блюдо - салат "Бристоль" с анчоусами! Чувствуйте себя как дома, но... -
Он подмигнул, скорчил очень странную гримасу и закончил с неожиданно
сильным иностранным акцентом: - Но не забывайте, что вы в гостях!
Грянули "черно-голубые", и Марио Чинечетти исполнил перед микрофоном
несколько па твиста. "Дорогие друзья", каждый из которых по меньшей мере
раз в неделю посещал этот ресторан на протяжении многих лет, замерли с
открытыми ртами - такого они еще не видели.
Итальянец обхватил микрофон руками и таинственно зашептал:
- А теперь Марио Чинечетти позабавит вас несколькими песнями из своей
интернациональной программы.
Он выпрямился и закричал:
- "Очи черные" так, как их исполняет великий Армстронг, мой друг!
Он запел очень громко и хрипло, подражая своему великому другу. Потом
спел твист, потом еще что-то. И все время танцевал вокруг микрофона, он
был очень подвижен: сказывалась хорошая тренировка и темперамент, свойс-
твенный жителям Апеннинского полуострова.
В зале царил неслыханный энтузиазм, девушки благодарили небо, послав-
шее им Марио Чинечетти.
- Вот это артист! - сказал Олег, улыбаясь.
- Я же говорил - новая волна! - изнемогая, стонал Кянукук.
- Где-то я видел этого певца, - сумрачно произнес Эдуард.
- Не в ростовском ли ДОПРе? - тут же "припомнил" Миша.
- Надо поразузнать о нем. - Эдуард многозначительно кашлянул и приг-
ласил Таню танцевать.
Они "твистовали" друг против друга. Таню смешила мрачная физиономия
Эдуарда. Ее все начинало смешить в этот вечер: Марио, прыгающий на эст-
раде, все ее друзья, публика, провинциальный модерн этого зала, насторо-
женное лицо администратора.
А администратор уже "сделал стойку". Он высмотрел несколько жертв в
толпе танцующих, но больше всех его волновала белобрысая парочка молоко-
сосов - худенький паренек в яркой штапельной рубашке и его девушка с
красными пятнышками на лбу, с натянутой жалкой улыбочкой, причесанная
под Бабетту.
"Вшивка, - зло шептал он про себя. - Вот как эти прически называются
- "вшивка".
Одернув пиджак, он строго подошел к этой паре и произнес:
- Прошу вас выйти из зала.
- Почему? - удивился белобрысый.
- За что? - сразу скуксилась "бабетта".
- Подвергаетесь штрафу за извращение рисунка танца, - сказал адми-
нистратор.
- Разве мы извращаем? - дрожа, спросил паренек.
- Ведь все же извращают, - всхлипнула "бабетта".
- Никто не извращает, кроме вас, - сказал администратор и нажал парню
на плечо. - Давай на выход.
Зал "извращал рисунок танца" целиком и полностью. Мало кто обратил
внимание на эту сцену: все уже привыкли к проделкам администратора, ни-
когда нельзя было сказать, на кого падет его выбор.
Паренек попытался вырваться. Тогда администратор четким профессио-
нальным движением завернул ему руку за спину и повел к дверям. "Бабет-
та", плача, поплелась за ними. Администратор шел и наблюдал себя в зер-
кало, багрового, со сжатыми губами, согнутого семенящего паренька и "ба-
бетту" со вспухшим носом. "Блохастик, - подумал он ласково. - Вот ведь
попался блохастик".
"Подвергнув штрафу" и выдав квитанцию, он отпустил их в зал. "Бабет-
та" сразу повеселела, увидев, что у дружка ее хватает денег не только на
угощение, но и на штраф.
- Поменьше попкой надо крутить, - отечески сказал ей вслед админист-
ратор и тут заметил мужественную борьбу швейцара Изотова с толпой "гоп-
ников" разного рода, пытающихся проникнуть в ресторан. Он ринулся к две-
рям.
- Пусти-ка, Изотов! - крикнул он, приоткрыл дверь и за шиворот втащил
внутрь первого "гопника", полного человека в очках и сером свитере.
Человек этот отбивался, пытался показать свое удостоверение, но адми-
нистратор взял его железной рукой за горло, тряхнул...
- Я доцент, вы не смеете! - воскликнул подвыпивший "гопник".
...завернул ему руку за спину и медленными шагами через весь вести-
бюль провел доцента в свой кабинет.
- Не в том беда, что вы доцент, а в том, что одеты не по форме, -
строго сказал он "гопнику", который, наконец, понял бессмысленность
борьбы и только крутил в толстых пальцах свое синенькое удостоверение.
- Штраф придется заплатить, а в ресторан надо являться при галстучке,
как положено.
Получив деньги, он добродушно обнял доцента за плечи и вывел его в
вестибюль.
- Пропусти его, Изотов, на улицу, - сказал он швейцару.
Из ресторана в этот момент вышла и направилась к лифту артистка в ок-
ружении своих трех парней и Митрохина Виктора по кличке Кянукук, к кото-
рому стоит еще присмотреться. Администратор улыбнулся Тане.
- Как время провели?
Таня опешила.
- Спасибо, - пробормотала она испуганно.
- А вы как? - спросил администратора Миша.
- Хлопот полон рот, - снова улыбнувшись Тане, сказал администратор.
Он долго смотрел вслед артистке, наблюдал ее плечи и высокие сильные
ноги.
"Мало ли что может быть, - подумал он. - Мало ли что бывает с адми-
нистраторами".
