- Да зимой-то что ж?
- Да вам насчет чего угодно плотника?
- Где решетки с телячьего двора?
- Приказал снести на места. Что прикажете с этим народом! - сказал
приказчик, махая рукой.
- Не с этим народом, а с этим приказчиком!- сказал Левин, вспыхнув. -
Ну для чего я вас держу! - закричал он. Но вспомнив, что этим не помо-
жешь, остановился на половине речи и только вздохнул. - Ну что, сеять
можно? - спросил он, помолчав.
- За Туркиным завтра или послезавтра можно будет.
- А клевер?
- Послал Василия с Мишкой, рассевают. Не знаю только, пролезут ли:
топко.
- На сколько десятин?
- На шесть.
- Отчего же не все? - вскрикнул Левин.
Что клевер сеяли только на шесть, а не на двадцать десятин, это было
еще досаднее. Посев клевера, и по теории и по собственному его опыту,
бывал только тогда хорош, когда сделан как можно раньше, почти по снегу.
И никогда Левин не мог добиться этого.
- Народу нет. Что прикажете с этим народом делать? Трое не приходили.
Вот и Семен...
- Ну, вы бы отставили от соломы.
- Да я и то отставил.
- Где же народ?
- Пятеро компот делают (это значило компост) Четверо овес пересыпают;
как бы не тронулся, Константин Дмитрич.
Левин очень хорошо знал, что "как бы не тронулся" значило, что семен-
ной английский овес уже испортили, - опять не сделали того, что он при-
казывал.
- Да ведь я говорил еще постом, трубы!.. - вскрикнул он.
- Не беспокойтесь, все сделаем вовремя.
Левин сердито махнул рукой, пошел к амбарам взглянуть овес и вернулся
к конюшне. Овес еще не испортился. Но рабочие пересыпали его лопатами,
тогда как можно было спустить его прямо в нижний амбар, и, распорядив-
шись этим и оторвав отсюда двух рабочих для посева клевера, Левин успо-
коился от досады на приказчика. Да и день был так хорош, что нельзя было
сердиться.
- Игнат!- крикнул он кучеру, который с засученными рукавами у колодца
обмывал коляску. - Оседлай мне...
- Кого прикажете?
- Ну, хоть Колпика.
- Слушаю-с.
Пока седлали лошадь, Левин опять подозвал вертевшегося на виду приказ-
чика, чтобы помириться с ним, и стал говорить ему о предстоящих весенних
работах и хозяйственных планах.
Возку навоза начать раньше, чтобы до раннего покоса все было кончено.
А плугами пахать без отрыву дальнее поле, так, чтобы продержать его чер-
ным паром. Покосы убрать все не исполу, а работниками.
Приказчик слушал внимательно и, видимо, делал усилия, чтоб одобрять
предположения хозяина; но он все-таки имел столь знакомый Левину и всег-
да раздражающий его безнадежный и унылый вид. Вид этот говорил: все это
хорошо, да как бог даст.
Ничто так не огорчало Левина, как этот тон. Но такой тон был общий у
всех приказчиков, сколько их у него ни перебывало. У всех было то же от-
ношение к его предположениям, и потому он теперь уже не сердился, но
огорчался и чувствовал себя еще более возбужденным для борьбы с этою ка-
кою-то стихийною силой, которую он иначе не умел назвать, как "что бог
даст", и которая постоянно противопоставлялась ему.
- Как успеем, Константин Дмитрич, - сказал приказчик.
- Отчего же не успеете?
- Рабочих надо непременно нанять еще человек пятнадцать. Вот не прихо-
дят. Нынче были, по семидесяти рублей на лето просят.
Левин замолчал. Опять противопоставлялась эта сила. Он знал, что,
сколько они ни пытались, они не могли нанять больше сорока, тридцати се-
ми, тридцати восьми рабочих за настоящую цену; сорок нанимались, а
больше нет. Но все-таки он не мог не бороться.
- Пошлите в Суры, в Чефировку, если не придут. Надо искать.
- Послать пошлю, - уныло сказал Василий Федорович. - Да вот и лошади
слабы стали.
- Прикупим. Да ведь я знаю, - прибавил он смеясь, - вы все поменьше да
похуже; но я нынешний год уж не дам вам по-своему делать. Все буду сам.
- Да вы и то, кажется, мало спите. Нам веселей, как у хозяина на гла-
зах...
