них сын Соломона Беровича, военный инженер, майор, прилетевший с Дальне-
го Востока.
Лицо Соломона Беровича было величественным, спокойным и в то же время
грозным. Трудно было представить, что в гробу лежит хилое, маленькое те-
ло.
Кянукук встретил эту процессию неожиданно для себя. По детской при-
вычке он скрестил два пальца, чтобы горе не задело, но, увидев, что ве-
зут его доброго знакомого, присоединился к процессии и проводил Соломона
Беровича в последний путь.
Пели траурные трубы, бухал барабан. Майор поднимал лицо к небу, его
очки блестели.
На площади перед крепостью, где больше всего любят гулять туристы,
можно сфотографироваться. Даешь сорок копеек и встаешь перед коричневым
ящиком на треноге. С объектива снимают черный колпачок - и готово, ты
уже запечатлен. Карточки завтра, можно оставить адрес - пришлют. А если
хорошо получишься, твою карточку в целях рекламы выставят на общий
стенд, и ты окажешься в компании множества незнакомых людей, в основном
моряков.
Художник прошел по боковой аллее. Летел его плащ, летели волосы, и
только крепко была прижата к телу кожаная папка с бумагами.
Он вышел из сквера и пошел по голой улочке, по стертым плитам вдоль
белой монастырской стены. Огромная сплошная стена, без единого окна; вы-
сокий художник казался маленьким под этой стеной - тонкая черная черточ-
ка.
Кянукук оглянулся, посмотрел, как идет художник, ему показалось, что
художник не идет, не движется сам по себе, а просто каждое мгновение
оказывается в другом месте.
Два голубя, трепеща крыльями, повисли над его коленями. Красные лапки
их, сморщенные и согнутые, были неприятны. Они сели к нему на колени и
вцепились лапками в ткань брюк.
Художник подошел к огромной дубовой двери и толкнул ее ногой. В ог-
ромной этой двери отворилась маленькая дверца, художник шагнул в черно-
ту, дверца захлопнулась за ним.
Кянукук согнал голубей, встал и вышел из сквера. Он сразу оказался на
людной торговой улице, на которой, несмотря на ветер, жизнь кипела.
Снова померк солнечный свет. Начался дождь. На город со стороны зали-
ва быстро неслись все новые и новые тучи. Кянукук поднял воротник пиджа-
ка и побежал вниз по улице.
Он заскочил в телефонную будку и набрал номер Лилиан.
- Виктор, вы причиняете мне горе, - сказала Лилиан. - Куда вы пропа-
ли? Я все время думаю о вас.
- Лилиан, - сказал он, - мужчина должен самостоятельно идти по жизни,
смело чеканя шаг.
- Ах, оставьте эти бредни, - нежно прошептала она, - дочь соскучилась
по вас, а я...
- Я уезжаю, - перебил он.
- Куда? - вырвался у нее панический крик.
- Я уезжаю в Среднюю Азию, мы будем там искать нефть. Спасибо за все,
Лилиан.
Он толкнул дверь закусочной, в тамбуре отогнул воротник, расчесал на
пробор мокрые волосы и вошел в зал. В зале было людно. Старенькая убор-
щица в синем халате бродила среди мужчин и посыпала мокрый пол опилками.
Дождь стекал по темным окнам, а здесь был электрический свет, пар из
окошка раздачи, таинственные табло автоматов: "Пиво", "Соки", "Кофе",
"Бутерброды". Здесь он встретил матроса, с которым вместе грузил цемент
на товарной станции.
5. Сезон давно уже был на исходе, но тут вдруг выдалось несколько
жарких ясных дней, и последние гуляки устремились на пляжи, на водные
станции, в леса.
Для Тани это был прощальный день: съемки закончились, почти все разъ-
ехались, в городе оставалась еще только маленькая группа операторов по
комбинированным съемкам да кое-кто из администрации. И Таня завтра долж-
на была лететь в Москву.
Солнце уже клонилось к закату. Оно висело в виде красного шара над
ясным и бодрым морем, обещая на завтра ветер и еще более резвые, чем се-
годня, волны.
Таня в купальном костюме сидела на мостках яхтклуба, свесив ноги. Она
разглядывала свои руки. Все же загорела за лето довольно сильно. Конеч-
но, это не южный загар. У южного загара совсем другой оттенок, южный -
йодного цвета, здесь же загар красноватый, нестойкий, но все-таки...
За спиной у нее раздавался стук шарика и короткие яростные возгласы.
