есть жалость, кроме него. И неужели из- за того дикого, нелепого случая,
в котором никто из них совсем не виноват...
- Послушай, оставь ты меня. Разве ты не видишь - ночь-то какая, -
сказала она.
Он повернулся и побежал назад, яростно и легко унесся от нее по ал-
лее.
Луна была с маленькой, еле заметной ущербинкой. Она огибала сосны,
вежливо плыла над Таней, пока не спряталась в елках. Таня остановилась,
чтобы разглядеть планеты. Парк кончался, уже был виден трамвай и огоньки
такси.
Таня побежала, ей почудилось вдруг, что на трамвайной остановке может
оказаться Марвич. Так ей всю зиму казалось - вот-вот из-за угла вывернет
Валька в своем обшарпанном пальто. Ах, да, теперь ведь он новое пальто
себе купил. Наверное, какое-нибудь дурацкое венгерское пальто.
- Ерунда, - сказал молодой человек в темных очках другому молодому
человеку в свитере. - В том фильме, о котором вы говорите, ничего нового
нет. Элементарное раздвоение личности, вот и все.
Свитер стал возражать, но темные очки уже склонились к Тане.
- А вы, Таня, как считаете?
- Мне-то какое дело? - дернула Таня плечиком.
Очки одобрительно пожали ее руку.
- Вы очень умны. Я много слышал о вас. Очень хочу стать вашим другом.
- Хорошо, подружимся, - сказала Таня и ушла с Мишей.
Начались звонки, и все повалили в зал. Полчаса ушло на представление
группы. Павлик не жалел эпитетов для всех, он сказал, что переживал свою
вторую молодость, работая с этим коллективом. Коллектив раскланивался и
улыбался, вспоминая дожди и солнце, и как ругались, и как мирились, и
как чудно было.
- А теперь мы покажем вам нашу скромную ленту, - сказал Павлик.
Коллектив сошел с эстрады в зал. Танино кресло оказалось рядом с ав-
тором. Автор хорохорился, косил правым глазом на какого-то критика, иро-
нически улыбался и шептал Тане на ухо: "Провал, Танька! Полный провал!"
Погас свет, и потекла знакомая музыка, и потекли сто раз виденные
кадры пролога, потом титры...
- Правда, приятно? - шепнул автор. - Все-таки приятно. Послушай, Та-
ня, между нами какая-то двусмысленность, ты не находишь? Может быть, ты
думала, что я ухаживаю за тобой, так это ошибка. Я ведь, знаешь... Я хо-
тел бы с тобой дружить. Ну, конечно, не как парень с парнем, но все-та-
ки, чтобы между нами были простые, ясные отношения.
- Да отстаньте вы все от меня! - вдруг почти громко воскликнула Таня.
Автор дернулся и затих.
"Ой, как я плохо играю! - думала Таня, глядя на экран. - Жуть! Фу!
Побежала, побежала, дурища, бездарь! Что во мне от таланта? Ноги у меня
талантливые, вот и все. А мало ли девчонок с длинными ногами? Ну, зачем
нужен был этот план? Уставилась бараньими глазами! А что от меня требо-
валось? В сценарии была красивая девушка, вот я и играла красивую девуш-
ку. Ну, поплакала разок, ну, поругалась. Так всю жизнь я буду играть
"красивых девушек". Веселое амплуа! Что толку? Может, когда состарюсь,
только тогда и сыграю по-настоящему. Если будут меня еще снимать. А я
хочу сейчас играть и сыграю еще, не думайте! Я сыграю трагическую роль,
если ее ктонибудь напишет. Напишут ее для тебя, как же, дожидайся! Я
глупая, я мало читаю, вон в "Современнике" девки какие умные! Я теперь
книжки буду читать, вот что!"
Таня, конечно, напрасно так убивалась. Играла она вовсе неплохо, мо-
жет быть, даже и хорошо, и все в этом фильме было неплохо, а может быть,
даже и хорошо, все было на "современном уровне", все на месте, кроме,
разумеется, действия. Действия вот не было, к сожалению. Показана была
симпатичная жизнь на симпатичных ландшафтах, ну, естественно, и разные
передряги, но не такие уж страшные - короче говоря, поиски места в жиз-
ни.