- Так за Березовым Долом рассевают клевер? Поеду посмотрю, сказал он,
садясь на маленького буланого Колпика, подведенного кучером.
- Через ручей не проедете, Константин Дмитрич, - крикнул кучер.
- Ну, так лесом.
И бойкою иноходью доброй застоявшейся лошадки, похрапывающей над лужа-
ми и попрашивающей поводья, Левин поехал по грязи двора за ворота и в
поле.
Если Левину весело было на скотном и житном дворах, то ему еще стало
веселее в поле. Мерно покачиваясь на иноходи доброго конька, впивая теп-
лый со свежестью запах снега и воздуха при проезде через лес по оставше-
муся кое-где праховому, осовывавшемуся снегу с расплывшими следами, он
радовался на каждое свое дерево с оживавшим на коре его мохом и с напух-
шими почками. Когда он выехал за лес, пред ним на огромном пространстве
раскинулись ровным бархатным ковром зеленя, без одной плешины и вымочки,
только кое-где в лощинах запятнанные остатками тающего снега. Его не
рассердили ни вид крестьянской лошади и стригуна, топтавших его зеленя
(он велел согнать их встретившемуся мужику), ни насмешливый и глупый от-
вет мужика Ипата, которого он встретил и спросил: "Что, Ипат, скоро се-
ять?" - "Надо прежде вспахать, Константин Дмитрич", - отвечал Ипат. Чем
дальше он ехал, тем веселее ему становилось, и хозяйственные планы один
лучше другого представлялись ему: обсадить все поля лозинами по полуден-
ным линиям, так чтобы не залеживался снег под ними; перерезать на шесть
полей навозных и три запасных с травосеянием, выстроить скотный двор на
дальнем конце поля и вырыть пруд, а для удобрения устроить переносные
загороды для скота. И тогда триста десятин пшеницы, сто картофеля и сто
пятьдесят клевера и ни одной истощенной десятины.
С такими мечтами, осторожно поворачивая лошадь межами, чтобы не топ-
тать свои зеленя, он подъехал к работникам, рассевавшим клевер. Телега с
семенами стояла не на рубеже, а на пашне, и пшеничная озимь была изрыта
колесами и ископана лошадью. Оба работника сидели на меже, вероятно рас-
куривая общую трубку. Земля в телеге, с которою смешаны были семена, бы-
ла не размята, а слежалась или смерзлась комьями. Увидав хозяина, Васи-
лий-работник пошел к телеге, а Мишка принялся рассекать. Это было нехо-
рошо, но на рабочих Левин редко сердился. Когда Василий подошел, Левин
велел ему отвесть лошадь на рубеж.
- Ничего, сударь, затянет, - отвечал Василий.
- Пожалуйста, не рассуждай, - сказал Левин, - а делай, что говорят.
- Слушаю-с, - ответил Василий и взялся за голову лошади. - А уж сев,
Константин Дмитрич, - сказал он, заискивая, - первый сорт. Только ходить
страсть! По пудовику на лапте волочишь.
- А отчего у вас земля непросеянная? - сказал Левин.
- Да мы разминаем, - отвечал Василий, набирая семян и в ладонях расти-
рая землю.
Василий не был виноват, что ему насыпали непросеянной земли, но
все-таки было досадно.
Уж не раз испытав с пользою известное ему средство заглушать свою до-
саду и все, кажущееся дурным, сделать опять хорошим, Левин и теперь
употребил это средство. Он посмотрел, как шагал Мишка, ворочая огромные
комья земли, налипавшей на каждой ноге, слез с лошади, взял у Василья
севалку и пошел рассекать.
- Где ты остановился?
Василий указал на метку ногой, и Левин пошел, как умел, высевать землю
с семенами. Ходить было трудно, как по болоту, и Левин, пройдя леху, за-
потел и, остановившись, отдал севалку.
- Ну, барин, на лето чур меня не ругать за эту леху, - сказал Василий.
- А что? - весело сказал Левин, чувствуя уже действительность употреб-
ленного средства.
- Да вот посмотрите на лето. Отличится. Вы гляньте-ка, где я сеял
прошлую весну. Как рассадил! Ведь я, Константин Дмитрич, кажется, вот
как отцу родному стараюсь. Я и сам не люблю дурно делать и другим не ве-
лю. Хозяину хорошо, и нам хорошо. Как глянешь вон, - сказал Василий,
указывая на поле, - сердце радуется.
- А хороша весна, Василий.
