - с важностью ответил он...
Вогулы уселись в круг, не скрываясь, с любопытством разглядывали
казаков. Иванко Колесо сидел, по-татарски сложив ноги, лихо взбил чуб.
Вогулки подали осетра, испеченного в золе, и нарезанное ломтями
оленье мясо. Оно было сырое, мороженое, обсыпанное искорками инея. Казакам
понравилось. Они ели, хвалили хозяев и все их потомство. Колесо насыщался
осетром, макал ломти в жир и нахваливал рыбака, поймавшего такую вкусную
рыбу.
Вогулы светлели от похвал, были довольны гостями.
Алга, крепкая, веселая, услужала всем, но Хантазею подкладывала
лучшие куски. У вогула раздувались ноздри от вкусных запахов. Прищурив от
наслаждения глаза, он вздыхал:
- Холосо... Совсем мало-мало наелся. Ух! - он рукавом утер толстые
жирные губы и отвернулся от корытца с олениной. Но тут Алга принесла на
блюде, сделанном из бересты, отваренные медвежьи кишки, набитые морошкой.
Глаза Хантазея снова вспыхнули: он растегнул кушак, приналег и на это
угощение.
- Алга, Алга! - хватал он за кухлянку молодку. - Я тебе сейчас спою.
Дай мне щангур!
Она подала ему музыкальный инструмент. Он ударил по струнам и запел:
Я увезу тебя, Алга,
В стойбище русских,
Батырь больсой
Сделает тебя моей женой
Эх-хх-хх...
Казаки наелись, от сытости слипались глаза, а вогулы протягивали им
чаши с горячей дымящейся кровью оленя. Морщась пили, а хозяева радовались:
- Холосо, ой, как холосо...
Иванко Кольцо поближе подсел к вогулам и выпытывал пути на Искер.
- Сюда ходи долго-долго, будет тундра. Пурга там, олешки ходят. Нет
там Кучума, - попыхивая дымком из трубки, рассказывал старик-охотник. - От
Кокуй на Баранчу ходи, там плыви. И плыви, все плыви, в самый Искер
плыви... Хан лют, олешек ему давай, соболь давай, лис давай, все давай...
Он присел на корточки, выбил золу из трубки, насыпал свежий табак и
потянулся за угольком. Пламя в чувале озарило морщины на его лице и добрые
детские глаза.
- Тундра ходи, когда в тайга гнус гудит, - продолжал он. - Холосо,
много места. Только князь едет берет олешек, соболь берет, лис берет... И
хан плохо, и князь плохо...
Кольцо почесал затылок, подумал: "Верно, все берут от вогуличей и
остяков, худо им. А казакам мясо, рыба потребны, до весны продержаться.
Как быть?"
Старик взял Иванку за руку:
- Русский добрый человек, оборони от хана... Есть надо казаку, Алга и
сыны сети ставят, вези вам рыба. Олешек дам. Помогать будем...
В умных глазах вогула ласка, добродушие, предупредительность. Кольцо
схватил хозяина за плечи:
- Ну, брат, спасибо. Вот как рады дружбе!..
На стойбище пала ночь. Вспыхнуло и замерцало сияние. Пестрым пологом
оно охватило полнеба, колебалось, и одни цвета неуловимо переходили в
другие.
Вогул-старик сказал Иванке Кольцо:
- Завтра будет хорошо. Я беру ремешок-тынзян и ловлю олешек. Дам
русским мясо, олешек. Вези!..
На ранней заре Хантазей разбудил казаков. Нарты были нагруженны,
олени впряжены. Подошел старик:
- Мой Ептома везет гостей. Садись, надо ехать...
Казаки уселись на нарты, Ептома взмахнул хореем и звонко крикнул:
- Эй-лай! - И олешки помчались по твердому насту.
Хантазей ехал верхом и что-то протяжно пел. Свежий ветер относил его
голос в сторону. На пригорке стояла, как пенек, Алга, - стояла долго,
неподвижно, и снежок порошил на нее, падал на лицо, на мохнатые ресницы,
на крепкие губы. Она словно не замечала этого, прислушивалась к тому, что
творилось у нее на сердце.
Жить стало сытнее, веселее. Казаки ходили в гости к вогуличам.
Часто в Кокуй-городок наезжал аргиш - олений обоз с рыбой, олениной,
брусникой. Ермак угощал вогулов, расспрашивал про места, а в городке в эту
пору стучали топоры: плотники ладили сани, чтобы по апрельскому снегу
пройти с грузом волок.
