метнулся в другую. Не по своей воле, а словно по прихоти дождя он делал
круги в пустом и странном городе с чуждым его сердцу рельефом крыш.
Дождь крепко взял его в свои тугие, слабо звенящие сети.
"Может быть, уехать с Марвичем на Камчатку? Устроюсь там радистом,
там ведь нужны радисты. А может быть, и радиокорреспондентом там устро-
юсь. Буду интервьюировать этих славных камчатских ребят. И никто не бу-
дет звать меня Кянукук, а дадут другое прозвище - скажем, Муссон. Витька
Муссон, друг всего побережья. С Марвичем не пропадешь. Поехать, что ли?"
Кубинская рубашка и китайские штаны прилипли к телу, как вторая кожа.
Кянукука заносило все дальше и дальше в глубь Старого города.
Под прозрачным плащом двигались администратор и официантка Нина.
Дождь хлестал по плащу, образуя в складках маленькие лужицы и ручейки.
Плащ прикрывал только плечи и часть спины, брюки администратора быстро
намокли и тяжело волочились за ним. Правой рукой он ощущал теплую и мяг-
кую спину официантки и слегка дурел. Он говорил коротко, отрывисто, пы-
таясь вызвать необходимое сочувствие.
- Работа тяжелая. Ответственная. А до пенсии еще восемь лет...
Нина сладко зевала.
- Восемь только? Вроде бы больше должно быть. Вы ведь еще молодые.
- На Севере служил, - рубил администратор. - Заполярье, год за два.
- Кому год за два, - говорила, зевая, Нина, - а кому заработки повы-
шенные... Мой мужчина на селедке фантастические суммы зарабатывает.
- Вы, Баранова, в официальном браке состоите?
- В официальном, да толку мало...
- Вам нужна поддержка, Баранова, мы это знаем... Если не ошибаюсь,
вот ваш дом.
Они остановились.
- Правильно, - зевнула опять Нина. - До свидания.
- То есть как это до свидания? - опешил администратор.
- Вы уж простите, дочура у меня там спит.
- Насколько я знаю, у вас две комнаты.
- Две, да смежные, - вяло проговорила Нина, выскочила из-под плаща и
тяжело побежала к дому.
Администратор смотрел ей вслед, думал побежать за ней, как в былые
годы бегал за женщинами на севере и на юге, но только кашлянул растерян-
но.
- Странная постановка вопроса, - пробормотал он и надел плащ.
"А что сейчас делает Марвич? - думал Кянукук. - Только не спит, ко-
нечно. Пишет. Он здорово пишет. А может, шатается где-нибудь с этим Се-
режей. Кто такой этот Сережа? Тоже, наверное, литератор. Ему сейчас хо-
рошо, Марвичу, он ничего не знает про гостиницу, про Таню и про Олега.
Таня у него давно в прошлом, а про Олега он забыл, забыл и про Мишу и
про Эдика. Больно они ему нужны".
Над городом, над шпилем церкви Святого Яна, над мрачным заливом, под
лохматыми тучами пролетел пассажирский "ИЛ-14". Огни на его крыльях были
видны отчетливо, и слабо светилось несколько желтых огоньков по борту.
Это был ночной самолет на Москву.
"Полетели наши ребятишки, - подумал Кянукук. - Они откинули спинки
кресел и сидят рядом, болтают об антимирах или читают стихи. Наверное,
они подружатся друг с другом. Возможно, подружатся на всю жизнь".
Он увидел свое отражение в витрине ателье мод. Отчетливое изображение
мокрого до нитки мальчишкипереростка. Отражение двигалось перед ним, оно
просвечивало, и сквозь него в сухом и теплом сумраке ателье виднелись
серые манекены женских фигур. Манекены без голов и без рук, объемистые
бюсты и зады на железных палках. Серые фантомы, беспорядочно расставлен-
ные, набитые опилками чучела женских торсов.
Кянукук отвернулся. Снизу на холм тащилось такси с зеленым огоньком.
Оно проехало мимо. За рулем сидел молодой, но лысый шофер с маленькими
усиками. Кянукук перебежал через улицу и заскочил в телефонную будку.
Он очень волновался, набирая телефон Лилиан. Пока в трубке звучали
длинные гудки, он представлял, как звонок разбудил Лилиан, как она отб-
росила жаркое одеяло и, не найдя ночных туфель, побежала босая по парке-
ту своей большой квартиры. Она предчувствует, что это его звонок.
