унести. Из Ста Царств тебе будет легче завоевать мир, чем из северной
глуши.
- По Янон мой по праву крови и праву наследования. Какое же место может
быть лучше для начала?
- Если мы тебе позволим.
Еще долго принц и оруженосец смотрели на закрытую дверь. Моранден затворил
ее с такой мягкостью, которая была выразительнее любой ярости.
Мирейн поднял свою горящую руку, повернул ее и сжал, бросая вызов
Морандену и полностью отвергая его.
- Он не может тронуть меня. У него нет силы, ибо он смертный человек, а я
будущий король. Я... буду... королем.
Это был львиный рык. Мирейн лишь засмеялся в ответ. Он был как в
лихорадке; слова рождались как бы по собственной воле, слова-демоны,
легкие и насмешливые.
- Позволите, говоришь? Позволите? Когда тебе потребовалось целых полбочки
вина, чтобы прийти сегодня сюда? - Он откинулся на спинку кресла,
беззаботно болтая ногой; но руку свою он укачивал, словно она была раненым
живым существом. - Если благодарность твоя проявляется с таким трудом,
нужно ли мне бояться твоей вражды?
В свете огня казалось, что Моранден раздувается. Не понимая, как он это
сделал, Вадин вдруг обнаружил, что стоит рядом со своим сеньором, подняв
обнаженный меч. Над его блеском он встретился взглядом С Моранденом и
увидел в нем неприкрытую черную ненависть.
- Детка, - сказал старший принц глубоким гортанным голосом. - Королек. Я
не повторю своего предложения благодарности или награды. Или чего бы то ни
было еще.
- Это хорошо. Избавит меня от усилий, которые потребовались бы для отказа.
- Считаешь себя умником? Подумай как следует, дурачок. Но не жди, что я
буду лизать тебе пятки.
- Об этом я и не мечтал, - сказал Мирейн и зевнул. - Уже поздно, и ты,
несомненно, утомился. Можешь идти спать.
Моранден лишился дара речи. Внезапно он резко повернулся.
Вон шныряет пес чужеземца. Вадин никого не задевал. Он был свободен
впервые с тех пор, как ранили Морандена. Стоя у лавки на рынке, он
рассматривал безделушки и думал о девушке, которой собирался подарить их.
Ему было спокойно рядом с толстым Кавом и еще спокойнее из-за молчания,
хранимого его товарищами. Именно Кав удержал его от безрассудного рывка в
направлении голоса, сказавшего эти слова: он обхватил могучей ладонью
узкое запястье Вадина и просто не двинулся с места, крепкий, как сама
земля под их подошвами.
Этот голос, молодой и высокомерный, чуть не свел Вадина с ума, когда
раздался прямо над его правым ухом.
- Ах, посмотрите только! Он покупает браслеты и бусы для своего
изысканного хозяина. Вы представляете, как они служат друг другу?
Превращается ли мальчик в мужчину, когда лампы гаснут?
- Пусти меня! - заорал Вадин Каву.
Тот не ослабил хватку. Его светлые глаза на большом угрюмом лице сверкнули
в сторону говорящего, затем взгляд их опять устремился на Вадина. Голос
вновь произнес с еле сдерживаемым смешком:
- Они отлично ладят друг с другом, длинноногий и коротконогий, изнеженные
трусы. Вы слышали, что его величество собирается сделать, когда заполучит
свой трон? Он переоденет всех лордов в штаны, прикажет им сбрить бороды и
заставит поклясться, что они будут служить ему, как рабы служат своим
хозяевам.
Кав непреклонно и настойчиво начал двигаться прочь от голоса, направляясь
к винной лавке. Там уже находились двое оруженосцев, изрядно
поднабравшихся. Вадин сопротивлялся, но с тем же успехом он мог бы тащить
за собой замковую стену. Его рука упала на рукоятку кинжала. - Не смей, -
прорычал Кав. Вадин выругался, и Кав хрюкнул, что у него обычно означало
смех. Они оказались под навесом; Кав заставил Вадина сесть на скамью между
Олваном и Аяном и сунул в его сжимающуюся в кулак руку чашу. Вадин глотнул
кислого эля и выкрикнул:
- Его слова -- это государственная измена! Он сказал... он сказал, что я...
- Это всего лишь слова, - пробасил Кав.
- Слова тоже ранят, черт тебя возьми!
- Он что, сказал нечто такое, о чем ты сам не думал?
