холодном поле без крова - и все-таки служит хорошо... Я не знаю страны
поблизости от нас, которая могла бы похвалиться такими людьми..."
- И то верно! - сказал Ермак и положил книгу на стол. - Подгоняет
меня эта книжица идти в поход. Пора!..
- А за воинство угощу тебя, - потянулся к кувшину Юрко. Он налил в
кружки золотистое вино и стукнул: "Чок-чок!.."
Ермак помедлил, а потом поднял кружку и выпил.
- Добр огонек. Ох, и добр! - похвалил он.
- И дознался я, атамане, что есть реки, что текут с Камня, и о тех,
которые бегут в сибирскую сторонушку. Вот зри! - розмысл склонился над
свитком и стал чертить и рассказывать.
Далеко за полночь розмысл и атаман сидели в тихой горенке и
рассуждали о дороге в Сибирь.
Как гром среди ясного неба, появился Ермак перед Строгановым и
сказал:
- Ну, Максим Яковлевич, довольно, нажировались казаки на Каме. Ноне
идем на Камень.
Строганов по привычке прищурил глаза и сказал спокойно:
- В добрый путь, атамане!
- До пути надобны нам от тебя припасы: и хлеб, и соль, и зелье, и
толокно, и холсты.
Строганов сразу побагровел, вскочил и бросился к иконостасу:
- Господи, господи, просвети ум нечестивца, открой очи ему на
сиротство наше, на бедность...
Ермака так и подмывало крикнуть господину: "Брось отводить глаза
богом. О милости, купчина, просишь, а сам последние жилы с холопов
тянешь!". Однако атаман сдержался и сказал хладнокровно:
- Тут, Максим Яковлевич, у бога не вымолишь, придется в твоих амбарах
пошарить!
- В амбарах! - выкрикнул гневно господин. - Еще шубы мои потребуйте,
опашни, рубахи!
- Нет, то не надобно нам, обойдемся. Матвей Мещеряк, наш хозяин,
подсчитал, что надобно. Вот слушай! Три пушки, безоружным - ружья, на
каждого казака по три фунта пороха, по три фунта свинца, по три пуда
ржаной муки, по два пуда крупы и овсяного толокна, по пуду сухарей, да
соли, да половина свиной туши, да по безмену масла на двоих...
- Батюшки! - схатился за голову Максим. - Приказчики!
- Не кричи! - насупился Ермак. - Не дашь, так пожалеешь! - в голосе
атамана была угроза.
- Так ты с казаками гызом похотел мое добро взять? Не дам, не дам! -
затопал Максим, и на губах его выступила пена.
Выждав, гость резко и кратко сказал:
- А хоть и гызом. Возьмем! - круто повернулся и, стуча подкованными
сапогами, ушел.
Вбежали приказчики, остановились у порога. Господин полулежал в
кресле, раскинув ноги, с расстегнутым воротом рубашки.
- Все! - хрипло сказал он и ткнул перстом в старшего управителя: - Ты
поди, открой амбары. Казакам добришко наше понадобилось...
Хочешь не хочешь, а пришлось открыть амбары. Хозяин укрылся в дальние
покои и никого не пожелал видеть. Приказчик Куроедов стал на пороге амбара
и отрезал:
- За дверь ни шагу. Я тут хозяин, что дам, то и хорошо! Хвалите
господа!
Матвей Мещеряк, приземистый, широкий, подошел к приказчику с
потемневшими глазами:
- А ну, убирайся отсюда! Мы не воры. На такое дело решились, а ты
толокно жалеешь!
Казаки подступили скопом.
- Молись, ирод!
- Братцы, братцы, да нешто я супротив. Имейте разум! - взмолился
Куроедов.
Худо довелось бы ему, да поспел Максим Строганов. Он молча прошел к
амбарам. Казак Колесо зазевался, не дал господину дорогу.
- Что стоишь, медведище! Не видишь, кто идет!
Казак свысока посмотрел на господина, молча уступил дорогу. Строганов
поднялся на приступочку и строго крикнул:
- Не трожь моего верного холопа! Раздеть меня удумали?
- Не сбеднеешь, а раззор не пустим. Плывем, слышь-ко, в Сибирь, край
дальний. Давай припасы!
Круг казачий заколыхался, - к амбарам шел Ермак. Он шел неторопливо,
а глаза были злы и темны. Подходя к Строганову, прожег его взглядом.
