Первая идея сверхчеловека рисует его в прошлом, связывая с легендарным Золотым
веком. Эта идея всегда оставалась одной и той же: люди мечтали или вспоминали о
тех далёких временах, когда их жизнью управляли сверхлюди, которые боролись со
злом, поддерживали справедливость и выступали посредниками между людьми и
божеством - руководили людьми согласно воле божества, давали им законы,
приносили повеления. Идея теократии всегда связывалась с идеей сверхчеловека:
Бог или боги, как бы их ни незывали, правили людьми с помощью и через посредство
сверхлюдей - пророков, вождей, царей - таинственного, сверхчеловеческого
происхождения. Боги не могли иметь дело непосредственно с людьми; и человек
никогда не был и не считал себя достаточно сильным, чтобы прямо взглянуть в лицо
божеству и получить от него законы. Все религии начинаются с прихода
сверхчеловека. 'Откровение' приходит через сверхчеловека. Человек не предполагал
в себе способности сделать нечто подлинно важное.
Но мечты о прошлом не могли удовлетворить человека; он стал мечтать о будущем, о
том времени, когда сверхчеловек придёт опять. В результате возникло новое
понятие сверхчеловека. Люди начали ждать сверхчеловека. Он должен прийти, чтобы
упорядочить их дела, управлять ими, научить повиноваться закону или принести
новый закон, новое учение, новое знание, новую истину, новое откровение.
Сверхчеловек должен прийти, чтобы спасти людей от самих себя, а также от сил
зла, которыми они окружены. Почти во всех религиях имеется такое ожидание
сверхчеловека, ожидание пророка, мессии.
В буддизме идея сверхчеловека полностью заменяют идею Божества, ибо сам Будда -
не Бог, а только сверхчеловек.
Идея сверхчеловека никогда не покидала сознания человечества. Образ
сверхчеловека слагался из очень сложных элементов. Иногда он получал сильную
примесь народной фантазии, которая вкладывала в него представления, возникшие из
очеловечения природы, огня, грома, леса, моря; временами та же самая фантазия
соединяла в один образ смутные сведения о каком-нибудь далёком племени, более
диком или, наоборот, более культурном. Так, рассказы о людоедах, приносимые
путешественниками, соединились в сознании древних греков в образ циклопа
Полифема, пожравшего спутников Одиссея. Неведомый народ, неизвестная раса легко
превращались в мифах в одно сверхчеловеческое существо.
Таким образом, идея сверхчеловека, в прошлом или в настоящем обитающего в
неведомых странах, всегда оставалась яркой, богатой по содержанию. А вот идея
сверхчеловека как пророка или мессии, сверхчеловека, ожидаемого людьми, была
вещью весьма тёмной. Люди имели о сверхчеловеке очень туманное представление;
они не понимали, чем сверхчеловек должен отличаться от человека обычного. И
когда сверхчеловек приходил, люди побивали его камнями или распинали, потому что
он не оправдывал их ожиданий. Тем не менее, идея не умирала. И даже в своей
неотчётливой и смутной форме она служила как бы меркой, по которой измерялось
всё ничтожество человека. Идея эта была постепенно забыта, когда человек стал
утрачивать понимание своего ничтожества.
Идея сверхчеловека стоит вне одновременного научного взгляда на мир; она стала
своего рода философским курьёзом, ни с чем другим не связанным. Современная
западная мысль не умеет нарисовать сверхчеловека в нужных тонах, всегда искажает
эту тдею, боится её конечных выводов и в своих теориях будущего отрекается от
какой бы то ни было связи с ней. Такое отношение к идее сверхчеловека основано
на неверном понимании идеи эволюции. Главный недостаток современного понимания
эволюции указан в одной из предыдущих глав.
