что-то там двигалось. Я сидел не шевелясь и прислушивался. И вдруг
кто-то мяукнул еле слышно: "Мя-у! Мя-у!" Вот здорово! Я тоже мяукнул еле
слышно: "Мяу! Мяу!" - а потом погасил свечку и вылез через окно на крышу
сарая. Оттуда я соскользнул на землю и прокрался под деревья. Гляжу -
так и есть: Том Сойер меня дожидается.
ГЛАВА II
Мы пошли на цыпочках по дорожке между деревьями в самый конец сада,
нагибаясь пониже, чтобы ветки не задевали по голове. Проходя мимо кухни,
я споткнулся о корень и наделал шуму. Мы присели на корточки и затихли.
Большой негр мисс Уотсон - его звали Джим - сидел на пороге кухни; мы
очень хорошо его видели, потому что у него за спиной стояла свечка. Он
вскочил и около минуты прислушивался, вытянув шею; потом говорит:
- Кто там?
Он еще послушал, потом подошел на цыпочках и остановился как раз меж-
ду нами: можно было до него дотронуться пальцем. Ну, должно быть, време-
ни прошло порядочно, и ничего не было слышно, а мы все были так близко
друг от друга. И вдруг у меня зачесалось одно место на лодыжке, а поче-
сать его я боялся" потом зачесалось ухо, потом спина, как раз между ло-
патками. Думаю, если не почешусь, просто хоть помирай. Я это сколько раз
потом замечал: если ты где-нибудь в гостях, или на похоронах, или хочешь
заснуть и никак не можешь - вообще, когда никак нельзя чесаться, - у те-
бя непременно зачешется во всех местах разом.
Тут Джим и говорит:
- Послушайте, кто это? Где же вы? Ведь я все слышал, свинство какое!
Ладно, я знаю, что мне делать: сяду и буду сидеть, пока опять что-нибудь
не услышу.
И он уселся на землю, как раз между мной и Томом, прислонился спиной
к дереву и вытянул ноги так, что едва не задел мою ногу. У меня зачесал-
ся нос. Так зачесался, что слезы выступили на глазах, а почесать я боял-
ся. Потом начало чесаться в носу. Потом зачесалось под носом. Я просто
не знал, как усидеть на месте. Такая напасть продолжалась минут шесть
или семь, а мне казалось, что много дольше. Теперь у меня чесалось в
одиннадцати местах сразу. Я решил, что больше минуты нипочем не вытерп-
лю, но кое-как сдержался: думаю - уж постараюсь. И тут как раз Джим на-
чал громко дышать, потом захрапел, и у меня все сразу прошло.
Том подал мне знак - еле слышно причмокнул губами, - и мы на четве-
реньках поползли прочь. Как только мы отползли шагов на десять. Том шеп-
нул мне, что хочет для смеха привязать Джима к дереву. А я сказал: "Луч-
ше не надо, он проснется и поднимет шум, и тогда увидят, что меня нет на
месте". Том сказал, что у него маловато свечей, надо бы пробраться в
кухню и взять побольше. Я его останавливал, говорил, что Джим может
проснуться и войти в кухню. Но Тому хотелось рискнуть; мы забрались ту-
да, взяли три свечки, и Том оставил на столе пять центов в уплату. Потом
мы с ним вышли; мне не терпелось поскорее убраться подальше, а Тому
вздумалось подползти на четвереньках к Джиму и сыграть с ним какую-ни-
будь шутку. Я его дожидался, и мне показалось, что ждать пришлось очень
долго, - так было кругом пусто и молчаливо.
