его лицо было обращено куда-то в свое прошлое. Он был далек, непостижим.
Ничему и никому не принадлежал.
Ирина слегка удивилась и слегка обиделась. Но вдруг забыла и удивле-
ние и обиду. Хор запел "Лакримоза". И это уже не шестьдесят разных людей
пели по нотам. Это тосковал Моцарт. Его "божественное Я". Душа взметну-
лась и задохнулась. Ирина заплакала. Слезы шли по щекам, и вместе с ними
как будто уходила боль из сердца. Поэтому слезы становились соленые, а
сердце легким.
Вечером этого же дня они вернулись в Москву.
Он довел ее до дверей и снял шапку.
- Вам лучше? - спросил Он.
- Конечно, - сказала Ирина. - Раз существует море, Моцарт и вы, зна-
чит, жить не только нужно. Но и хорошо.
Он поцеловал ей руку и пошел вниз по лестнице.
Ирина стояла и смотрела, как на белых ступеньках, засыпанных извест-
кой, остаются его следы, похожие на гигантские бобы.
Он доехал на метро до станции "Юго-Западная". Потом на автобусе до
остановки "44 квартал". Потом на лифте до своей двери. Отворил дверь
своим ключом.
В прихожей стояла его жена с годовалой дочкой на руках. И дочка и же-
на были одинаково круглолицы, одинаково нечесаны, с вихрами во все сто-
роны, и походили на обаятельных дикарей.
- Опять в зигзаг ходил? - спросила жена и устремила на него свои
глазки, маленькие и круглые, похожие на шляпки от гвоздей.
Он не ответил. Раздевался молча.
Под "опять" жена подразумевала его предыдущий бросок в Сибирь, на
Бийский витаминный завод. Кому-то срочно понадобилось облепиховое масло,
и Он, естественно, выступил в роли волшебника.
- Тебе нравится поражать, - сказала жена. - Показушник несчастный. А
я тут одна с ребенком... Кручусь как собака на перевозе.
Он посмотрел на жену, пытаясь представить, как ведет себя собака на
перевозе, и вообще: что такое перевоз. Наверное, это большая лодка или
баржа, на которой люди переправляются на другой берег. А собака не знает
- возьмут ее с собой или нет, поэтому бегает и лает. Боится остаться без
хозяина.
- Ты не права, - мягко сказал Он. - Ты моя собака. А я твой хозяин.
Ты это знаешь.
- Все равно, - сказала жена. - Я устала. Ты хочешь сделать счастливым
все человечество, а для меня ты не делаешь ничего. Для меня тебе лень. И
скучно.
- А что ты хочешь, чтобы я сделал?
- Хотя бы вынеси ведро. У меня уже мусор не помещается. Я его четыре
раза ногой утрамбовывала.
- Но разве ты не можешь сама вынести ведро? - удивился Он. - Ты же
видишь, я устал.
Он сел в кресло, снял очки и закрыл глаза.
Жена посмотрела на него с сочувствием.
- Я ничего не имею против твоих чудес, - сказала она. - Пусть люди с
твоей помощью будут здоровы и счастливы. Но почему за мой счет?
Он открыл дальнозоркие глаза.
- А за чей счет делаются чудеса в сказках?
Жена подумала.
- За счет фей, - вспомнила она.
- Ну вот. Значит, ты - моя фея.
Жена хотела что-то ответить, но пока собиралась с мыслями, он заснул.
Он действительно устал.
Фея уложила дочку. Потом уложила мужа. Потом вынесла ведро. Потом вы-
мыла посуду. Потом сварила макароны, чтобы утром их можно было быстро
разогреть.
Младший научный сотрудник Ирина Дубровская проснулась в понедельник,
в половине восьмого утра, и, глядя в потолок, стала соображать: было
"вчера" в ее жизни или не было? С одной стороны, она помнила так
явственно и вкус взбитых сливок, и рисунок еловой ветки на сероватом не-
бе, что этого не могло не быть. Это, конечно же, было. А с другой сторо-
ны, - никаких реальных следов, даже самолетной бирки на чемодане. И
вдруг она вспомнила следы на лестнице.
Ирина вскочила с постели, побежала в прихожую, распахнула дверь на
лестницу и... Так бывает только в детстве, когда прибежишь домой из шко-
лы, войдешь в комнату - а в углу елка. Или бредешь по лесу по утоптанной
тропинке, и вдруг - белый гриб.