Максим понял этот взгляд, выхватил из кармана огромный ключ и подал
атаману:
- Бери, как договорились... Приказчики! - закричал он. - Выдать все
по уговору. И хорунки дать и образа. Без бога не до порога. А порог
татарского царства эвон где, отсюда не видать... Бери, атаман! - он вдруг
обмяк, хотел что-то сказать, да перехватило горло. Однако встряхнулся,
вновь овладел собой и крикнул казачеству: - В долг даю. Чаю, при удаче
разберемся...
- Разберемся! - отозвались казаки.
Максим степенно сошел с приступочки, и повольники на сей раз учтиво
дали ему дорогу...
На реке день и ночь стучали топоры. В темень жгли костры. Торопился
кормщик Пимен подготовиться в путь. Варничные женки шили паруса. В амбарах
приказчики меряли лукошками зерно, взвешивали на безменах толокно, порох,
свинец, а казаки с тугими мешками торопились на струги, которые оседали
все глубже и глубже в прозрачную воду. От варниц и рудников сбежались
люди, серые, злые, и просили:
- Нам Ярма-к-а! Бать-ко! Где ты, батько, возьми до войска.
Атаман многих узнавал в лицо и радовался:
- Смел. Такие нам нужны!
Просились в дружину углежоги, лесорубы, солевары, горщики, варничные
ярыжки. Строганов соглашался на триста человек. И был рад, когда приходили
самые буйные, упрямые и люто его ненавидевшие.
Писец Андрейко Мулдышка кинулся в ноги атаману:
- Гони его, батька, то не человек, а песья душа. Гони его! - кричали
варничные. Но Мулдышка жалобно просил:
- Делом заслужу старые вины. Сам каюсь во грехах своих! - он
унизительно кланялся громаде. И вид у него был жалкий, скорбный. - Писчик
я, грамоту разумею сложить.
Ермак обрадовался:
- Казаки, писчик нам потребен. Берем! А заскулит иль оборотнем
станет, в куль да в воду!
- И то верно, батько! Берем!..
Атаманы тем временем верстали работных в сотни. Ермак строго следил
за порядком. Сбивалось войско. В каждой сотне - сотник, пятидесятники,
десятники и знаменщик со знаменем.
Были еще пушкари, оружейники, швальники. И еще при дружине были
трубачи, барабанщики, литаврщики и зурначи.
У кого не было пищалей, ружей, появились луки с колчанами, набитыми
стрелами. Имелись копейщики, и были просто лесные мужики с дубинами,
окованными железом.
- Нам только до первой драки, а там и доспехи добудем! - говорили
они.
А струги садились все глубже и глубже. Мещеряк жаден, и велел набить
на борта насады. Погрузили много и чуть на дно не пошли. Оставили часть
припасов.
Из Орла-городка в рыдване, обитом бархатом, прибыл Семен Аникиевич, а
с ним племянник Никита. Строгановы, одетые в серые кафтаны, чинно подошли
к стругам. Дядя огладил козлиную бороду, покачал головой:
- Ай, хорошо... Ай, умно!
Подошел Ермак, обнялся с ним.
- Атаман - разумная головушка, - льстиво обратился Строганов к
Ермаку. - Жили мы дружно. Чай, и нашей послуги не забудешь, когда до
салтана доберетесь. А мы в долгу не останемся, перед царем замолвим
словечко, - снять прежние ваши вины. А слово наше у Ивана Васильевича
весомо, ой как весомо...
- Будет по-вашему, - пообещал атаман.
Тогда Строганов поманил к себе писчика:
- Иди за нами, о нашем уговоре запись изготовишь.
Ермак нехотя пошел в хоромы господ, за ним пять атаманов: Кольцо,
Михайлов, Гроза, Мещеряк и Пан.
Оказалось, и записи давно заготовлены, и все записано вплоть до
рогожи. Предусмотрительны господа! Не спорили атаманы, подписали кабалу.
- Вот и ладно. Вот и хорошо, казачки! - ласково заговорил Семен
Аникиевич. - А я вам за это иконок дам, нашего строгановского письма.
"Льстив, хитер и оборотлив!" - пристально поглядел на него Ермак и
заторопился:
- Завтра уплываем!..
Стоял тихий вечер, с реки веяло прохладой. Среди кривых улочек посада
долго блуждал Ермак, отыскивая хибарку вековуши. За плечами у атамана
мешок с добром. Вот и ветхий домишко, распахнул калитку. Выбежала
светлоглазая девчурка.
