тов 600.000 сел и деревень!
Непосредственное управление промышленными предприятиями сосредоточено
было в 1933 г. (более поздних данных нет) в руках 17.000 директоров и
заместителей. Весь административно-технический персонал заводов, фабрик
и шахт, в том числе и низшие его звенья, до десятников включительно,
составлял около 250.000 душ (из них, правда, 54 тысячи специалистов без
административных функций в собственном смысле слова). Сюда надо присое-
динить партийный и профессиональный аппараты на заводах, где управление
ведется, как известно, по типу "треугольника". Цифра в полмиллиона для
администрации промышленных предприятий общесоюзного значения не будет в
настоящий момент преувеличенной. Надо прибавить еще управленческий пер-
сонал предприятий отдельных республик и местных советов.
В другом разрезе официальная статистика указывает для 1933 г. свыше
860 тысяч администраторов и специалистов всего советского хозяйства в
целом; в том числе: в промышленности - свыше 480 тысяч, на транспорте -
свыше 100 тысяч, в сельском хозяйстве - 93 тысячи, в торговле - 25 ты-
сяч. Сюда вошли, правда, и специалисты без административной власти; но
не вошли ни колхозы ни кооперация. И эти данные за последние два с поло-
виной года также оставлены далеко позади.
На 250 тысяч колхозов, если считать только председателей и партийных
организаторов, придется полмиллиона администраторов. На самом деле число
их несравненно выше. Если прибавить совхозы и машинно-тракторные стан-
ции, то общее число командиров обобществленного земледелия далеко пере-
валит за миллион.
Государство имело в 1935 г. 113 тысяч торговых отделений; кооперация
- 200 тысяч. Руководители тех и других являются, по существу, не торго-
выми служащими, а чиновниками государства и, сверх того, - монополиста-
ми. Даже советская печать время от времени жалуется на то, что "коопера-
торы перестали видеть в колхозниках своих избирателей". Как будто меха-
низм кооперации может качественно отличаться от механизма профессио-
нальных союзов, советов и самой партии!
Весь тот слой, который не занимается непосредственно производительным
трудом, а управляет, приказывает, командует, милует и карает, - учителей
и ученых мы оставляем в стороне, - должен быть исчислен в 5-6 миллионов
душ. Эта суммарная цифра, как и вошедшие в ее состав слагаемые, ни в ка-
ком случае не претендует на точность: но она все же годится, как первое
приближение. Она позволяет убедиться, что "генеральная линия" руко-
водства - не бесплотный дух.
В разных этажах командующего слоя, следуя снизу вверх, прослойка ком-
мунистов составляет от 20 до 90%. На всю массу бюрократии коммунисты,
вместе с комсомольцами, образуют массив в 1,5-2 миллиона; сейчас, в виду
непрерывных чисток, скорее даже меньше, чем больше. Это и есть костяк
государственной власти. Те же коммунисты-администраторы образуют костяк
партии и комсомола. Бывшая большевистская партия есть ныне не авангард
пролетариата, а политическая организация бюрократии. Остальная масса
членов партии и комсомола служит только для выделения из нее "актива",
т.е. резерва для самопополнения бюрократии. Той же цели служит и беспар-
тийный "актив".
Гипотетически можно принять, что к такому же, примерно, числу, какое
мы приняли для бюрократии: пять-шесть миллионов душ, может быть меньше,
приближается рабочая и колхозная аристократия: стахановцы, беспартийный
актив, доверенные лица, родственники и свойственники. С семьями оба вза-
имопроникающие друг друга слоя составят до 20-25 миллионов. Мы сравни-
тельно низко оцениваем численность семей по той причине, что в состав
аппарата входят нередко и муж и жена, иногда также сын или дочь. К тому
же женщинам правящего слоя гораздо легче ограничивать размеры своей
семьи, чем работницам и, особенно, крестьянкам. Нынешняя кампания против
абортов исходит от бюрократии, но не касается ее самой. 12%, может быть,
15% населения, - такова подлинная социальная база самодержавной верхуш-
ки.
