Халенана... она помогла мне ускользнуть.
- Она очень красива?
Мирейн воззрился на женщину, на миг потеряв дар речи.
- Элиан? Ей было целых восемь лет!
Неожиданный и сердечный смех Имин прозвучал как журчание ручья. Мирейн
нахмурился; губы его невольно изогнулись.
- Возможно, - признался он, - со временем она станет красавицей. Когда я
видел ее в последний раз, она была одета как мальчишка, в старые
потрепанные штаны и мою рубашку, слишком для нее большую, а волосы у нее
никогда не будут держаться в косах. Однако они великолепны, как у ее отца
и брата, и нс похожи ни на чьи во всем мире: рыжие, как огонь. Элиан
старалась походить на бесстрашного заговорщика, но глаза ее были
затуманены слезами, а нос покраснел, и она почти ничего не могла сказать.
- Он вздохнул. - Эта девочка была живым кошмаром. Когда мы отправились на
войну, то нашли ее в обозе. "Если Мирейн может ехать, - заявила она, - то
почему мне нельзя?" Ей было тогда шесть лет. Отец задал ей царскую -- на
словах, конечно, - трепку и отправил домой в немилости. Однако он отдал
своим управляющим приказ учить ее обращаться с оружием. В некотором смысле
она победила и знала это.
- Похоже, ты любил, - сказала Имин, - и тебя очень любили. - Мне очень
повезло.
Она долго смотрела на него. Лицо се снова стало бесстрастным.
- Мой господин, что ты будешь здесь делать?
Его пальцы сжимались так сильно, что побелели косточки.
- Я останусь. Когда придет время, я стану королем. Королем, который
отгоняет тени, сыном Солнца.
-- Для твоей молодости у тебя очень твердая воля.
- Моя воля не имеет отношения к тому, что должно произойти.
В его тоне звучала легкая горечь и усталость.
- Любовь бога, - медленно сказала Имин, - это огненная пытка.
- И проклятие для всех, кого любишь. Оставайся холодной со мной, певица,
если хочешь быть мудрой. - Она прикоснулась ладонью к его руке.
Глаза ее снова были ясными и спокойными, такими же спокойными, как ее
голос.
- Мой господин, воистину ли ты знаешь, что делаешь? Можешь ли ты? Твоя
мать вырастила тебя, воспитала и повелела тебе стать тем, чем судьба
помешала стать ей, - верховным правителем Я нона. Но то Место, для
которого она тебя готовила, уж двадцать лет как не существует.
- Даже в далеком Хан-Гилене известно, что у короля Янона нет избранного
наследника. Он ждет возвращения своей дочери.
- А известно ли там, что лишь он один и ждет ее? - Имин заговорила быстрее
и с некоторым волнением. - За двадцать лет могут возникнуть и исчезнуть
целые королевства. Не рожденные еще тогда младенцы уже произвели на свет
собственных детей. И ни у кого из них нет воспоминаний о жрице, которая
отправилась в странствие, да так и не вернулась. Однако они знают и помнят
тех, кто оставался здесь. У твоей матери есть брат, мой господин. Он был
ребенком, когда она ушла. Теперь он мужчина и принц, а его отец никогда не
позволял ему забыть, что он считается недостойным звания наследника, что
он незаконнорожденный; пусть он признанный, принимаемый, даже любимый, но
никогда он не будет равным ушедшей. Для людей же, которым нет дела до
королевских страстей, за исключением тех случаев, когда их результатом
становится война или мир, принц этот - единственный наследник и принц по
праву. Он всю жизнь прожил среди них; он один из них, он силен и красив, и
он достаточно хорошо справляется со своим высоким положением. Они любят
его.
- Тогда как я, - сказал Мирейн, - чужеземец и выскочка, чужак с амбициями.
Слово в слово мысли Вадина! Оруженосец ощутил приступ сверхъестественного
ужаса, а затем досаду. Все это должно быть очевидно даже ребенку, каковым
Мирейн вовсе не был. Казалось, его это не смущает. Вадин был уверен, что
Мирейн не глуп; вероятно, он безумен. Это у него в крови.
Он вышагивал по комнате, но не потому, что ему не сиделось на месте;
казалось, это помогает ему думать. И снова этот колдовской фокус: Мирейн
заполнил собой все пространство, он возвышался над этими двумя людьми,
которые наблюдали за ним. Стоило ему остановиться и повернуться к ним
лицом, росту в нем поубавилось.