Как только Том вернулся, мы с ним побежали по дорожке кругом сада и
очень скоро очутились на самой верхушке горы по ту сторону дома. Том
сказал, что стащил шляпу с Джима и повесил ее на сучок как раз над его
головой, а Джим немножко зашевелился, но так и не проснулся. На другой
день Джим рассказывал, будто ведьмы околдовали его, усыпили и катались
на нем по всему штату, а потом опять посадили под дерево и повесили его
шляпу на сучок, чтобы сразу видно было, чье это дело. А в другой раз
Джим рассказывал, будто они доехали на нем до Нового Орлеана; потом у
него с каждым разом получалось все дальше и дальше, так что в конце кон-
цов он стал говорить, будто ведьмы объехали на нем вокруг света, замучи-
ли его чуть не до смерти, и спина у него была вся стерта, как под сед-
лом. Джим так загордился после этого, что на других негров и смотреть не
хотел. Негры приходили за много миль послушать, как Джим будет про это
рассказывать, и он стал пользоваться таким уважением, как ни один негр в
наших местах. Повстречав Джима, чужие негры останавливались, разинув
рот, и глядели на него, словно на какое-нибудь чудо. Как стемнеет, негры
всегда собираются на кухне у огня и разговаривают про ведьм; но как
только кто-нибудь заведет об этом речь, Джим сейчас же вмешается и ска-
жет: "Гм! Ну что ты можешь знать про ведьм! " И этот негр сразу притих-
нет и замолчит. Пятицентовую монетку Джим надел на веревочку и всегда
носил на шее; он рассказывал, будто этот талисман ему подарил сам черт и
сказал, что им можно лечить от всех болезней и вызывать ведьм, когда
вздумается, стоит только пошептать над монеткой; но Джим никогда не го-
ворил, что он такое шепчет. Негры собирались со всей окрути и отдавали
Джиму все, что у них было, лишь бы взглянуть на эту монетку; однако они
ни за что на свете не дотронулись бы до нее, потому что монета побывала
в руках черта. Работник он стал теперь никуда не годный - уж очень воз-
гордился, что видел черта и возил на себе ведьм по всему свету.
Ну так вот, когда мы с Томом подошли к обрыву и поглядели вниз, на
городок, там светилось всего три или четыре огонька, - верно, в тех до-
мах, где лежали больные; вверху над нами так ярко сияли звезды, а ниже
города текла река в целую милю шириной, этак величественно и плавно. Мы
спустились с горы, разыскали Джо Гарпера с Беном Роджерсом и еще двух
или трех мальчиков; они прятались на старом кожевенном заводе. Мы отвя-
зали ялик и спустились по реке мили на две с половиной, до большого
оползня на гористой стороне, и там высадились на берег.
Когда подошли к кустам, Том Сойер заставил всех нас поклясться, что
мы не выдадим тайны, а потом показал ход в пещеру - там, где кусты росли
гуще всего. Потом мы зажгли свечки и поползли на четвереньках в проход.
Проползли мы, должно быть, шагов двести, и тут открылась пещера. Том по-
толкался по проходам и скоро нырнул под стенку в одном месте, - вы бы
никогда не заметили, что там есть ход. По этому узкому ходу мы пролезли
вроде как в комнату, очень сырую, всю запотевшую и холодную, и тут оста-
новились.
Том сказал:
- Ну вот, мы соберем шайку разбойников и назовем ее "Шайка Тома Сойе-
ра". А кто захочет с нами разбойничать, тот должен будет принести клятву
и подписаться своей кровью.
Все согласились. И вот Том достал листок бумаги, где у него была на-
писана клятва, и прочел ее. Она призывала всех мальчиков дружно стоять
за шайку и никому не выдавать ее тайн; а если кто-нибудь обидит мальчика
из нашей шайки, то тот, кому велят убить обидчика и всех его родных,
должен не есть и не спать, пока не убьет их всех и не вырежет у них на
груди крест - знак нашей шайки. И никто из посторонних не имеет права
ставить этот знак, только те, кто принадлежит к шайке; а если кто-нибудь
поставит, то шайка подаст на него в суд; если же он опять поставит, то
его убьют. А если кто-нибудь из шайки выдаст нашу тайну, то ему перере-
жут горло, а после того сожгут труп и развеют пепел по ветру, кровью вы-
черкнут его имя из списка и больше не станут о нем поминать, а проклянут
и забудут навсегда.
Все сказали, что клятва замечательная, и спросили Тома, сам он ее
придумал или нет. Оказалось, кое-что он придумал сам, а остальное взял
из книжек про разбойников и пиратов, - у всякой порядочной шайки бывает
такая клятва.
Некоторые думали, что хорошо бы убивать родных у тех мальчиков, кото-
рые выдадут тайну. Том сказал, что это недурная мысль, взял и вписал ее
карандашиком.
Тут Бен Роджерс и говорит:
- А вот у Гека Финна никаких родных нет; как с ним быть?
- Ну и что ж, ведь отец у него есть? - говорит Том Сойер.
- Да, отец-то есть, только где ты его теперь разыщешь? Он, бывало,
все валялся пьяный на кожевенном заводе, вместе со свиньями, но вот уже
больше года его что-то не видно в наших краях.