Где отдельная комната, достаточная пища, опрятная одежда все еще дос-
тупны лишь небольшому меньшинству, миллионы бюрократов, больших и малых,
стремятся использовать власть прежде всего для обеспечения собственного
благополучия. Отсюда величайший эгоизм этого слоя, его крепкая внутрен-
няя спайка, его страх перед недовольством масс, его бешеная настойчи-
вость в удушении всякой критики, наконец, его лицемерно-религиозное
преклонение перед "вождем", который воплощает и охраняет власть и приви-
легии новых господ.
Сама бюрократия еще несравненно менее однородна, чем пролетариат или
крестьянство. Между председателем сельсовета и сановником Кремля - про-
пасть. Существование низовых чиновников разных категорий протекает, в
сущности, на очень примитивном уровне, уступающем жизни квалифициро-
ван<н>ого рабочего на Западе. Но все относительно: уровень окружающего
населения значительно ниже. Судьба председателя колхоза, партийного ор-
ганизатора, низового кооператора, как и более высоких начальников совер-
шенно не зависит от так называемых "избирателей". Каждым из чиновников
выше стоящее начальство может в любой момент пожертвовать, чтоб успоко-
ить недовольство. Но зато каждый из них может при случае подняться сту-
пенью выше. Все они - по крайней мере, до первого серьезного толчка -
связаны круговой порукой с Кремлем.
По условиям жизни правящий слой заключает в себе все градации, от
мелкой буржуазии захолустья до крупной буржуазии столиц. Материальным
условиям соответствуют привычки, интересы и круг идей. Нынешние руково-
дители советских профессиональных союзов, по своему психологическому ти-
пу, не так уж отличаются от Ситриных, Жуо и Гринов. Другие традиции,
иная фразеология, но то же презрительно-опекунское отношение к массе, та
же бессовестная ловкость во второстепенных маневрах, тот же консерва-
тизм, та же узость горизонта, та же черствая забота о собственном покое,
наконец, то же преклонение перед наиболее тривиальными формами буржуаз-
ной культуры. Советские полковники и генералы в большинстве своем мало
чем разнятся от полковников и генералов пяти частей света и, во всяком
случае, стараются как можно больше походить на них. Советские дипломаты
переняли у западных дипломатов не только фрак, но и склад мыслей. Со-
ветские журналисты не меньше дурачат читателей, чем их иностранные кол-
леги, хоть и делают это на особый манер.
Если трудно исчислить самое бюрократию, то еще труднее определить ее
доходы. Уже в 1927 г. оппозиция протестовала против того, что "разбухший
и привилегированный управленческий аппарат проедает очень значительную
часть прибавочной стоимости". В оппозиционной платформе было подсчитано,
что один лишь торговый аппарат "съедает громадную долю народного дохода:
более одной десятой валовой продукции". После того власть приняла необ-
ходимые меры, чтоб сделать такие подсчеты невозможными. Но именно поэто-
му накладные расходы не сократились, а возрасли.
Не лучше, чем в сфере торговли, обстоит и в других областях. Нужна
была, как писал Раковский в 1930 г., мимолетная ссора между партийными и
профессиональными бюрократами, чтобы население узнало из печати, что из
бюджета профсоюзов, в 400 миллионов рублей, 80 миллионов уходило на со-
держание персонала. Отметим: речь шла только о легальном бюджете. Сверх
того бюрократия профсоюзов получает, в знак дружбы, от бюрократии про-
мышленной крупные даяния деньгами, квартирами, средствами транспорта и
проч. "Сколько идет на содержание партийного, кооперативного, колхозно-
го, совхозного, промышленного, административного, со всеми их разветвле-
ниями, аппаратов? - спрашивал Раковский. - Об этом, отвечал он, мы даже
и предположительных сведений не имеем".