Эдуард и Миша сражались в пинг- понг. Эдуард накатывал, Миша подрезал.
Рядом с Таней сидел Кянукук, высохший, как индус. Он обхватил ноги рука-
ми, положил подбородок на колени и мечтательно смотрел в море. Кто зна-
ет, что он видел в этот момент, должно быть, разные романтические обра-
зы: Фрэзи Грант, Ассоль и так далее. Верхняя губа его неприятно шевели-
лась.
- Мечтаешь, Витя? - спросила она.
- Лето кончается, - вздохнул он. - Жалко.
Она повернулась и положила ему локоть на плечо. Он вздрогнул, словно
от тока, и сжался.
- Ты продолжаешь переписываться с Марвичем? - спросила она.
- Да. Только что получил. Он собирается уезжать кудато в Сибирь.
Таня посмотрела в море. Катер уже появился из-за мыска. Он тащил за
собой пенный бурун, а еще дальше за катером летела смуглая фигурка - это
был Олег.
- А тебе он не сообщил об отъезде? - спросил Кянукук.
- С какой стати? - Таня дернула плечиком.
- Ну, как же... - пробормотал он. - Ведь вы всетаки...
На спине его под Таниным локтем дрожали мышцы. Она сняла руку и вста-
ла.
- Ах, во-от как, - протянула она. - Ты тоже посвящен в наши тайны.
Ну, это все в прошлом.
- Ты завтра уезжаешь? - спросил Кянукук, глядя на нее снизу.
- Да.
Она смотрела на катер.
- Я тоже, наверное, скоро уеду, - сказал он.
- Ну, что ты там еще придумал?
- Должно быть, уйду в Атлантику, на плавбазу.
- Бездарно, - сказала она. - Раньше у тебя лучше получалось.
Уже был виден летящий в пене Олег, концы его лыж, мускулы, напряжен-
ные до предела, закинутая в счастливом хохоте голова.
Подошли Эдуард и Миша.
- Сделал я Мишу, - похвалился Эдуард.
- Просто я отрабатывал защиту, - отбрил Миша.
- Прыгнули? - предложила Таня.
И они втроем прыгнули. Кянукук остался сидеть на мостках. Он видел,
как они ушли в глубину и как потом пошли вверх, как колебались в воде их
тела, как вынырнули на поверхность головы. Всегда, когда он видел ны-
ряльщиков, его охватывали зависть и уныние - он не умел плавать.
- Прыгай, Кяну! - крикнул Эдуард.
Он помотал головой.
- Не хочется. Горло болит.
- Да он плавать не умеет! - засмеялась Таня.
Она схватилась за поручни железной лесенки и наполовину вылезла из
воды.
В треске мотора, в шорохе, в свисте, в потоках воды, в брызгах нале-
тел бронзовый бог Олег. Таня подняла руку, приветствуя его.
Мало что изменилось у них с того дня. Таня сама не понимала, что
сдерживает ее. Она ругала себя дурой, мещанкой, кляксой; так и юность
пройдет, и нечего будет вспомнить. Какая она актриса, она обыкновенная
курочка ряба. Тоски по Марвичу давно уже нет, убеждала она себя, все это
дело прошлое и ненужное, и она ему не нужна, уж он-то небось развлекает-
ся, как хочет... Она любовалась Олегом: вот тот самый парень, который
нужен ей сейчас, в Москве она придет с ним в ресторан ВТО, и все будут
глядеть на них и шептаться: он юноша, герой, муж, разбойник и защитник -
то, что надо. Но что-то останавливало ее, что-то в Олеге настораживало,
отталкивало ее, и она, сама того не замечая, начинала с невинным видом
язвить, вышучивать его. Олег в такие минуты совсем выходил из себя,
страдала его честь. Он становился жалок, когда при Мише и Эдуарде начи-
нал разыгрывать из себя ее властелина, победителя. Она не мешала ему
этого делать, понимая, что значит для него авторитет у этих людей. Вот
это еще очень смешило ее.
Недавно он пришел и с небрежной улыбкой сказал:
- Старуха, я сообразил, что именно такая женщина, как ты, нужна бело-
му человеку.
- Что это значит?
- Хочешь, я женюсь на тебе?
Она вспомнила про Марвича, усмехнулась и медленно проговорила:
- Они прожили вместе сто лет и умерли в один день. Такая программа,
да?
- Ну, зачем же так? - вскричал он. - Просто поженимся, и все. Свадьба
там и прочие мероприятия. Батя купит нам однокомнатную квартиру в коопе-
ративе. Представляешь, как мы будем жить? Свобода и любовь!
