И тоже перегнувшись через стол, шепнул Эдуарду на ухо. Тот удовлетво-
ренно тряхнул своим браслетом.
- Послушай, Эдуард, зачем вы носите эти браслеты?
- Весь Запад так ходит.
Кянукук еле сдержался, представив себе "весь Запад" - миллиард людей,
трясущих браслетами.
- Весь Запад, а? - с деланной наивностью спросил он и вскинул руку.
- Весь Запад, - убежденно повторил Эдуард; он имел второй разряд по
боксу, водил мотоцикл, знал кое- какие приемы кэтча.
Жизнь его была полна приключний такого рода: "Помню, завалились мы во
втором часу ночи с Петриченко во Внуково. Ну, там ведь все его знают: он
сын того Петриченко... Да и меня тоже кое-кто. Поужинали мы, значит, на
тысячу сто старыми, а у самих ни копья. "Вот так, - говорим, - батя,
обстоят дела". А батя, значит, то есть официант, нам: "Принесите, - го-
ворит, - вечером в "Арагви", не забудьте старичка". Вечером, значит,
опять приходим с Петриченко в "Арагви", а стрикашка уже там, сидит с
блондиночкой. Мы ему две с половиной тысячи на стол, а он нам ужин зака-
зывает на семьсот дубов. Блондинку мы, правда, увели. Вот так, фирма!"
Сам он был сыном учительницы, Олег и Михаил относились к нему немного
иронически, но он этого не замечал, всегда был верен законам "мужской"
дружбы, крепким он был парнем, с некоторой мрачностью в лице, но без те-
ни сомнений в душе.
Вдруг Кянукук увидел в окно, что у гостиницы остановился автобус и из
него вылезли пыльные и усталые кинематографисты. Вот уже несколько дней
они вели съемку в известковом карьере недалеко от города. Вытирая рука-
вом лицо, прошла в гостиницу Таня. Она была в брюках, тяжелых ботинках и
штормовке. За ней последовали другие артисты, потом Павлик, операторы,
автор, который все время неизвестно зачем таскался за группой, только
мешал.
3. Она вспомнила, как первый раз увидела его на баскетбольной площад-
ке. Это были полушутливые двадцатиминутные матчи: осветители против ак-
теров, потом осветители против "болельщиков". Олег играл за "болельщи-
ков". У него был четкий, совершенно профессиональный дриблинг. Все поня-
ли, что это уже не шуточки, что вдруг появился настоящий игрок, когда он
побежал по площадке с мячом, не глядя на мяч, а только вперед. Все сразу
увидели его, голого по пояс, в странных, пестрых трусах, в нем не было
ничего лишнего, совершенно законченная форма двигалась к щиту, эллинский
юноша - только, может быть, плечи чуть широки - продукт естественного
отбора плюс поливитамины и научная система развития организма. Таня
именно тогда в первый раз его и увидела. Он прошел сквозь строй защитни-
ков, как нож сквозь масло, и вдруг поднялся в воздух, и долго летел, все
летел к щиту, и снизу, двумя руками точно положил мяч в корзину - гени-
ально сработали мышцы его спины, рук и ног. Потом он просто дурачился,
делал страшные рожи, когда о
Итак, она вспомнила о нем. Дальше она вспомнила о том нелепом дне,
когда к ней пришел избитый Марвич, и как нежность хлынула на нее голубой
прозрачной стеной высотой с дом. Дальше она вспомнила улицу Лаборатори-
ум, прошлую и нынешнюю, все кошачьи свадьбы, свидетелями которых они бы-
ли, и толкотню голубей под сводами башни. Дальше она вспомнила свое
детство у Патриарших прудов, потом чудеса своего успеха: девочка из
восьмого класса мечтала стать кинозвездой и вдруг и впрямь стала ею. Все
шло, как по писаному, какой ангел занимается ее судьбой?
Она сильно уставала в последнее время на съемках, пока не образовался
просвет в графике, и вот сегодня последний день в известковом карьере, а
завтра начинается целая неделя отдыха.
В этот вечер все молодые люди, претендующие на ее внимание, почтили
ее своими посещениями.
Первым пришел Борис, физик. Пока она мылась, он сидел в кресле и пел
арии из опер.
- "Ах, никогда я так не жаждал жизни", - пел он.
Давно пора ему было уехать, но он все торчал в этом городе, насмешли-
во беседовал с Таней о разных разностях, видимо ждал, когда она сама
бросится ему на шею.
