Мирейн тихонечко рассмеялся. Существо вторило ему, только на четыре октавы
выше. Внезапно дракончик взмахнул крыльями и метнулся в заросли терновника.
Мирейн потянулся, вздохнул и улыбнулся своей неожиданной улыбкой.
- Никогда бы не подумал, что северяне увлекаются садами.
- Мы и не увлекаемся.
Вадин пытался дерзить; он опустился на траву рядом с юношей, невзирая на
полное облачение. Мирейн не счел нужным обращать на это внимание.
- Король сделал это для желтой женщины, для королевы. Она чахла среди
наших голых камней. Ей было мало пастбищ, а женские дворы с их травами
были для нее слишком суровы. Ей понадобились цветы.
Когда он это сказал, губы его слегка скривились.
- Желтая женщина, - повторил Мирейн. - Бедная госпожа, она умерла прежде,
чем моя мать узнала ее. Я представляю ее очень красивой, но хрупкой как
цветок.
- Так говорят певцы.
Мирейн сорвал алый цветок. Руки у него были маловаты для мужчины, длинные
пальцы касались вещей нежно, как девичьи. Они сомкнулись над цветком.
Когда пальцы вновь раскрылись, в них лежал твердый зеленый плод. Он быстро
созревал, темнея и наливаясь, мерцая золотом.
Мирейн поднес плод терновника к носу Вадина. Его поразил сильный сладкий
аромат, исходивший от плода с румяным бочком. Он был настоящий, созревший
весной.
- Да, - сказал Мирейн, - я маг, прирожденный мастер; мне не нужны
заклинания, чтобы вершить свое колдовство, только твердая воля.
В его руке зажглось солнце. Плод исчез. Мирейн обхватил колени и начал
раскачиваться, в ожидании глядя на Вадина. Чего он ждал?
Низкопоклоннического повиновения? Всепоглощающего ужаса?
- Обыкновенного признания, - сказал маг, словно прошелестел сухой листвой.
Вадин ответил ему раскаленной яростью:
- Убирайся из моего мозга!
Мирейн захлопал в ладоши.
- Браво, Вадин! Повинуйся моему отцу, терпи меня, но не смиряйся. Не
выношу раболепных слуг.
- Почему? - спросил Вадин. - Одно твое слово - и я твой околдованный раб.
- Почему? - эхом повторил Мирейн. - По приказу короля ты уже мой. - Он сел
прямо, внезапно помрачнев. - Вадин аль-Вадин, я не приемлю неохотного
служения. Во-первых, у меня от него болит голова. Во-вторых, оно ведет к
предательству. Но я не унижусь до того, чтобы завоевывать твое искреннее
служение с помощью своей силы. Если твоя преданность принадлежит другим,
иди к ним. Я с королем сам разберусь.
Пока Мирейн говорил, гнев Вадина приобрел новое качество. Теперь он скорее
ненавидел Мирейна. И все же внешне Вадин оставался спокоен. Он не взревел,
не взвыл, не ударил, он услышал, как холодно произносит:
- Ты - надменный маленький ублюдок, знаешь ли это?
- Я могу себе это позволить, - ответил Мирейн.
Вадин невольно засмеялся.
- Конечно, можешь. Ты ведь собираешься стать королем всего мира. - Он
встал, уперев руки в бока. - Что позволяет тебе думать, будто ты можешь от
меня избавиться? Я хороший оруженосец, мой господин. Я преданно служил
своему хозяину, мой хозяин отдал меня тебе. Теперь я твой человек. Твой
преданный слуга, мой господин.
Глаза Мирейна расширились и застыли, подбородок вздернулся.
- Я отказываюсь от ваших услуг, ваше величество.
- Я отвергаю твой отказ, мой господин. "Я идиот, мой очень нежеланный
господин".
- Таков ты и есть, вне всякого сомнения.
Вадин опешил. Мирейн ухмыльнулся жуткой волчьей улыбкой.
- Очень хорошо, ваше величество Неповиновение.
Ты мой слуга, да смилуется бог над твоей душой.
Королевский вызов пришел вечером, а вместе с ним - почетное платье
королевского белого цвета, вышитое алым с золотом. Кому-то пришлось
постараться, покорпеть над кроем и шитьем: платье сидело на Мирейне
замечательно. Он красовался в нем, тщеславный, как птица солнца; но, надо
отдать должное, выглядел он хорошо. Его волосы были заплетены по-другому,
в косу японского принца, хотя он и не позволил слуге добавить в нее
перекрут, являвшийся знаком королевского наследника.