- Алло, - сказала Лилиан.
- Лилиан, это вы? - прошептал он.
- Виктор! - воскликнула она.
- Я только хотел пожелать вам спокойной ночи.
- И больше ничего? - У нее сорвался голос.
- Спокойной ночи, Лилиан.
Он повесил трубку. Милый образ этой женщины возник перед ним: ночная
рубашка, растрепанные волосы, морщинки в углах глаз... Напрасно он с ней
жесток. Ведь она сейчас мучается, даже не знает, куда ему позвонить.
Кянукук поднял воротник рубашки, спустил рукава - манжеты оказались
сухими. Он вышел из телефонной будки и решительно зашагал вперед и вниз.
3. Когда Олег вернулся из коридора в номер, Таня сидела на подоконни-
ке и смотрела в окно. Окно было открыто, за Таниной фигурой струился ро-
зовый дождь - он был подсвечен неоновой вывеской гостиницы. Таня взгля-
нула на Олега и снова стала смотреть в окно.
Он выключил транзистор. Какая-то скандинавская станция передавала
танцевальную музыку. Он снял пиджак и бросил его на диван.
- А не уехать ли мне тоже в Москву на эти десять дней? - проговорила
Таня.
- Зачем? - спросил он.
- По маме соскучилась.
"Вот черт", - подумал Олег.
Он что-то очень устал за этот день. С утра они с Мишей поехали на за-
городную спортбазу к знакомым ребятам и там осваивали новый вид спорта -
картинг. Гоняли на этих маленьких ревущих тележках по гаревой дорожке
взад и вперед, а управление картом - вещь не такая уж легкая. Сейчас бы
принять ванну и лечь спать, но он должен... Надо кончать эту комедию...
Ведь чуть ли не стал посмешищем у ребят.
"Как раз комедия только и начинется с этой ночи, - тревожно предполо-
жил он, глядя на Танину шею и подбородок. - Я могу попасть в настоящий
капкан. Надо взять себя в руки".
Он шагнул к ней, и она оглянулась.
- Фу, какой ты мощный, - сказала она. - Даже неприлично.
Он засмеялся и еще шире развернул плечи.
- Я занимаюсь культуризмом. Еще три года назад я был хилым сморчком.
- Что ты говоришь!
Она спрыгнула с подоконника и с интересом уставилась на Олега.
- А зачем это тебе?
- Разве не красиво? - опять засмеялся он и принял позу "сверхчелове-
ка", сделал свирепое лицо.
Таня обошла вокруг него, как вокруг экспоната, потом села на диван и
положила ногу на ногу.
- Правда, Олег, - проговорила она. - Я вот иногда смотрю на тебя - ты
такой спортсмен, любой вид спорта тебе по плечу, но мне кажется, что ты
занимаешься спортом не ради спорта, а ради чего-то другого...
- Конечно, не ради спорта, - сказал он. - Я должен быть сильным, что-
бы меня никто пальцем не смел тронуть. Чтобы любому дать отпор, понима-
ешь?
- И даешь отпор?
- Бывает, - усмехнулся он и подумал: "Знала бы она".
- Понятно, - кивнула она и мечтательно стала смотреть в потолок. - Но
ведь не только для отпора, правда? - продолжала она. - Еще и для того,
чтобы самому напирать, да?
- Когда это нужно, - подтвердил он. - Понимаешь, мы ведь молоды, а в
молодости очень часто решает дело вот эта штука.
Он показал ей сжатый кулак.
- А потом что? - спросила она, глядя на кулак.
- Когда потом?
- Не в молодости.
- Потом - иначе.
Он разжал кулак и нервно, быстро прошелся по ковру.
- Хватит философствовать. Скажи, я тебе нравлюсь?
- Очень, - искренне сказала она.
- Ты издеваешься надо мной?
- Нет! - воскликнула она.
Он бросился на нее, схватил за плечи, стал целовать, крутил ее, вер-
тел в своих руках, как куклу. Таня чуть было не потеряла сознания, через
несколько секунд поняла, в каких она умелых, искусных руках, и вдруг
вырвалась, вскочила и отбежала в дальний угол комнаты, к окну, к телефо-
ну.
- Ты что, с ума сошла? - крикнул Олег с дивана. - Иди сюда, - прохри-
пел он. - Милая...
- Я не могу, Олежка... не могу...
- Почему? Что за вздор?
- Если хочешь знать... Хочешь честно? Я люблю одного человека... Лю-
била совсем недавно.