- Мне бы Алену, - тихо сказал вдруг оробевший атаман.
- Нет тут больше Аленушки, - потупилась девчушка.
- А куда ушла, и скоро ли вернется?
У девочки на ресницах повисли слезинки:
- Не вернется больше Аленушка, никогда не вернется. Только вчера
отнесли на погост.
Ермак снял шелом, опустил голову. Во рту пересохло, а в ногах -
тяжесть. Ворочая непослушным языком, он спросил:
- А кто ты такая будешь, козявушка?
- А я не козявушка, а Анютка - мамкина я. Старшая тут, а две сестрицы
они вовсе ползунки. А это что в мешке?
- Хлебушко!
- Ой, дай, родненький. Третий день не ели. Мамка все на варнице, а
тятька давно пропал...
- Пусти в избу.
- Входи, дяденька. А ты не из ермаков? - в атамана уставилось
любопытствующее курносое лицо.
- Из ермаков! - ласково ответил атамак и вошел в избу. Он сел на
лавку, чисто выскобленную, оглядел горницу. Пусто, бедно, но опрятно.
И вспомнил он, как в давние годы, молоденьким пареньком забегал он в
эту избушку. И Аленушка - ладная девушка с певучим голосом - подарила ему
вышитый поясок: "Вот на счастье тебе, Васенька. Может и найдешь его..."
Но так и не нашел он своего счастья, не свил гнезда. Одинок. И родных
порастерял. Ермак ссутулился, и ресницы его заморгали чаще.
- Дяденька, тебе худо?
- Нет, милая, - отозвался Ермак, поднял Анютку на руки, расцеловал
ее. - Прощай, расти веселенькая...
Придавленный минувшим, он вышел из домика и тихо побрел к Чусовой. На
повороте оглянулся. Какой ветхой и крохотной стала знакомая избенка! У
калитки стояла Аленка и, засунув в рот пальчик, все еще очарованно глядела
вслед плечистому казаку...
1 сентября 1581 года поп Савва отслужил молебен. Казаки молча
отстояли службу. Строгановы привезли хоругви:
- Пусть возвестят они, что живы и крепки Строгановы!
Ермак принял дар и ответил:
- А возвестят они за Камнем, что Русь сильна. И кто посмеет
ослушаться ее, пожалеет о том.
Строгановы молча проглотили обиду.
На Каме на ветру надувались упругие паруса.
- Ну, в добрый путь! - по-хозяйски крикнул Ермак, и тотчас ударили
литавры, забил барабан, заголосили жалейки.
Заторопились к стругам. Атаман Мещеряк стоял на берегу и всех
пересчитывал. И когда все взошли в ладьи, Матвейко взобрался на ертаульный
струг, подошел к Ермаку и объявил:
- Батько, все атаманы, есаулы, сотники и казаки на месте. Набралось
шестьсот пятьдесят четыре души. Ждут твоего наказа.
Стоявший рядом с Ермаком трубач затрубил в рог.
И тогда головной струг, белея парусом, отвалил от пристани и вышел на
стремнину. Она подхватила суденышко и быстро понесла. За первым стругом
устремились другие, и вскоре стая их плыла далеко-далеко. Поворот, и все
исчезло, как дивное видение.
- Прощай Ермак! Прощай, браты, - слали вслед стругам последнее доброе
пожелание солевары.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ПУТЕМ ЧЕРЕСКАМЕННЫМ
1
Грозный и дикий Урал-батюшка встал перед казаками во всем своем
суровом величии. Многое видали на своем веку повольники, но такой
угрюмости нетронутой красоты, такого буйного могучества и необозримого
зеленого разлива безграничных лесов никогда им не встречалось. Словно валы
бушующего океан-моря, лесные дебри захлестнули и глубокие пади, и склоны
гор, и скалистые кручи. Дика лесная пустыня! Кругом сердитый, лихой ветер
навалил непроходимые буреломы. В глухоманях царит вечный сумрак, под
густыми мохнатыми елями чуть приметные звериные тропы, и среди урманов
тускло поблескивают мрачные темные озера. Но и богат, неисчерпаемо богат
этот край! Много тут ценного зверя. На скалистые крутояры часто внезапно
выносится козел и, как сказочное видение, не шелохнувшись, долго стоит с