- Жду дождей, - говорил он.
Может быть, действительно он ждал только дождей и ничего больше.
Потом пришел Олег и завел с Борисом разговор об электронике, киберне-
тике, об атомной войне. Этот светский разговор поддержала и Таня.
- Мне нужен только бункер и запас питания. Я гений, - сказал Борис.
- А мне лишь бы выскочить на орбиту - оттуда я смогу плевать на это
дело. Я сверхчеловек, - сказал Олег.
Посмеялись. Олег не видел в Борисе достойного соперника.
Потом вдруг появился автор.
- Знаете, - сказал он, - получил совершенно отчаянное письмо от этого
Марвича. Странный какой-то тип. Ведь мы с ним не знакомы, перекинулись
буквально тремя словами, а он весь обнажается, раскрывается, черт знает
что; пьяный, наверное, был. Вот будет писатель, поверьте мне.
- Все вы, писатели, тряпки, работаете на комплексах неполноценности,
- усмехнулся Олег.
- Очень низкий уровень интеллекта у писателей, - сказал Борис. - Про-
веряли в Америке тестами. Жуткое дело.
- Что касается Марвича, - добавил Олег, - то он хотя и крепкий па-
рень, но все равно тряпка.
- О, господи, надоела мне ваша трепотня, - вдруг сказала Таня, встала
и отошла к окну.
А были уже сумерки. Она стояла у окна и смотрела вниз на площадь, где
горели люминесцентные фонарики и по брусчатке брела маленькая согбенная
фигурка со стулом под мышкой. Таня подумала об Олеге и о Марвиче, и о
том человеке там, внизу, кто он такой?
В комнате молчали, почему-то после Таниных слов воцарилось молчание,
потом вдруг автор произнес несколько слов.
- Вы знаете, Таня, я тут пораскинул умишком и сообразил, что влюблен
в вас.
- С чем вас и поздравляю! - засмеялась Таня, и все снова стало по
своим местам.
- Что будем делать? - спросила она.
- Что бы мы ни говорили, все равно окажемся внизу, - сказал Борис.
- Жалко, нет Мишки, он бы что-нибудь придумал, - сказал Олег.
- Проще всего сразу пойти вниз, - сказал автор.
- Надоело ходить вниз, - сказала Таня. - Хоть бы наверху устроили ка-
кой-нибудь буфет, а то все вниз и вниз.
- Наверное, Кянукук уже там дожидается, - сказал Олег. - Посмеемся.
Очередная информация о Лилиан. Посмеемся хоть вволю.
- Что будет, если Кянукук вдруг откажется нас потешать? - сказала Та-
ня. - Ведь вы же все сухари моченые.
- Верно, - сказал Борис, - моченые в спирте.
- Странный какой-то парень, этот Кянукук, - сказал автор.
- Все у тебя странные, - сказал Олег. - обыкновенный дурачок. Да,
друзья, вы слышали о Марио Чинечетти?
- Нет, не слышали. Что это такое? - спросил Борис.
- Вот чудаки, ходите тут и не знаете, что в городе сенсация. Приехал
Марио Чинечетти, джазовый певец, матрос с чайного клипера, эмигрант, ре-
патриант, итальянец, англичанин, друг Луи Армстронга, художникабстракци-
онист, победитель конкурса красоты в Генуе и все такое прочее. С сегод-
няшнего вечера начинает петь у нас внизу. Весь город охвачен волнением,
все эти северные девушки в растерянности, за вчерашний вечер он уже ус-
пел охмурить трех, выпить весь запас шампанского в буфете, разбить теле-
фонный аппарат, побывать в милиции и выиграл в кости рэ у Кянукука.
- Все? - спросила Таня. - Ничего не забыл? Все перечислил, все, о чем
сам мечтаешь?
Олег посмотрел на нее, сузив глаза. Когда же это кончится? Когда же,
наконец, вся его сила обрушится на нее, подавляя ее гордость, иронию, и
все ее жалкие воспоминания, и всю ее болтовню? Так, чтобы она замолчала,
замолчала надолго, чтобы стала такой, какой ей надлежит быть, чтобы по-
малкивала и была жалкой, какими все они были с ним. Когда же? "Скоро", -
решил он.
В это время зазвонил телефон. Таня сняла трубку.
- Таня, привет! Это Виктор.
- Какой Виктор? - спросила она.
- Ну... Кянукук.
- А, Витенька, здравствуй! - засмеялась она. - Наконец-то хоть один
живой человек позвонил.