- Марвича, что ли? - зло засмеялся Олег? - Муженька своего?
- Откуда ты знаешь? - воскликнула она.
- Знаю.
Он встал, застегнул рубашку, поправил всю свою одежду, с вызовом пос-
мотрел на нее и надел пиджак. Она сидела на подоконнике и смотрела на
него, как жалкий зверек. Ему захотелось погладить ее по голове.
- Что же, ты только его любила, что ли? - резко спросил он. - Или уж
такая великая любовь? Шекспировские страсти, да?
- Нет, не шекспировские, - тихо сказала она. - Но только его, больше
никого.
- Брось!
- Можешь не верить.
- Перестань трепаться! - возмущенно проговорил Олег.
- Убирайся! - вдруг гневно крикнула она.
- Таня...
- Уходи сейчас же! Уходи, а то я вылезу на карниз!
Она вскочила на подоконник и взялась рукой за раму.
Он повернулся и вышел в коридор. Постоял у дверей, услышал легкий
стук - Таня спрыгнула на пол. Взялся было за ручку двери, но подумал в
этот момент: "Анекдот. Не девка, а ходячий анекдот".
Он медленно побрел по полутемному коридору, разыскивая по всем карма-
нам сигареты, не нашел их, спустился по лестнице на свой этаж и тихо во-
шел в номер Миши и Эдуарда.
Ребята спали, освещенные светом уличных фонарей. Эдуард шевелил губа-
ми, Миша сопел. Амуниция их была раскидана по номеру в полнейшем беспо-
рядке.
- Олежка, ты? - пробормотал Эдуард.
- Тише, я за сигаретами, - сказал он.
- Как у тебя? Порядок?
- А ты как думал?
- Молодец, - буркнул Эдуард и перевернулся на другой бок.
Олег нашел сигареты и закурил.
- Ну и как? - осведомился Миша, он как будто и не спал.
- Пир, - сказал Олег, выходя. - Пир богов.
Он вошел в свой отдельный маленький номер окнами во двор, лег, не
раздеваясь, на кровать. Курил и смотрел на черепичную крышу соседнего
дома, где резко поворачивался маленький флюгер в виде варяжской ладьи.
"Ловушка захлопнулась", - подумал он, снял трубку и попросил номер
Тани.
- Тебе смешно?
Таня не ответила.
4. Освещение менялось каждую минуту. Длинный сплошной ряд средневеко-
вых домов на улице Победы, реставрированных недавно и покрашенных в ро-
зовый, голубой, терракотовый, зеленый цвета, то заливался веселым весен-
ним солнечным светом, то омрачался внезапно и стремительно налетающими
тучами. В городе свирепствовал океанский ветер, прохожие сгибались на
перекрестках, женщины хлопали руками по юбкам. Зонты вертелись в руках,
рвались в воздух, словно пойманные грачи. Звенели стекла. Лопнула и осы-
палась большая витрина магазина "Динамо". На углах завихрялись окурки,
обертки, газеты, катились банки, расплескивалось молоко, ерошилась
шерсть собак, гудели бочки. Ломались флюгеры, ломались заборы, падали
яблоки, пьяницы чокались в подвалах, старушки крестились, газеты вышли
вовремя, доставка продовольствия не прекращалась, но сильно раскачало
суда на внешнем рейде, в порту был аврал: перевернулась старая баржа без
груза и без людей - жертв вообще не было, все было в порядке, как гово-
рили оптимисты, и, как всегда, они
Ветер подхлестывал Кянукука под пиджачок. Он убегал от ветра, смешно
выкидывал вперед ноги, прятался за углами, перебегал площадь, шустро
мчался по гудящим и качающимся скверам, ему казалось, что ветер подобен
рыжему, зло забавляющемуся псу, баловню своих могучих хозяев, что так
или иначе это баловство добром не кончится - вон уже качаются башни и
шпили города...
Наконец Кянукук нашел более или менее спокойное место в скверике за
углом бывшего доминиканского монастыря, где нынче помещался цех худо-
жественного оформления тканей.
Чья-то добрая рука насыпала перед скамьей крошки хлеба и зерно. Во-
робьи прыгали по асфальту, как мячики, среди них, переваливаясь с ноги
на ногу, ходили полные голуби.
Кянукук прикрылся пиджачком, вытянул ноги. Птицы копошились у него в
ногах, устраивали мелкие потасовки.
"Сижу, как добрый волшебник, - невесело посмеялся он. - Как Эдвард