Побежал знакомый и милый прибалтийский пейзаж: сосны, длинные пляжи,
черепичные крыши маленького городка, - и вдруг появилась на несколько
секунд темная и узкая, как щель, улица Лабораториум, и четыре башни, а
та башня... Таня не видела раньше смонтированного целиком фильма и не
знала, что здесь есть это место, и, когда улица Лабораториум исчезла, ей
захотелось крикнуть: "Остановитесь, остановитесь и больше ничего не по-
казывайте!"
Но все это быстро промелькнуло. Она закрыла глаза, и, как будто во
сне, ей захотелось ринуться в эту темную расселину, чтобы промчаться
насквозь и вылететь с другой стороны.
Она побежала по булыжнику, перепрыгивая через разбитые горшки, сло-
манные ящики, осколки посуды, через нечистоты, через дымящиеся кучи
тряпья, но в конце улицы стоял железный звон: стражник, огромный, бочко-
образный, самовароподобный, закрыл собою выход, положив суставчатую руку
на крышу башни. Тогда она обернулась - улица мгновенно умылась дождем,
блестел булыжник, из ниши торчали ботинки Марвича, в глубине теплилась
его сигарета. Был десятый час, где-то вблизи пело радио, доносились гуд-
ки из порта. Марвич вылез чумазый и смешной. Они взялись за руки и легко
побежали по улице своих юношеских химер, по блаженной памяти улицы Лабо-
раториум, на вокзал за билетами.
В зале послышался смех, взлетели легкомысленные аплодисменты.
- Смеются, - шепнул автор. - Смеются там, где надо.
Таня посмотрела вдоль ряда. Вся их группа сидела с блаженными улыбка-
ми. Это уж всегда так: как бы ни собачились в ходе производства, к концу
картины вся группа убеждена в том, что сделан шедевр. К тому же у всех
приятные воспоминания о натурных съемках, о том городе.
Кстати, вот ей-то и не надо было бы снова смотреть этот фильм, осо-
бенно сегодня. Письмо и этот фильм - слишком много для одного вечера.
"Что делать?" - подумала она, когда увидела в массовке, в толпе про-
хожих длинную шею и собачью голову Кянукука.
Он очень гордился тогда - ему дали проход. Он вел под руку даму и ко-
мично вихлялся. Вечером только и разговоров было, что о дебюте "полков-
ника" в кино. Все советовали ему, как перевоплощаться. "Ты похож на
Бельмондо", - говорили ему, и он тут же, отвечая на такое внимание к его
особе, разыграл сцену из гангстерского фильма. В общем, смеху было мно-
го.
"Постоянно мы над ним смеялись, бесконечно, утомительно. К концу это
превратилось уже в скучное издевательство. Естественно, считалось, что
он все снесет, не обидится, а он вот не снес. Может быть, письма Марвича
подняли в нем мятеж? Марвич над ним смеялся".
"Витька, - писал он ему, - ты странная личность. Таким, как ты, я был
в семнадцать лет. Где тебя консервировали, мил-человек? Мне кажется, что
у тебя и девушки-то не было никогда, одни фантазии. Напиши мне обо всем,
не бойся откровенности и перестань, пожалуйста, нести такую дичь про Ли-
лиан. Если она действительно существует, то зачем ты тогда треплешься о
ней перед всякими подонками? Мне кажется, что я сделал ошибку, не взяв
тебя тогда с собой. Надо было схватить тебя за шиворот и втащить в ва-
гон. Впрочем, это еще поправимо. Осенью мы с Сережей отправимся в дале-
кий путь, и если ты не балда и не окончательный шут, то поедешь с нами.
Сережа тебя сделает человеком. Знаешь песню: "А я иду по деревянным го-
родам, где мостовые скрипят, как половицы"? Может быть, это романтика и
не чистой воды, но на меня она действует, потому что я сам истер по этим
деревянным тротуарам не одну пару подметок.
Теперь скажи мне, друг, пожалуйста, такое: ты что, влюблен в Таню?
Только честно, без балды. Если это так, то я тебе по-настоящему, без
всякого юмора сочувствую, потому что она моя от начала и до конца и, что
бы с ней ни случилось, в конечном счете она будет со мной. Что бы ни
случилось! Да с ней и не случится ничего, ничего к ней не пристанет.
Итак, жму лапу. Пожалуйста, не финти и сообщи, нужны ли деньги. При-
вет Лилиан. Обнимаю. В а л е н т и н".
Были и другие письма, шуточные и дурашливые, но это, наверное, было
главное и последнее. Ответить на него Кянукук уже не успел.