Ночи стали долгие, темные, - волчьи ночи. Савва потешал казаков
сказками. И когда в черном небе вдруг вспыхивали сполохи, казаки выбегали
на полянку и все дивились таинственному сиянию. Дивился и Ермак:
- Что за край, что за диковины! Э-гей, Савва, сказывай про него!
В тесной рубленной избе, при жарком свете лучины, казаки слушали
рассказ попа о неведомой стране.
- На полунощи лежит дивная страна Лукоморье, - многозначительно,
глуховатым басом говорил Савва. - Оттуда и струится сей причудливый свет,
озаряющий черное небо в глухую зимнюю ночь. Ходит в народе преданье -
много там незнаемого и непонятного. Велико богатство той страны, много,
сказывают, в ней дивных идолов, золотых баб и медных гусей. По реке Оби
можно сплыть в сию страну, где стоят горы, заходящие в луку моря, а
высотой до небес...
Строгановский писец Мулдышка, маленький, обросший волосами и
прозванный за то Песьей Мордой, вдруг вскипел и закричал на всю избу:
Не верьте, казаки! На погибель пошли, а ныне Лукоморьем манят
атаманы. Нет наших сил!
Ермак вскочил со скамьи. От резкого движения она упала с грохотом.
Мулдышка сразу смолк, втянул утиную голову в плечи, забормотал что-то
невнятное.
- Казаки, так ли думаете, как сие гусиное перышко, слабодушный
человечишка? - спросил атаман.
- Батько, да то голос щенячий! Заскулил кутенок! - с пренебрежением к
Мулдышке заговорили казаки. - Ему на печке лежать, да подле бабы
ластиться!..
- Ну, коли так, спасибо, браты! - поклонился Ермак. - А ты, Песья
Морда, вон отсюдова. Живо!
Мулдышка съежился и, пятясь, нырнул в дверь. Савва подумал
недовольно: "Напрасно батько выгнал кривую душу, затаит зло!"
Казаки потребовали:
- Сказывай, поп, про Лукоморье!
Савва откашлялся и продолжал неторопливо:
- За полтыщи годов до нас ходили в дивный край русские люди. О том
читывал я в новгородских сказаниях. Приходили сюда с Ильмень-озера купцы и
торговали у народов лукоморских моржовые клыки, пышную рухлядь и серебро.
И арабы, и персы, и франки, и норманы чистым золотом расплачивались с
новгородскими гостями за драгоценный мех...
Как волшебную нить, тянул, ткал свое сказание Савва. В словах его -
влекущих, обаятельных - в цветистом сиянии полночного неба вставала дивная
страна.
- Но оберегают то Лукоморье дикие и опасные люди. Дюже злы они и
бесстрашны. Преданье дошло: загнал их за Камень, к полуночному морю сам
царь Александр Македонский. А жили они до того в чудных местах, где с неба
никогда не сходит солнце. И загнал этих человеков - племени Иафета - царь
Александр за Русь, в скалистые горы. И в горах с той поры слышен был
говор. Сидели дикие человецы в недрах гор, в Камне, и боялись на свет
показываться. Прорубили они оконца малые, и клич давали новгородцам, когда
те приходили в Лукоморье, и протягивали руки, прося железа - ножей,
топоров, секир, а в обмен клали в укромном месте рухлядь. А наменявши
топоров и секир, выбрались они из гор и стали жить в полнощной стране.
- Чудеса! - насмешливо вымолвил Ермак. - Небыль одна.
- Эх, батька, хоть и не так, как Саввой сказано, а все же душа
тешится! - со вздохом сказал Иван Гроза. - Человек без думки, - что
соловей без песни.
- Это верно, - охотно согласился Ермак. - Но тут где-то Хантазей. Он
то, может, и был в Лукоморье! Эй, милый! - позвал атаман вогулича.
Хантазей поднялся с пола. Хоть многое ему было и непонятно, а слушал
попа усердно.
- Скажи-ка, друг, ты был у моря?
- Мал-мало жил. Стадо олешек гонял на горы у Обской губы и на берег
ходил. Гулял стадо по тундре. Ой, холосо, сибко холосо!
- Зверя много? Соболь, песец, лиса есть? - упрямо допытывался Ермак.
- Соболь есть, лиса есть, олешек много, ой много! - ответил Хантазей
- Лето - жарко, гнус гонит, стадо веду в горы Пой-ха!
- Значит, сказания верны, - повеселели, загудели казаки. - А веверицы
с неба ниспадают?
- С неба снег идет. Белка нет! - с насмешливостью ответил Хантазей,
подозревая, что его вышучивают.
- Белке в тундре, как в степу, делать нечего, - вставил казак Колесо