- Пока что я не наследник, - сказал он, - и, возможно, никогда им не буду.
Вадин издал тихое фырканье, которое Мирейн предпочел не услышать. Слуга
сражался с его густой черной гривой. Освобожденная от прически, она была
столь же непокорной, как и нрав ее владельца; эти вьющиеся волосы жили
собственной жизнью, не желая подчиняться настойчивым пальцам, и безудержно
струились по спине Мирейна. Еще одно клеймо его асанианскои крови наряду с
маленьким ростом и грацией танцора.
Наконец слуге удалось выиграть эту битву. Мирейн одобрил его работу, и на
лице слуги, совсем еще молодого человека, вспыхнула улыбка, поспешно
подавленная. Было почти забавно наблюдать, как легко эти вилланы
попадались в руку Мирейна. В его сверкающую золотую руку.
Король сидел на троне в большом зале, а внизу перед ним собрались на
вечерний пир лорды и военачальники его двора. Когда Мирейн вошел, король
встал; остальные были вынуждены сделать то же самое.
Мирейн не дрогнул и встретился глазами со взглядом старого короля, темным,
проницательным и спокойно-ликующим, исполненным приветствия столь же
пылкого, сколь и радостного.
-- Мирейн из Хан-Гилена, - произнес король звенящим голосом, - сын моей
дочери. Иди, садись рядом со мной, раздели честь пира.
Мирейн поклонился и пошел через длинный зал сквозь повисшее молчание. Его
спина держалась прямо, подбородок приподнят. Вадин, следуя за ним,
неосознанно подражал его осанке и невозмутимости.
Рука короля сжала руку внука и усадила его справа от трона в кресло,
которое было лишь чуточку ниже королевского. Место наследника. Глаза
присутствующих засверкали, уста зашептались: уже трижды по семь лет это
место оставалось пустым.
Мирейн сидел на нем очень скованно, словно боясь взлететь от малейшего
движения. Вадин почти физически ощущал его напряжение. Конечно же, Мярейн
планировал все это. Но теперь, когда он это получил, божественное уступило
человеческому и сомнение закралось ему в душу. Рука, лежащая на колене,
сжалась в кулак; узел мышц проступил на скуле. Мирейн вздернул подбородок
еще выше, имперски-повелительно, и больше не опускал его.
Король сел рядом с ним. По залу пробежал вздох, и придворные вернулись на
свои места. Их господин поднял руку.
Дверь зала распахнулась, пропустив целую группу людей. Вместе с ними вошел
принц Моранден, великолепный в своих алых одеждах и горной меди. Высокий
даже для северянина, к тому же широкий в кости, он сильно возвышался над
сидящими дворянами. Бывшие с ним люди - лорды, воины, слуги - проходили
неприметно, словно тени. Но глаза их сверкали.
Моранден прошел к возвышению и остановился перед королем.
- Прошу прощения за опоздание, ваше величество. Охота задержала меня
дольше, чем я рассчитывал.
Король был слишком спокоен и отвечал слишком мягко:
- Тогда садись, и начнем пир.
- Ах, отец, - сказал Мораиден, - вы ждали меня. Это очень любезно, но в
этом не было необходимости.
- А мы этого и не делали. Ты садишься?
Принц все еще медлил. Будто только сейчас его глаза нашли Мирейна.
Остановились, расширились. Взгляд их выражал невинное удивление, но все же
кровь Вадина замедлила свой бег от сердца до сжатых кулаков.
- Как, отец! У нас гость? Вы оказываете ему большую честь. - Глаза принца
сузились, губы сжались. - Ах да, я и забыл. Маленький жрец с юга,
прибывший сегодня утром с новостями, которых мы все так долго опасались.
Может, нам больше пристало плакать, чем пировать?
- Никто не оплакивает жрицу, которую бог взял к себе.
Голос Мирейна, мягкий и спокойный, звучал выше, чем следовало бы, как
будто говорил юноша, едва вышедший из отрочества. Придумано было отлично:
незнакомый человек услышит юношеский тенорок с ноткой неуверенности,
готовый вот-вот Сорваться наследующем слове, увидит безбородое лицо с
чистой кожей и примет все как есть.
Похоже, Моранден так и сделал. Его напряженность ослабла. Пламя ярости
опало до угольев, быстро покрывающихся пеплом. Он непринужденно обошел
возвышение, чтобы сесть рядом с наследником. Это было нс то место,
которого он желал. Даже сидя в более низком кресле, принц возвышался над
сыном своей сестры так, что тот казался карликом.