Тут она вспомнила, как неслыханно возмутила ее уже сама мысль, что
Кянукук влюблен. В тот вечер он пригласил ее в ресторан. Для него, вид-
но, это был какой-то особенный вечер.
"Эх ты, - подумала она о себе, - дрянь ты порядочная, не дала мальчи-
ку даже возможности повздыхать. Ведь он не домогался тебя, как иные, и
ни одного сального взгляда не бросил. Он жаждал лишь меланхолии, но у
тебя уже был рыцарь, Олег, сильная личность. Тебе уже грезилась большая
любовная биография, "чтобы на старости лет было что вспомнить". Хорошо,
должно быть, это утешение на старости лет. А в самом деле, что утешит
нас на старости лет?..
Вот здесь я ничего играю, сносно. Правильно двигаюсь. Все равно я
стану актрисой, не такая уж я бездарь".
Фильм, благополучно перевалив через кульминацию, благополучно катился
к концу. Подчищались всякие неувязочки, все постепенно выяснялось и
обосновывалось, осуществлялся важнейший закон искусства - все "ружья"
палили со страшной силой. В конце сквозила естественная лирическая недо-
говоренность. Все было в порядочке, и все остались довольны: простодуш-
ная публика была растрогана, профессионалы оценили умелую режиссуру и
операторскую работу, снобам осталось много поводов для насмешек. Заго-
релся свет, грянули аплодисменты.
В фойе и во всех других помещениях установилось оживленное приподня-
тое брожение. Пространства для перебежек не было никакого, и поэтому
кучки и отдельные люди двигались хаотически, сплетаясь в случайные клуб-
ки, расходясь, вежливо толкаясь, покачиваясь и словно подчиняясь ка-
кой-то неслышной музыке. Во всяком случае, это было увлекательное дело и
никто не торопился уходить.
Таня тоже двигалась неизвестно куда, вместе с Павликом, Кольчугиным,
Потаниным и другими, теряя их по одному, отвечая на поцелуи и рукопожа-
тия, пока не осталась вдруг одна.
Вокруг стояли незнакомые люди. Они, конечно, посматривали на нее как
на героиню вечера, но обратиться не решались.
"Как странно, - усмехнулась Таня, - никто меня не беспокоит, никто не
предлагает дружбу".
Она вынула из сумочки сигарету и закурила. Толпа вокруг медленно ко-
лыхалась, перемещаясь.
- ...я не знаю, может быть, я примитив, но мне понравилось.
- Простите, это уже не тот уровень разговора. Что значит понравилось
или не понравилось?
- ...слабости очевидны...
- ...но и достоинства...
- А кто же спорит?
- Вы сами сказали, что...
- ...кассовый успех...
- ...что же плохого...
- ...очаровательно, очень мило...
- ...надоело про молодежь...
- ...Калиновская очень хороша...
- ...все мы слишком снисходительны...
- ...жестокость такого рода...
- ...правда характеров...
- ...снят только верхний слой...
- Бросьте мудрствовать лукаво!
- В конечном счете не все ли равно?
- Вы видели "Крик"?
- А ты чего молчишь?
- Буфет еще работает?
- Старик, познакомь с Калиновской.
- ...стряхнуть пыль с ушей!
- ...где уж нам, дуракам, чай пить...
- ...мелодию запомнили?
- ...ту-ра-ру-ра... Так?
- ...молодежь, понимаете, молодежь...
- Я-то читал. А ты-то читал?
- Простите, костюмчик этот не в Париже ли брали?
- В Париже.
- Не в "Самаритэн" ли?
- В "Галери де Лафайет".
- Угу, спасибо.
- ...а мы совсем замотались, натуру пропустили, главк рвет и мечет...
- ...я вам говорил, дорогой, слушались бы старика...
- ...он очень талантлив, очень...
- ...этот?
- Этот не очень.
- А тот?
- Это сволочь!
- Тише!
- Я вам говорю, Марцинович сволочь...
- ...пора уже о праздниках...
- ...шьете что-нибудь?
- Что нового?
- Слава Богу, ничего.
- ...я бы иначе...
- ...вы бы, конечно...
- ...кто это, кто это?
- ...вы, старик, еще молоды...
- ...молодежь, молодежь...
- А что Боровский?
- Боровский в Индии.
- А Фролов?
- В Бирме.
- А Лунц?