'Сверхчеловек', если он вообще проникает в научное мышление, рассматривается как
продукт эволюции человека, хотя, как правило, этот термин не применяется, и на
его место ставится термин 'высший тип человека'. В этой связи эволюционные
теории стали основой наивно-оптимистического взгляда на человека и на жизнь
вообще. Кажется, что люди сказали себе: 'Раз существует эволюция, раз наука
признаёт эволюцию, из этого следует, что всё идёт хорошо, а в будущем должно
быть ещё лучше.' В воображении современного человека, рассуждающего с точки
зрения идей эволюции, всё должно иметь счастливый конец, как волшебная сказка
обязательно заканчивается свадьбой. Это и есть главная ошибка по отношению к
идее эволюции. Ибо эволюция, как бы её ни понимать, не гарантирована всем и
каждому. Теория эволюции означает только то, что ничто не остаётся таким, каким
оно было, всё неизбежно движется либо вверх, либо вниз, но совсем не обязательно
вверх; думать, что всё с необходимостью движется вверх, - значит иметь самое
фантастическое понимание о возможностях эволюции.
Все известные нам формы жизни представляют собой результат либо эволюции, лиюо
вырождения. Но мы не умеем различать между этими двумя процессами и часто
ошибочно принимаем результаты вырождения за результаты эволюции. Только в одном
отношении мы не ошибаемся: мы знаем, что ничто не остаётся таким, каким было.
Всё 'живёт', всё изменяется...
Изменяется и человек; но идёт он вверх или вниз - это большой вопрос. Кроме
того, эволюция в подлинном смысле этого слова не имеет ничего общего с
антропологической переменой типа, даже если мы сочтём такую перемену
установленной. Не имеет эволюция ничего общего и с изменениями общественных
форм, обычаев и законов, с модификацией или 'развитием' форм рабства и средств
ведения войны. Эволюция в направлении к сверхчеловеку есть создание новых форм
мышления и чувств - и отказ от старых форм.
Кроме того, мы должны помнить, что развитие нового типа совершается за счёт
старого, который в этом же процессе должен исчезнуть. Новый тип, создаваясь из
старого, как бы преодолевает, побеждает его, занимает его место.
Об этом говорит Заратустра у Ницше:
'Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно быть преодолено.
Что сделали вы, чтобы преодолеть человека?
Что такое обезьяна по отношению к человеку? Посмешище или мучительный позор. И
тем же самым должен быть человек для сверхчеловека - посмешищем или
мучительным позором.
Даже мудрейший из вас - это только форма, колеблющаяся 'между привидением и
деревом'.
Человек - это канат над пропастью. Опасно прохождение, опасно остаться в пути,
опасен взор, обращённый назад, опасны страх и остановка.
В человеке важно то, что он - мост, а не цель; в человеке можно любить только
то, что он - переход и уничтожение.'
Вот эти слова Заратустры, к сожалению, не вошли в обиход нашей мысли. И когда мы
рисуем себе картины будущего, мы, так сказать, потакаем тем сторонам
человеческой природы, которые должны быть отброшены в пути.
Сверхчеловек кажется нам очень сложным и противоречивым существом. В
действительности же он должен быть существом ясно определённым. Он не может
иметь внутри себя того вечного конфликта, того болезненного разделения, которое
постоянно ощущают люди и которое они приписывают даже богам.
В то же время не может быть двух противоположных типов сверхчеловека.
Сверхчеловек есть результат определённого движения, определённой эволюции.
Для обычного мышления сверхчеловек - это како1-то гротескный человек, все
стороны природы которого сильно преувеличены. Но это, конечно, невозможно,
потому что одна сторона человеческой природы развивается только за счёт другой;
и сверхчеловек может быть выражением только одной, более того, очень
определённой стороны человеческой природы.