- Я не говорил этого.
Вадин замолчал и выпрямился. Все трое смотрели на него. У него во рту
появился вкус тошноты. Он выругался.
- Давайте, пяльтесь. Вы готовы поклоняться земле, по которой он ходит. Вы
бы стали целовать его ноги, если бы он повелел.
- Но он не станет требовать этого, - сказал Аян, снова наполняя чашу
Вадина, - и именно поэтому мы поклоняемся ему. Разве он не ходит вместе с
остальными на занятия по владению оружием? Разве он не настаивает на этом
и разве он проявляет при этом королевское неудовольствие? А в Хан-Гилене
он считался рыцарем, и он в десять раз лучше каждого из нас.
- В пять раз, - угрюмо заявил Вадин. - Вам известно, что об этом говорят в
народе. Он не станет мериться силами с каждым, кто приблизится к нему, так
как знает, что будет побежден. Поэтому он делает из нас дураков и колдует,
чтобы мы любили его за это. Олван фыркнул:
- Глупая ревность. Он учится у Аджана, который считается лучшим
наставником в Яноне. Когда мы просим, он учит нас. Он нас любит.
- Боги не учатся и не любят. Боги правят.
- Принц Мирейн лишь наполовину бог, - заметил Аян. Его язык как будто
приласкал имя принца, и Аян вздохнул, а потом нахмурился: - Мы знаем это.
Мы знаем его. Но люди действительно говорят всякое, и не только шепотом.
Вчера я стоял в карауле; мне пришлось разнимать одну драку, и с обеих
сторон люди прямо-таки завывали, что верны настоящему принцу. Они
разбивали друг другу головы из-за этого.
- И кто же одержал победу? - спросил Кав.
- Никто, - сказал Вадин, прежде чем Аян успел ответить. - Совсем никто.
Его чаша снова опустела. Он даже не помнил, как осушил ее. Он налил себе
еще, потом еще. Ему очень хотелось свернуть кому-нибудь шею, только он не
знал кому. Но красавица Лиди отвлекала его внимание, хотя он так и не
купил ей те безделушки, которые собирался подарить. И была еще одна чаша
эля, и несколько песен, а потом жаркие объятия в кровати Лиди, где была
вся их четверка и она сама; но когда все кончилось, он по-прежнему
испытывал ярость.
- Потому что, - дюжину раз повторил он, - никто, никто не смеет назвать
Вадина аль-Вадина трусом.
С восходом солнца Лиди выбралась из сплетения тел: Олван и Аян свернулись
калачиком друг возле друга, толстому Каву хватало самого себя, а Вадин
слепо шарил по постели в поисках теплого женского тела. Он нашел кого-то,
чья кожа была бархатной, но под ней скрывались стальные мускулы; это тело
было слишком узким и худым, чтобы принадлежать Лиди. Глаза Вадина медленно
распахнулись, и он обнаружил, что его рука ласково обвивает грудь Мирейна.
Принц смотрел на него с кривой усмешкой. Вадин отпрянул.
Ухмылка Мирейна стала еще ехиднее. Вадин открыл рот, но рука Мирейна легла
на его губы. Другой своей рукой, золотой, он поманил оруженосца на улицу.
Когда они оказались во дворе и солнца нещадно начало жечь измученную
голову Вадина, его прорвало:
- Трижды девять кругов ада! Что ты здесь делаешь?
Мирейн в упор посмотрел на него. Вадин кое-как справился с килтом, ремнем
и плащом, а потом сунул голову в чан с дождевой водой, стоявший у ворот.
Вынырнув, он почувствовал, что в мозгу у него слегка прояснилось, хоть
боль и не прошла.
- Я думал, что могу целую ночь располагать собой.
- Так и было, - кивнул головой Мирейн. - Твоя Лиди - женщина большого
остроумия и мудрости.
Вадину с трудом удалось подавить растущий гнев.
- Мой господин, - сказал он очень осторожно, - мне хотелось бы думать, что
ты не...
- Я не смеюсь над ней. Она подала мне свежего хлеба и меда и поговорила со
мной. Она меня не боялась.
- А с чего это ей тебя бояться?
Мирейн взглянул на него сверху вниз. В его взгляде выражалась вся гордость
коронованного короля и все могущество бога. А потом он снова стал
Мирейном, достающим Вадину только до плеча, и сказал:
- Понимаю. Я мал и, следовательно, безобиден. Кто в Яноне может думать
по-другому?