- Предположим, я незаметно уйду, певица. Ты подумала о том, что будет с
королем? Это легко может убить его.
- Его убьет твое присутствие здесь.
- Значит, выхода нет. - Мирейн наклонил голову набок. - Ты говоришь словно
бы от имени моих врагов.
- Если это так, - невозмутимо произнесла Имин, - они двинулись на тебя с
удивительной быстротой.
- Такое со мной уже случалось.
- Был ли ты когда-нибудь ребенком, мой господин?
Он качнулся и застыл, невинно округлив глаза.
- Но, госпожа, разве я и сейчас не младенец, у которого молоко на губах не
обсохло?
Имин отбросила маску и рассмеялась. Пожалуй, это уже была не насмешка. В
этом смехе звучало искреннее веселье, и, когда она отсмеялась, в глазах ее
все еще плясали веселые искорки.
- Мне кажется, - произнесла певица, - ты достойный противник. Ты можешь
даже противостоять всему Янону. - Теперь она была совершенно серьезна. -
Когда ты станешь королем, мой господин, и более чем королем, позволишь ли
ты мне сочинять для тебя песни?
- А если бы я запретил, это помешало бы тебе?
Имин потупилась, затем бросила на пего быстрый ясный взгляд.
- Нет, мой господин.
Он с некоторым усилием рассмеялся.
- Посуди сама, на какое царствование я могу претендовать, если даже певица
не хочет повиноваться мне.
- Когда дело доходит до песен, я повинуюсь только богу.
- И собственной воле.
- Несомненно. - Она отошла от окна.
- Бог призывает меня сейчас петь ему службу. Ты пойдешь?
Мирейн помедлил всего одно мгновение.
- Нет, - сказал он. - Не теперь.
Имин слегка склонила голову.
- В таком случае пусть он дарует тебе удачу. Доброго тебе .дня, мой.
господин.
Когда она ушла, Мирейн отослал Вадина. Оруженосец не слишком скоро обрел
спокойствие духа. Он был счастлив вернуться к своему привычному,
нормальному человеческому существованию, был рад истощить свое тело
упражнениями так, чтобы оно превратилось в сплошную боль без единой мысли.
Вадин довел себя до того, что, когда Аджан вызвал его из бань, он только и
думал о допущенной промашке, которую совершил, вероятно, где-то на учебном
поле. Что ж, это довольно серьезно, но ему и раньше приходилось
подвергаться наказаниям старого солдата. Это была всего лишь боль - она
проходила, и все о ней забывали.
Аджан рассматривал его мокрую голую персону так, что невозможно было
понять, о чем он думает. Помимо своей воли Вадин начал испытывать страх.
Когда Аджан рычал от ярости, все было нормально. Но когда он молчал, самым
мудрым было спасаться бегством.
Вадин не мог быть мудрым. Он не догадался даже прикрыть свою наготу.
Спустя целую вечность начальник оруженосцев сказал:
- Вытрись и явись ко мне. В полном облачении. - И ядовито добавил: -- Без
копья.
Вадин вытерся и оделся со всей тщательностью, какую позволяли его
трясущиеся руки. До некоторой степени он снова обрел способность думать.
Ему постоянно мерещилось лицо Мирейна. Черт побери, чужеземец его
выставил! Совершенно недвусмысленно приказал уйти и закрыл дверь на засов.
Что еще мог натворить этот маленький ублюдок, сварив похлебку из заклятий
над очагом в спальне?
Он туго заплел косу, больно стянув волосы, набросил на плечи алый плащ и
отправился к своему учителю.
Аджан стоял в помещении, которое служило ему одновременно рабочей комнатой
и спальней. На видавшем виды табурете, прозванном оруженосцами судным
троном, сидел король.
Вадин почувствовал, что может опозорить себя и весь свой род. Он чуть было
не удрал, и сделай он это, не остановился бы, пока нс добежал до Имехспа.
Только гордость его и удержала, гордость и угрюмый темный взгляд, который
не сводил с пего Аджан. Тело Вадииа напряглось да так и застыло, пока
король не отвел от него взгляд. Вадин был раздражен всеми этими осмотрами
и начинал злиться. Разве он ценный бычок-производитель, что им
понадобилось запоминать каждую его линию?