Посоветовались они между собой и уж совсем собрались меня вычеркнуть,
потому что, говорят, у каждого мальчика должны быть родные или кто-ни-
будь, кого можно убить, а то другим будет обидно. Ну, и никто ничего не
мог придумать, все стали в тупик и молчали. Я сперва чуть не заплакал, а
потом вдруг придумал выход: взял да и предложил им мисс Уотсон - пускай
ее убивают. Все согласились.
- Ну что ж, она годится. Теперь все в порядке. Гека принять можно.
Тут все стали колоть себе пальцы булавкой и расписываться кровью, и я
тоже поставил свой значок на бумаге.
- Ну, а чем же эта шайка будет заниматься? - спрашивает Бен Роджерс.
- Ничем, только грабежами и убийствами.
- А что же мы будем грабить? Дома, или скотину, или...
- Чепуха! Это не грабеж, если угонять скотину и тому подобное, это
воровство, - говорит Том Сойер. - Мы не воры. В воровстве никакого блес-
ку нет. Мы разбойники. Наденем маски и будем останавливать дилижансы и
кареты на большой дороге, убивать пассажиров и отбирать у них часы и
деньги.
- И непременно надо их убивать?
- Ну еще бы! Это самое лучшее. Некоторые авторитеты думают иначе, но
вообще считается лучше убивать - кроме тех, кого приведем сюда в пещеру
и будем держать, пока не дадут выкупа.
- Выкупа? А что это такое?
- Не знаю. Только так уж полагается. Я про это читал в книжках, и
нам, конечно, тоже придется так делать.
- Да как же мы сможем, когда не знаем, что это такое?
- Ну, как-нибудь уж придется. Говорят тебе, во всех книжках так, не
слышишь, что ли? Ты что же, хочешь делать все по-своему, не так, как в
книжках, чтобы мы совсем запутались?
- Ну да, тебе хорошо говорить, Том Сойер, а как же они станут выку-
паться, - чтоб им пусто было! - если мы не знаем, как это делается? А ты
сам как думаешь, что это такое?
- Ну, уж не знаю. Сказано: надо их держать, пока они не выкупятся.
Может, это значит, что надо их держать, пока они не помрут.
- Вот это еще на что-нибудь похоже! Это нам подойдет. Чего же ты
раньше так не сказал? Будем их держать, пока они не выкупятся до смерти.
И возни, наверно, с ними не оберешься - корми их да гляди, чтобы не уд-
рали.
- Что это ты говоришь, Бен Роджерс? Как же они могут удрать, когда
при них будет часовой? Он застрелит их, как только они пошевельнутся.
- Часовой? Вот это ловко! Значит, кому-нибудь придется сидеть и всю
ночь не спать из-за того только, что их надо стеречь? По-моему, это глу-
по. А почему же нельзя взять дубину, да и выкупить их сразу дубиной по
башке?
- Потому что в книгах этого нет - по этому по самому. Вот что, Бен
Роджерс: хочешь ты делать дело как следует или не хочешь? Ты что же -
думаешь, люди, которые пишут книжки, не знают, как по-настоящему полага-
ется? Учить их ты собираешься, что ли? И не мечтай! Нет, сэр, мы уж бу-
дем выкупать их по всем правилам.
- Ну и ладно. Мне-то что! Я только говорю: по-дурацки получается
все-таки... Слушай, а женщин мы тоже будем убивать?
- Ну, Бен Роджере, если бы я был такой неуч, я бы больше молчал. Уби-
вать женщин! С какой же это стати, когда в книжках ничего подобного нет?
Приводишь их в пещеру и обращаешься с ними как можно вежливей, а там они
в тебя малопомалу влюбляются и уж сами больше не хотят домой.
- Ну, если так, тогда я согласен, только смысла в этом не вижу. Скоро
у нас в пещере пройти нельзя будет: столько набьется женщин и всякого
народу, который дожидается выкупа, а самим разбойникам и деваться будет
некуда. Ну что ж, валяй дальше, я ничего не говорю.
Маленький Томми Барнс успел уже заснуть и, когда его разбудили, испу-
гался, заплакал и стал проситься домой к маме, сказал, что больше не хо-
чет быть разбойником.
Все подняли его на смех и стали дразнить плаксой, а он надулся и ска-
зал, что сейчас же пойдет и выдаст все наши тайны. Но Том дал ему пять