- Ну, парень, - сказал он с добродушным юмором, - нравится тебе
гостеприимство Хан-Янона?
- Я вполне доволен, - ответил Мирейн все так же бесхитростно, - и рад
наконец приветствовать тебя, дядя.
- Дядя? - спросил Моранден. - Мы что, родственники?
- По моей матери. Твоей сестре Санелин. Разве я сижу не на ее месте?
Моранден взял полкаравая хлеба и начал его разламывать. Хлеб раскрошился в
его напрягшихся пальцах, и крошки, тотчас забытые, упали ему в тарелку.
-- Так, - сказал он, -- значит, вот что ее там держало. Кто же был ее
любовником? Принц? Нищий? Какой-нибудь сотоварищ-пилигрим?
- Ни один смертный мужчина.
- Я полагаю, в это все верили. По крайней мере пока она не умерла. Или ее
убили?
- Нет.
Мирейн чуть повернулся с едва заметным напряжением, взял кусочек мяса и
принялся жевать.
- Значит, она тебя оставила одного, - сказав Моранден, - и ты пришел к
нам. Прием бастарду жрицы не слишком радушен, где бы этот бастард ни
оказался. Так, парень?
- Я не бастард.
Голос Мирейна был все так же спокоен, но опустился на октаву ниже.
Слева от него шевельнулся король.
- Довольно, - сказал он тихо и резко. - Я не позволю вам затевать драку у
меня в зале.
Моранден откинулся в кресле.
- Драку, отец? Я только обменялся любезностями с сыном моей сестры. Если,
конечно, он таковым является. Янон - богатый приз для честолюбивого
бродяги.
- Я не лгу, - произнес наконец Мирейн своим настоящим голосом, раздувая
ноздри орлиного носа.
- Довольно! - выкрикнул король.
Внезапно он хлопнул в ладоши. Хотя Имин и сидела среди придворных, она с
ними не ела. Теперь она с плавной грацией встала и подошла к низкой
скамеечке, которую слуги поставили перед возвышением. Когда она села, ей
подали инструмент - маленькую арфу из золотистого дерева с серебряными
струнами.
Все привыкли, что она часто поет в зале, но на этот раз зазвучала новая
песня. Она началась тихо, как гимн восходящему солнцу. Затем, когда
придворные притихли, захваченные мелодией, Имин сменила стиль: теперь это
был мощный речитатив, который рассказывал о деяниях богов и героев.
Сегодня Имин пела о боге, высшем боге, Аварьяне, лицо которого было
солнцем; о жрице, рожденной в королевской семье; о сыне, который произошел
от их любви, родился на восходе дневного светила, дитя бога, принц, лорд
Солнца.
Мирейн оставил слабые попытки поесть. Его руки, лежавшие на столе, сжались
в кулаки, лицо утратило всякое выражение.
После долгого пения воцарилось сдержанное молчание. Его нарушил голос
короля, который больше не скрывал своей глубокой радости.
- Дварьян мне свидетель, - сказал он, - что так оно и есть. Смотрите, вот
принц Мирейн аль-Аварьян, сын моей дочери, Сын Солнца. Смотрите, вот
наследник Янона!
Едва стихли раскаты его голоса, вскочил молодой лорд Хаган, готовый
поддержать любое новое дело, способное возбудить его воображение. А это
дело было делом самого короля.
- Мирейн! - крикнул он. - Сын Аварьяна, наследник Янона, Мирейн!
Сначала поодиночке, затем все вместе придворные присоединились к его
восклицаниям. Зал загудел выражениями почтения. Мирейн встал, чтобы
ответить на них, подняв пламя своей руки, высвобождая свое внезапное
яростное ликование. Старый король улыбался. Только Моранден мрачно
скривился: исчезли все его надежды, разбитые вдребезги этим шквалом
восклицаний.
4
Вадин открыл глаза с ударом рассветного колокола. Какое-то мгновение он не
мог понять, где находится. Было слишком тихо. Ни следа приглушенного шума
казармы оруженосцев, который становится не таким уж приглушенным, когда
более крепкие начинают выбивать лентяев из постелей. Это было и не теплое
гнездышко его братьев в Гейтане, где Керинво сне бросал на него руку, а
Кутхан, словно переросший щенок, пытался зарыться ему в бок, и тут же