Бесконтрольность неминуемо влечет за собою злоупотребления, в том
числе и денежные. 29 сентября 1935 г. правительство, вынужденное снова
поставить вопрос о плохой работе кооперации, за подписью Молотова и Ста-
лина, констатировало не в первый раз "наличие крупных хищений и растрат
и убыточность работы многих сельских потребительских обществ". На сессии
ЦИКа в январе 1936 г. народный комиссар финансов жаловался на то, что
местные исполкомы допускают совершенно произвольное расходование госу-
дарственных средств. Если нарком умалчивал о центральных учреждениях, то
только потому, что сам он принадлежит к их кругу.
Исчислить, какую долю народного дохода присваивает себе бюрократия,
нет никакой возможности. Не только потому, что она тщательно скрывает
даже свои легализованные доходы; и даже не только потому, что, оставаясь
на самой границе злоупотребления и часто переступая эту границу, она ши-
роко пользуется непредусмотренными доходами; но главным образом потому,
что весь прогресс общественного благоустройства, городской техники, ком-
форта, культуры, искусства служит пока что главным образом, если не иск-
лючительно, верхнему, привилегированному слою.
Относительно бюрократии, как потребительницы, можно с необходимыми
изменениями, повторить то, что в своем месте сказано было о буржуазии:
нет ни основания ни смысла преувеличивать ее аппетит в отношении предме-
тов личного потребления. Но положение резко меняется, как только мы при-
мем во внимание почти монопольное использование ею старых и новых завое-
ваний цивилизации. Формально эти блага открыты, конечно, всему населе-
нию, по крайней мере, городскому; на деле оно имеет доступ к ним лишь в
виде исключения. Наоборот, бюрократия располагает ими по правилу, когда
хочет и сколько хочет, точно предметами своего личного обихода. Если
учесть не только жалованье, все виды натурального обслуживания и всякие
полузаконные дополнительные источники, но и присоединить долю бюрократии
и советской аристократии в театрах, дворцах отдыха, больницах, санатори-
ях, курортах, музеях, клубах, учреждениях спорта и проч. и проч., то
пришлось бы, вероятно, сказать, что на долю 15, скажем 20%, населения
приходится не многим меньше, чем на долю остальных 80-85%.
"Друзья" захотят оспорить наши цифры? Пусть дадут нам другие, более
точные. Пусть добьются от бюрократии опубликования приходо-расходной
книги советского общества. До тех пор мы остаемся при своем мнении.
Распределение земных благ в СССР, не спорим, несравненно демократичнее,
чем оно было в царской России и даже, - чем в самых демократических
странах Запада. Но с социализмом оно имеет пока еще мало общего.
Глава 7: СЕМЬЯ, МОЛОДЕЖЬ, КУЛЬТУРА
Семейный термидор.
Октябрьская революция честно выполнила обязательства по отношению к
женщине. Молодая власть не только дала ей все политические и юридические
права, наравне с мужчиной, но, что еще важнее, сделала все, что могла, и
во всяком случае - неизмеримо больше, чем какая-либо другая власть, чтоб
действительно открыть ей доступ ко всем видам хозяйственной и культурной
работы. Однако, самая смелая революция, как и "всемогущий" британский
парламент, не может превратить женщину в мужчину или, лучше сказать, не
может разделить между ними поровну ношу беременности, родов, кормления и
воспитания детей. Революция сделала героическую попытку разрушить так
называемый "семейный очаг", т.е. то архаическое, затхлое и косное учреж-
дение, в котором женщина трудящихся классов отбывает каторжные работы с
детских лет и до смерти. Место семьи, как замкнуто мелкого предприятия,
должна была, по замыслу, занять законченная система общественного ухода
и обслуживания: родильные дома, ясли, детские сады, школы, общественные
столовые, общественные прачечные, амбулатории, больницы, санатории,
спортивные организации, кино, театры и проч. Полное поглощение хо-