- Таня, внизу сенсация! - прокричал Кянукук.
- Знаю. Марио Чинечетти.
- Да. Знаешь, я послушал, как он репетирует, ну, знаешь, это... - Кя-
нукук задыхался от смеха.
- Что? - спросила Таня, заражаясь от Кянукука какой-то детской весе-
лостью.
- Это, знаешь, новая волна, - гулко захохотал Кянукук и вдруг поперх-
нулся, помолчал секунду, потом спросил, и в голосе его Таня почувствова-
ла сильное волнение: - Может, спустишься? Я хочу пригласить...
- Я сейчас иду! - крикнула она, брякнула трубкой и побежала к двери,
даже не оглянувшись.
В лифте она иронически улыбнулась своему отражению и поправила воло-
сы. Она поняла, что все ее волнения и тяжелые мысли, ее плохая работа на
съемках - все это лишь тоска по Марвичу, который опять начал новый цикл
своих бесконечных путешествий, и что Олег - это тоже тоска по Марвичу, а
звонок Кянукука и ее стремление вниз, к нему - это уж самая настоящая
тоска.
Она вдруг подумала: "Я бегу к Кянукуку, как будто он Марвич, как буд-
то сегодня он часть моего Вальки. Смех, но в них действительно есть
что-то общее, у Олега этого нет... Я помешалась совсем".
"Итак, мне двадцать три года, - подумала она между четвертым и треть-
им этажом. - О, моя жизнь в искусстве только начинается! Ах, сколько об-
разов я еще создам! Фу, во мне все еще живет та жеманница с Патриарших
прудов. Ух, ненавижу! Зеркало, зеркало, утешь меня. Спасибо, утешило!
Большое спасибо!"
В вестибюле, как всегда, было много народу, и все, как всегда, сразу
уставились на нее, на звезду, а она, как обычно, немного растерялась пе-
ред таким скоплением людей и, только сделав несколько поспешных шагов по
квадратам линолеума, увидела Кянукука.
Вообще он делал вид, что читает журнал, а на самом деле смотрел на
нее, и она заметила его как раз в тот момент, когда он смотрел на нее,
бледный и серьезный, без обычной своей собачьей улыбки, даже не очень
жалкий в этот момент. Но тут же улыбочка появилась, он шагнул навстречу,
и она со смехом подбежала к нему.
- Ты опять без Лилиан? Чего ты прячешь ее от нас?
- У нас размолвка, - хихикнул он. - Знаешь, эти странности бальза-
ковских женщин.
- А кому цветы?
- Это тебе.
- Ого! Ты просто ловелас. Не успел поссориться с одной женщиной, как
начинаешь ухаживать за другой?
- Нет, я просто хотел сделать тебе приятное, - пробормотал он.
- Спасибо, Витенька.
Она взяла цветы.
- С каким тонким вкусом подобран этот букет!
Он просиял.
- Я хотел пригласить тебя в ресторан.
- На Марио Чинечетти? Как ты заботишься обо мне!
Она взяла его под руку, и они вошли в ресторан, где аккуратно одетая
и подтянутая молодежь церемонно вальсировала в ожидании Марио Чинечетти.
На эстраде сидел джаз в голубых пиджаках и черных брюках, пять чело-
век, - "черно-голубые", так их называли в этом городе. Они загадочно
улыбались, когда знакомые спрашивали их о Чинечетти.
Красноликий и длиннорукий администратор разгуливал между столиками.
Предчувствуя скандал, а может быть, и целую серию скандалов, он находил-
ся в празднично приподнятом состоянии, предвкушая, как пустит в ход свои
длинные ручищи, как налетит на распустившихся молокососов, а потом сос-
тавит акт, а может быть, и не один. К деятелям кино он относился с ува-
жением и поэтому сразу устроил Таню и Кянукука в углу за отдельным сто-
ликом. Тане был страшен этот человек с вывернутыми плечами, с подвижным
задом, со свирепой львиной маской, но его неизменно любезные улыбки, об-
ращенные к ней, сбивали ее с толку.
Мосфильмовцы сидели все вместе за большим столом, питались и пили
боржом, точно шампанское. Экспедиция затянулась, и все уже сильно поист-
ратились, у всех, как говорил Кянункук, "бензин был на ноле".
- Таня, иди к нам! - крикнул Кольчугин, но она покачала головой и по-
казала на Кянукука.
- Я здесь с кавалером. Полковник бросил Лилиан и переключился на ме-