Никаких следов не было. Ни следов. Ни известки. Ни ремонта. Ремонт
окончился, и рано утром тетя Маша чисто вымыла лестницу. Шашечки на полу
были ярко-рыжие и по цвету совпадали с плинтусами. Плинтуса - рыжие,
стены нежно-зеленые, потолки - голубовато-белые.
Лестница была праздничная, как елка, неожиданная, как белый гриб. И
казалось: так будет всегда и никогда не будет по-другому.
НАХАЛ
До Нового года оставалось семь минут. Надо было успеть проводить ста-
рый.
Все подняли рюмки, и в этот момент раздался звонок в дверь.
- Это Эдик и Рудик, - сообщил гостям хозяин дома Алик и посмотрел на
рюмку, как бы решая для себя проблему очередности: сначала выпить, потом
встретить гостей либо сначала пустить их в дом, а уж потом сесть и спо-
койно выпить.
Гости выжидающе смотрели на хозяина дома Алика, готовые принять любую
предложенную им программу.
- Одну секундочку... - извинился Алик.
Он решил проблему очередности в пользу гостей и помчался в прихожую.
Скоро он вернулся с Эдиком, но без Рудика.
Алик и Эдик стояли в дверях растерянные и смотрели на собравшихся с
таким видом, будто они перепутали квартиру и видят всех в первый раз.
- Рудик под машину попал... - сказал Алик.
Все шумно вздохнули со звуком "а" и остановили дыхание. Лица у всех
тоже остановились, глаза чуть вытаращились, рот чуть приоткрылся. Так
продолжалось минуту или две. А может, пять.
Первым очнулся малознакомый гость.
- А кто это - Рудик? - шепотом спросил он у хозяйки дома, поскольку
она сидела рядом.
- Это знакомый Эдика, - шепотом пояснила хозяйка.
- Эдик - школьный товарищ Алика, а Алик - мой муж.
Малознакомый гость мелко покивал головой, как бы выражая, что он все
понял и теперь может отдаться скорби более полно и осмысленно.
Пауза была расколота, посыпались вопросы:
- Насмерть?
- Не совсем.
- Что значит - не совсем: жив или мертв?
- Полуживой.
- Полуживой или полумертвый?
- Разве это не одно и то же?
- Полуживой - это оттуда сюда, а полумертвый - отсюда туда...
- А ты его когда видел?
- Я его не видел, - сказал Эдик.
- А откуда же ты знаешь, что он попал под машину?
- Мне Игнатьевы позвонили.
- А где он сейчас?
- Кто?
- Рудик, кто же еще...
- В Склифосовского, где же ему еще быть? - удивился Эдик.
- Мы должны туда поехать, - сказала хозяйка дома и первая встала
из-за стола.
Гости задвигали стульями и тоже поднялись из-за стола.
Последовала минута молчания.
- И я тоже должен ехать в Склифосовского? - спросил малознакомый
гость.
Он обратился в никуда, и ему не ответили. Никто точно не знал, что он
должен, а что - нет. Каждый мог отвечать только за себя.
- Надо вызвать машину, - предложила красивая подруга хозяйки.
- Зачем? - с осуждением спросила некрасивая подруга, так как любая
конкретность в этой ситуации выглядела неуместной.
- Ну не пешком же мы пойдем в Склифосовского?
- С Новым годом! - поздравила с телеэкрана нарядная дикторша.
Гости новогоднего "Огонька" сдвинули разом тяжелые фужеры с шампанс-
ким. Раздался нежный хрустальный звон, записанный, видимо, отдельно, по-
тому что шампанское съедает звук и наполненные фужеры звучат глухо и ко-
ротко.
- А между прочим, с Новым годом! - как бы извиняясь, сказал пятидеся-
тилетний легкомысленный Шурка Петров, всеобщий любимец. Он был в полтора
раза старше остальных, но не замечал этого. А может, не знал, и ему не
сказали.
- С Новым годом, - согласились остальные и, продолжая стоять, открыли
шампанское.
Пробка не взлетела в потолок, как бы понимая неуместность высоких
траекторий, а отделилась скромно с сухим щелчком.
Все не торопясь выпили шампанское и вернули фужеры на скатерть.
На скатерти был расставлен старинный сервиз, на котором синим по бе-
лому были изображены картинки из прежней жизни: женщины - в кринолинах,
мужчины - в париках с косичкой.