- Да уж такая весна, старики не запомнят. Я вот дома был, там у нас
старик тоже пшеницы три осминника посеял. Так сказывает, ото ржей не от-
личишь.
- А вы давно стали сеять пшеницу?
- Да вы ж научили позалетошный год; вы же мне две меры пожертвовали.
Четверть продали, да три осминника посеяли.
- Ну, смотри же, растирай комья-то, - сказал Левин, подходя к лошади,
- да за Мишкой смотри. А хороший будет всход, тебе по пятидесяти копеек
за десятину.
- Благодарим покорно. Мы вами, кажется, и так много довольны.
Левин сел на лошадь и поехал на поле, где был прошлогодний клевер, и
на то, которое плугом было приготовлено под яровую пшеницу.
Всход клевера по жнивью был чудесный. Он уж весь отжил и твердо зеле-
нел из-за посломанных прошлогодних стеблей пшеницы. Лошадь вязла по сту-
пицу, и каждая нога ее чмокала, вырываясь из полуоттаявшей земли. По
плужной пахоте и вовсе нельзя было проехать: только там и держало, где
был ледок, а в оттаявших бороздах нога вязла выше ступицы. Пахота была
превосходная; через два дня можно будет бороновать и сеять. Все было
прекрасно, все было весело. Назад Левин поехал через ручей, надеясь, что
вода сбыла. И действительно, он переехал и вспугнул двух уток. "Должны
быть и вальдшнепы", - подумал он и как раз у поворота к дому встретил
лесного караульщика, который подтвердил его предположение о вальдшнепах.
Левин поехал рысью домой, чтоб успеть пообедать и приготовить ружье к
вечеру.
XIV
Подъезжая домой в самом веселом расположении духа, Левин услыхал коло-
кольчик со стороны главного подъезда к дому.
"Да, это с железной дороги, - подумал он, - самое время московского
поезда... Кто бы это? Что, если это брат Николай? Он ведь сказал: может
быть, уеду на воды, а может быть, к тебе приеду". Ему страшно и неприят-
но стало в первую минуту, что присутствие брата Николая расстроит это
его счастливое весеннее расположение. Но ему стало стыдно за это
чувство, и тотчас же он как бы раскрыл свои душевные объятия и с умилен-
ною радостью ожидал и желал теперь всею душой, чтоб это был брат. Он
тронул лошадь и, выехав за акацию, увидал подъезжавшую омскую тройку с
железнодорожной станции и господина в шубе. Это не был брат. "Ах, если
бы кто-нибудь приятный человек, с кем бы поговорить", - подумал он.
- А!- радостно прокричал Левин, поднимая обе руки кверху. - Вот ра-
достный-то гость! Ах, как я рад тебе!- вскрикнул он, узнав Степана Ар-
кадьича.
"Узнаю верно, вышла ли, или когда выходит замуж", - подумал он.
И в этот прекрасный весенний день он почувствовал, что воспоминанье о
ней совсем не больно ему.
- Что, не ждал?- сказал Степан Аркадьич, вылезая из саней, с комком
грязи на переносице, на щеке и брови, но сияющий весельем и здоровьем. -
Приехал тебя видеть - раз, - сказал он, обнимая и целуя его, - на тяге
постоять - два, и лес в Ергушове продать - три.
- Прекрасно! А какова весна? Как это ты на санях доехал?
- В телеге еще хуже, Константин Дмитрич, - отвечал знакомый ямщик.
- Ну, я очень, очень рад тебе, - искренно улыбаясь детски-радостною
улыбкою, сказал Левин.
Левин провел своего гостя в комнату для приезжих, куда и были внесены
вещи Степана Аркадьича: мешок, ружье в чехле, сумка для сигар, и, оста-
вив его умываться и переодеваться, сам пока прошел в контору сказать о
пахоте и клевере. Агафья Михайловна, всегда очень озабоченная честью до-
ма, встретила его в передней вопросами насчет обеда.
- Как хотите делайте, только поскорей, - сказал он и пошел к приказчи-
ку.
Когда он вернулся, Степан Аркадьич, вымытый, расчесанный и сияя улыб-
кой, выходил из своей двери, и они вместе пошли наверх.
- Ну, как я рад, что добрался до тебя! Теперь я пойму, в чем состоят
те таинства, которые ты тут совершаешь. Но нет, право, я завидую тебе.
Какой дом, как славно все! Светло, весело, - говорил Степан Аркадьич,