Его величество поднял бровь - о боги, точь-в-точь Мирейн! - и сказал
Аджану:
- Согласен, он подает надежды. Но тут требуется дело.
- Он способен действовать, - ответил начальник оруженосцев ничуть не
вежливее, чем обычно. - Или вы сомневаетесь в моем мнении?
- Я подчеркиваю, это задание будет испытанием и для закаленного бойца, не
то что для юноши на первом году службы.
- А я говорю, что в молодости его преимущество. Он продолжит обучение;
просто ему будет определено другое задание.
- Днем и ночью, капитан. Что бы ни случилось.
- Возможно, ничего и не случится.
- А может быть, смерть. Или нечто похуже.
- Он молод, он умнее, чем кажется, он гибок. Где мужчина постарше
сломается, он согнется и выпрямится, став сильнее, чем прежде. Я
утверждаю, что это самый лучший вариант, ваше величество. За то время,
которое отпущено вами, лучшего вы не найдете.
Король поглаживал бороду, хмурился, глядя на Вадина. Вряд ли он
рассматривал его иначе, чем инструмент для выполнения своей задачи, какой
бы она ни была. Сердце Вадина колотилось. Что-то возвышенное и опасное,
какой-то великий и славный подвиг, как поется в песнях. За этим отец и
послал его сюда. Об этом он молился. Он больше не боялся, он был готов
петь.
- Вадин из Гейтана, - сказал наконец король, и голос его прозвучал, словно
бой барабана, - твой командир убедил меня. Ты будешь продолжать свое
обучение вместе с моими оруженосцами, но ты больше не на моей службе.
Отныне ты вассал принца Мирейна.
Вадину показалось, что он ослышался. Больше не служить королю и служить
принцу... Морандену? В замке только один принц. Не может ведь...
- Мирейн, - неумолимо продолжал король, - нуждается в хорошем и преданном
человеке. Он пришел поздно и совершенно одинок; он божественно мудр, но не
думаю, чтобы он хорошо представлял себе, что его здесь ждет. Я призываю
тебя быть его советчиком и охраной.
Возвышенно. Почетно. Опасно. Вадину хотелось смеяться. Нянька для
незаконнорожденного сына жрицы. Ему придется бросить вызов смерти, о да,
смерти от камней или от яда, когда Янон восстанет против самозванца.
Король не предлагал ему выбора. Он был вещью, слугой. Полунатасканный пес,
бессловесный и беспомощный, в то время как его хозяин передает поводок
новому владельцу.
"Нет, - подумал Вадин. - Нет". Сейчас он заговорит. Он уйдет прочь, уедет
домой. Нет, он не должен этого делать ради своего отца или своей бедной
матери, но, может быть, его возьмет принц. Настоящий принц, человек,
находивший время улыбнуться часовому или поговорить с оруженосцем на
рынке, приветить юношу, недавно прибывшего и тоскующего по дому,
испуганного городом, который оказался больше, чем он мог себе представить.
Именно Моранден сделал так, что Вадин перестал бояться, именно принц помог
ему почувствовать себя лордом и родственником и, даже более того, не забыл
его. Моранден будет рад взять его к себе на службу.
- Теперь иди, - произнес король. - Охраняй моего внука.
Вадин собрался с силами, чтобы возразить. Но вместо этого обнаружил, что
кланяется - низко, бессловесно, покорно. И пошел, куда ему было приказано.
Чужеземец исчез. Какой-то благословенный миг Вадин думал, что тот изменил
свои намерения и сбежал, пока это еще возможно. Затем он догадался подойти
к окну, которое Мирейну так полюбилось, и опять увидел знакомую косу, и
крученое ожерелье, и по-девичьи гладкое лицо: Мирейн исследовал сад.
Вадину потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки. Наконец он
спустился вниз.
Мирейн стоял на коленях в траве, склонившись над сложенными чашей
ладонями. Когда тень Вадина закрыла солнце, чужеземец поднял глаза вверх.
- Смотри, - сказал он, осторожно приподнимая руки.
В них что-то трепыхалось, блестело ярко-голубыми крыльями и алым пятном у
горлышка. Дракончик вскарабкался на верхушку указательного пальца и
свернулся там в клубок, слегка шевеля крыльями, чтобы удержать равновесие.