Ошибочные представления о сверхчеловеке - в значительной степени следствие того,
что обычное мышление склонно считать человека более законченным типом, чем он
является в действительности. Такой же наивный взгляд на человека лежит в основе
современных социальных наук и теорий. Все эти теории имеют в виду только
человека и его будущее. Они хотят или стремятся предвидеть будущее человека и
рекомендуют лучшие, с их точки зрения, методы, чтобы организовать жизнь
человека, дать человеку счастье, освободить от ненужных страданий, от
несправедливости и т.п. Но люди не видят, что попытки насильственного применения
таких теорий к жизни приводят в результате только к увеличению страданий и
несправедливости. Стараясь вообразить себе будущее, все эти теории хотят
заставить жизнь служить человеку и повиноваться ему; поступая таким образом, они
не желают считаться с тем, что самому человеку необходимо измениться. Люди,
разделяющие эти теории, хотят строить, не понимая, что должен прийти новый
хозяин, которому может совсем не понравиться всё то, что ими построено и начато.
Человек - по преимуществу переходная форма, постоянная только в своих
противоречиях и непостоянстве, движущаяся, становящаяся, изменяющаяся на наших
глазах. Даже без какого-то особого исследования ясно, что человек - совершенно
не определившееся существо, сегодня иное, чем вчера, завтра иное, чем сегодня. В
человеке борется столько противоположных начал, что их совместное гармоническое
существование, гармоническое сочетание совершенно невозможно. Этим объясняется,
почему невозможен 'положительный' тип человека. Душа человека - слишком сложная
комбинация, чтобы все кричащие в ней голоса могли соединиться в один согласный
хор! В человеке живут все царства природы. Человек - это маленькая вселенная. В
нём идёт непрерывная смерть и непрерывное рождение, ежесекундное поглощение
одного существа другим, пожирание слабого сильным, эволюция и вырождение, рост и
вымирание. В человеке есть всё - от минерала до Бога. И желания Бога в человеке,
т.е. стремления его духа. сознающего своё единство с бесконечным сознанием
вселенной, не могут быть гармоничны с инерцией камня, с его стремлением
кристаллизовываться, с сонным переливанием соков в растении и с медленным
поворачиванием к солнцу, с зовом крови животного - и с 'трёхмерным сознанием'
человека, основанном на выделении себя из мира, на противопоставлении миру
своего 'я' и на признании реальности всех кажущихся форм и делений.
Чем больше человек внутренне развивается, тем ярче начинает он ощущать
одновременно разные стороны своей души, тем сильнее он чувствует себя, тем
сильнее растёт в нём желание чувствовать больше и больше; и наконец он начинает
желать так много, что уже никогда не может иметь всё, чего хочет. Воображение
уносит его одновременно в разные направления. Ему уже мало одной жизни, ему
хочется десять, двадцать сразу. Ему нужно одновременно быть в разных местах, с
разными людьми, в разных ситуациях, ему нужно совместить несовместимое и
соединить несоединимое. Его дух не хочет примириться с ограничениями тела и
материи, времени и пространства. Его воображение идёт бесконечно дальше
возможностей осуществления, так же как интуиция - бесконечно дальше определений
и постижений ума. Человек обгоняет себя, но в то же время начинает
довольствоваться одним воображением, избегая попыток осуществления. В своих
редких попытках осуществления он не видит, что получает вещи, диаметрально
противоположные тому, к чему он, как ему кажется, стремится.
Сложная система души человек часто представляется двойственной, и для такого
взгляда есть серьёзные основания. В каждом человеке как бы живут два существа:
одно - существо, охватывающее минеральный, растительный, животный и человеческий
'пространственно-временной' мир, и другое - существо духовного мира. Одно -
существо прошлого, другое - существо будущего. И прошлое с будущим в душе
человека пребывает в вечной борьбе, в вечном конфликте. Одно принадлежит миру
форм, другое - миру идей. Без всякого преувеличения можно сказать, что душа
человека есть поле битвы прошлого с будущим.
Именно это и говорит Заратустра у Ницше:
'Я - от сегодня и от прежде; но есть во мне нечто от завтра, от послезавтра и
от некогда.'
Но Заратустра говорит не о конфликте; он говорит о полноте, которая заключает в
себе сегодняшний день и всё прошедшее, завтрашний день и будущее, о полноте,
которая приходит, когда побеждены противоречия, множественность, двойственность.