- Все королевские оруженосцы и один твой собственный, а также некоторые
принцы. - Вадин осадил сам себя, прежде чем превратился в поэта. - Зачем
ты пришел сюда? Что-то случилось?
Мирейн пожал плечами. Он выглядел очень юным и очень простодушным, а
значит, по мнению Вадина, очень подозрительным.
- Я скучал по тебе.
- У тебя был Патхан. Патхан - князь, наследник двух феодальных поместий и
одного княжества. Он добился того, чтобы стать капитаном оруженосцев, а на
празднике Вершины Лета он станет рыцарем. Более того: он будет Младшим
Победителем и в течение одного-двух лет будет сохранять этот титул. Ему с
самого начала следовало бы стать твоим оруженосцем. Именно он достоин
тебя.
- Ты так думаешь, Вадин?
Вадин не попался в ловушку, хотя язык у него был длинный.
- Королю следует так думать. Ты - свет его бесцветных очей.
- Патхан довольно забавный, - сказал Мирейн. - Он красив. Он блестящий
человек. Он не намного крепче меня, но это его не расстраивает. Он играет
в эту опасную игру - в "королей и города".
Вадин, которому не было дела до всего этого, хлопнул в ладоши.
- Вот как! Ну так попроси за него своего деда. Для него это будет
громадной честью.
- К несчастью, - ответил Мирейн, нисколько не смутившись, - он до слез
утомляет меня. Этим своим вечным совершенством. И такой абсолютно
нерушимой верностью наследнику, выбранному королем. Когда он разбудил
меня, безупречно одетый в возмутительно ранний для жреца Солнца час, и
ждал меня со сверхъестественным терпением, я едва удержался от того, чтобы
не закричать. Я приказал ему выйти вон. Надеюсь, достаточно вежливо.
Вадин мог это понять. Патхан, олицетворение оруженосца, был тем, кого
Аджан с упорством и настойчивостью ставил в пример всем остальным. Он
будил Мирейна чересчур вежливым прикосновением, он купал его и прислуживал
ему беспрекословно и безмолвно, и вот Мирейн отослал его со своей
неподражаемой язвительной южной вежливостью. Без сомнения, этому
предшествовало изрядное сопротивление принца из-за некоего дела, которое
он предпочитал выполнять сам.
Губы Вадина дернулись в усмешке. Он прикусил их, и приступ смеха полностью
улетучился.
Ухмылка Мирейна была невероятно озорной. Вадин с трудом принял хмурый вид
и протяжно вздохнул.
- Ты... Патхан... ты такой же ненормальный, как и я.
- Можно сказать, у меня никудышный вкус в том, что касается лошадей,
поведения и друзей.
От последнего слова Вадин сразу пришел в себя.
- Я твой слуга, мой господин.
Черные глаза на долю секунды сузились. Гордая голова коротко кивнула, но
это вовсе не казалось уступкой.
- Лиди накормит тебя. А потом я потребую от тебя службы.
Служба заключалась в том, чтобы следовать за принцем через каждую площадь
и каждый переулок города, переполненного в базарный день, и слушать
обрывки разговоров и, разумеется, мыслей; иногда останавливаться, чтобы
перехватить клубок сплетен, или опрокинуть чашу вина, или посмотреть на
танцора с саблями. Как заправский колдун, Мирейн мог сделаться невидимым,
когда хотел этого. Иначе, естественно, люди не решились бы вести столь
скандальные и крамольные беседы, а им было что сказать о двух принцах -
новом и старом.
- Я за того, которого знаю, - говорил человек, покупавший красивую лошадь.
- А что мы знаем об этом Мирейне? Здесь его никто не ждал, а он заявился
со своим ожерельем и косичкой жреца Солнца и объявил себя бог знает кем. А
как у нас резня, так его нет.
- Принц Моранден - человек тяжелый, -возразила жена кузнеца, усевшаяся на
пороге с клубком шерсти. - Он молод и красив, для каждого у него находится
улыбка или слово, но глаза у него холодные. Я видела, что творилось в
Шайосе, когда была девчонкой. Лорд Кейан был сладким подобно меду до того
дня, как умер его отец, а позже люди говорили, что, может быть, старику
помогли отправиться на тот свет. Когда же наследник наконец взошел на
престол, стало так, что хуже некуда. Он перебил всех своих родственников,
включая женщин и младенцев, и довел нас почти до голодной смерти, а потом