В центре стояла ваза с салатом. Если внимательно вглядеться, то можно
разобрать, из чего салат составлен: картошка, морковка, зеленый горошек,
крутое яйцо, отварное мясо, свежий огурец, соленый огурец, грецкий орех,
яблоки, зеленая петрушка, и все это вяло утопало в майонезе.
Рядом на блюде лежала бледная осетрина с желтыми нежными прожилками и
даже на вид была пресной.
Запеченная баранья нога выглядела красновато-коричневой. Гусь - оран-
жево-желтым. Белые грибы были маленькие, замаринованные вместе с ножка-
ми.
- Поехали! - напомнила хозяйка дома.
- А куда? - спросил глуповатый дальний родственник.
- К Рудику. В Склифосовского, - терпеливо объяснила хозяйка.
- В Склифосовского, но не к Рудику, - поправил дальний родственник. -
К Рудику вас никто не пустит.
- Не пустят, - компетентно подтвердил Эдик, как будто побывал в
больнице и знает внутренние распорядки.
- Ну, в приемной посидим, - сказала некрасивая подруга.
- Можно, конечно, и на улице постоять. Но какая Рудику от этого
польза? - спросил дальний родственник. - Какая ему разница, где мы будем
стоять: там или тут?
- Но должны же мы проявить... - Алик запнулся, подыскивая нужное сло-
во, - солидарность...
- Ты можешь из солидарности выйти на улицу и броситься под машину, -
сказала красивая подруга. - Но Рудику от этого легче не будет.
- Что ты предлагаешь? - спросила хозяйка.
- Врача. Ему нужна не ваша солидарность, а хороший специалист.
- У нас есть лучший специалист! - закричала жена легкомысленного Шур-
ки. - Он профессор, академик, членкорреспондент. Член восемнадцати коро-
левских обществ.
- А разве на земле есть восемнадцать королевств? - спросил малознако-
мый гость.
Он снова спросил в никуда, и ему снова не ответили.
Шурка Петров кинулся к телефону и стал звонить лучшему специалисту.
Все с надеждой смотрели на его лицо. Шурка был похож на добродушного са-
тану.
- Занято, - сказал Шурка. - Поздравляют, наверное. Со всего мира зво-
нят.
- А между прочим, неудобно, - сказала вдруг Шуркина жена. - Звонить
старому человеку среди ночи и отсылать его на другой конец Москвы. Не
так уж мы его хорошо знаем, и не такие уж у нас отношения.
- Но если от этого зависит жизнь человека, - возразил хозяин, как бы
оказывая на Шурку давление.
- Между прочим, в Склифосовского свои специалисты, - сказала Шуркина
жена, - и, посылая своего, мы как бы оказываем недоверие им. Это даже
неэтично.
- Но если внутренние специалисты будут знать, что Рудик не с улицы,
они совершенно иначе к нему будут относиться, - сказала некрасивая под-
руга. - Это человеческая психология.
- Так все с улицы. Отделение дорожных травм, - компетентно заявил
Эдик.
- У врачей своя психология, - заметил дальний родственник. - Они во
всех случаях сделают все, что от них зависит.
- Но что же делать? - в отчаянье спросила хозяйка.
- Мы ведь не можем ничего не делать!
- Надо позвонить в Склифосовского, навести справки.
- Звони! - приказали Шурке, поскольку он сидел возле телефона.
- А куда звонить?
- Узнай по ноль девять.
- Что - по ноль девять?
- Ну, спроси сначала институт Склифосовского. Потом спроси отделение
травматологии, - руководил Эдик. - А потом позвони туда и узнай конкрет-
но про Рудика.
Шурка стал звонить ноль девять.
- Занято, - сказал он. - Поздравляют, наверное.
- В справочном не поздравляют.
- Почему? Что там, не люди?
По телевизору объявили Аркадия Райкина.
Все отвернулись от Шурки и стали смотреть на экран.
- Иди в другую комнату, - попросила его жена. - Ты нам мешаешь и отв-
лекаешься сам.
Шурка взял аппарат и, волоча за собой шнур, поплелся в другую комна-
ту.
- Давайте ешьте! - распорядилась хозяйка. - Баранину можно есть,
только пока она горячая. А то потом жир стекленеет.
Все подвезли свои стулья к столу и во мгновение растащили баранью но-
гу по тарелкам.