- Представляю.
Иногда они говорили на "серьезные темы".
- Я многого добьюсь, вот увидишь, - говорил он.
- Кулаками? - спрашивала она.
- Ну нет. Посмотрела бы ты мою зачетную книжку - только высшие баллы.
- Ах ты, мой отличник!
- Не смейся, мне это нужно. Понимаешь, батя мой - шишка на ровном
месте, и поэтому я живу так, как другие не могут. Но в нашем обществе
посты не передаются по наследству, и знания свои батя не может мне заве-
щать. Поэтому надо самому соображать, как вырваться на орбиту. Батя мне
передал кое-что - свою силу и хватку, вот что. Я ведь наблюдаю за ним.
Ей становилось неприятно, страшно, но она гнала от себя страх.
- Ты еще мальчик, Олег.
- Нет!
- Ты просто красивый мальчик.
- Нет, нет, ты ошибаешься!
...Все они вылезли на мостки и заплясали на них, радостные от моло-
дости, от легкости и силы. Брызги слетали с них, и Кянукук стал мокрым.
Он тоже плясал.
Миша включил приемник, нашел какую-то музыку и сообщил, что это "бос-
са-нова". Миша всегда был в курсе всех новинок. Он показал, как танцуют
"босса-нову", и все сразу усвоили эти нехитрые па. Эдуард пригласил Та-
ню, а Олег пригласил Кянукука. Две парочки отплясывали на мостках, Миша
хлопал в ладоши.
Потом они пошли обедать. Решено было веселиться остаток дня, весь ве-
чер и всю ночь до утра, прямо до Таниного самолета.
За обедом на открытой террасе кафе они взяли коньяку, захмелели, ели
много и вкусно, шумно разговаривали.
Солнце краешком уже задело воду. От горизонта прямо в кафе катились
красные волны. За стеклом был виден саксофонист в темных очках. Он за-
думчиво выводил какуюто неслышную здесь мелодию.
Они сидели за столом, поднимали рюмки, подмигивали друг другу.
- На Гавайских островах любимый спорт - плаванье по волнам на доске.
Безумно сложная штука, - говорил Олег.
- Я, помню, был на соревнованиях во Львове. Так вот, выдали нам тало-
ны на питание, а мы с Гошей Масловым... - рассказывал Эдуард.
- Таня, у тебя в Москве много подруг? - спросил Миша.
- Наш режиссер тиран, невозможный тип, - жаловалась Таня.
- Конечно, доска не простая, специальной выработки, стоит тысячу дол-
ларов.
- А Кольчугин - это просто террорист.
- А Гошка Маслов - страшный заводила.
- У меня есть идея в зимние каникулы снять хату под Ленинградом.
- Главное, не упасть и стараться держаться на гребне волны.
- Так мне все надоело, а еще павильоны, озвучивание, ужас!
- У них там плешка возле памятника Мицкевичу.
- К Новому году, думаю, у нас будет мотор.
- Важно не потерять доску. Это позор для спортсмена.
- Вчера опять звонили из Ленинграда.
- А они, понимаешь, любительницы кофе с коньяком.
- Вы видели новую модель "Москвича"?
- Эта традиция идет еще от древних гавайцев.
- Крутят тебя, как куклу, перед камерой.
- Ну, ясное дело, он ей делает "ерша".
- Отличная отделка. Корпус типа "фургон".
- Как вы думаете, смог бы я проплыть на доске? - спросил Олег.
- Гаврилова получает по высшей ставке, а я что, рыжая, что ли? - ска-
зала Таня.
- И вдруг вваливаются те пижоны, которых и не звали, - сказал Эдуард.
- Один малый в Москве достал "Альфа-Ромео", - сказал Миша.
- Тише! - крикнул Олег и ударил ладонью по столу. - Я спрашиваю: смог
бы я проплыть, стоя на такой доске, или нет?
- Что ты такое говоришь? - удивилась Таня.
Олег закусил губу и зло посмотрел на всех.
- Конечно, смог бы, Олежка. Каждому ясно, что смог бы, - сказал ему
Кянукук.
- Действительно, это несправедливо, - сказал он Тане.
- Скажи, пожалуйста, "Альфа-Ромео", - сказал он Мише.
- Ну и что дальше было? - спросил он у Эдуарда.
- Ага, тут Гошка Маслов преподносит одному по кумполу, - обрадовался