Ему нравилась его работа, в которой чудилось ему сочетание дипломати-
ческой тонкости, тонкого расчета и внезапного оперативного удара. В жиз-
ни своей он редко был удовлетворен, порой опускался до совсем незначи-
тельного состояния, но здесь, в этом шестиэтажном доме с мягкими ковра-
ми, большими окнами, с музыкантами, швейцарами и целым взводом официан-
тов, он понял, что, наконец, добился своего.
Кянукук в этот вечер чувствовал себя со всеми на равных. В конце кон-
цов ведь это он заказывал и за всех расплачивался сам.
"Ладно, что-нибудь придумаем с этими штиблетами за девять тридцать",
- думал он.
Он танцевал с Таней в ее номере, лихо отплясывал чарльстон, только
звенел графин на столе да хлопали ребятишки. И ребятишки сегодня вели
себя с ним посвойски, конечно, не из-за денег: мало ли они его угощали,
денег у них вообще куры не клюют, - просто, видно, поняли, что он тоже
не лаптем щи хлебает, разбирается в джазе и танцует здорово, просто ста-
ли относиться к нему, как к товарищу по институту, вместе веселились -
свой парень Витька Кянукук...
Олег крутил свой транзистор и ловил для Тани и Кянукука один танец за
другим. Он сидел на диване, поджав ноги, и смотрел на танцующих. Таня
старалась не глядеть на него, его улыбку, она чувствовала, что сегодня
он уж не отступится от нее. Она крутила коленками, с улыбкой смотрела на
веселящегося Кянукука, иногда она вся сжималась от страха, но порой ей
становилось на все наплевать. "Ну и пусть, - думала она, - кому какое
дело, ну и пусть..."
Эдуард и Миша бросили несколько раз кости. Эдуард выиграл рубль пят-
надцать. Потом Олег кивнул и показал глазами на дверь. Они встали и тихо
удалились. Миша от дверей сделал Олегу жест, означавший: "Решительнее,
Олежка! Кончай с этим пижонством раз и навсегда!"
В коридоре он сказал Эдуарду:
- Вот пижон Олежка. Больше месяца с ней возится. Нашел себе кадр.
- Артистка, - пробурчал Эдуард и вдруг схватил Мишу за лацкан. - А
ты, свинья, Михаил. Мне Нонка все рассказала. Так друзья не поступают.
- Твоя Нонка дрянь, - лениво промямлил Миша.
- Согласен, но зачем ты...
Препираясь, приятели стали спускаться на свой этаж. У дверей номера
Миша остановился и сказал Эдуарду:
- Ладно, не нервничай. Завтра Олег получит перевод, и будем в темпе
закругляться. Надоело.
- Да уж действительно, полный кризис жанра. У меня такое правило -
раз чувствую, что наступает кризис жанра, значит надо идти по домам.
- Золотое правило, - похвалил Миша, и они пошли спать.
- Покрути, дружище, еще! - крикнул Кянукук Олегу. - Поймай-ка твист!
Мы с Танюшкой только разошлись.
Олег встал с дивана и сказал ему мягко:
- Кяну, дружище, можно тебя на минутку? - и пошел к двери.
Кянукук последовал за ним, а Таня осталась стоять посреди комнаты.
Она стояла с повисшими, как плети, руками и смотрела им вслед.
- Пора тебе домой, Кяну, - сказал Олег в коридоре и взял Виктора за
запястье крепкой дружеской хваткой.
- Рано еще, время детское, - сказал Кянукук, холодея и понимая, нако-
нец, что к чему.
- Ты ведь мужчина, Кяну, - улыбнулся Олег, крепче сжимая запястье, -
не мне тебе объяснять, в чем дело. Ты ведь мужчина, и ты мой друг. Вер-
но?
- Да, да... - пробормотал Кянукук. - Конечно, друг. Кто же еще? Лад-
но, Олежка, - он освободил свою руку и хлопнул Олега по плечу, - пойду
завтра к Лилиан, пойду мириться.
- Ну, иди, иди, - улыбнулся Олег. - До завтра.
Кянукук пошел к лестнице, и когда оглянулся, Олега в коридоре уже не
было.
Он спускался по лестнице и старался ни о чем не думать. "Милый вече-
рок мы провели, - бубнил он, - милый вечерок".
В вестибюле было пусто и полутемно. Швейцар Изотов еще переругивался
через стекло с двумя морячками, но в ресторане все уже было кончено. В
открытую дверь было видно, как официанты стаскивают со стола скатерти и
ставят на столы стулья ножками вверх.
Кянукук все же заглянул в ресторан: очень уж не хотелось ему выскаки-
вать под дождь и трусить через весь город к спортзалу. Возле двери в уг-
лу сидела за столом официантка Нина. Перед ней стояло большое блюдо, она
чтото ела из него, рассеянно ковырялась вилочкой.
- Что это вы едите, Нина, такое вкусное? - спросил Кянукук.
- Миноги, - ответила она. - Хотите? Присаживайтесь за компанию.
С трудом разгибая спину, она встала, смахнула салфеткой со стола со-
ринки и положила перед Кянукуком вилку слева, ножик справа. Потом опять
села. Они стали вместе есть миноги из одного блюда. Кянукук вытаскивал
их из жирного соуса и нес ко рту, подставляя снизу кусочек хлеба, чтобы
не капало на скатерть. Иногда он взглядывал на Нину и благодарно ловил
ее усталый и пустой взгляд. Его охватило ощущение покоя и уюта. Деля эту
ночную внеурочную трапезу с усталой официанткой, он чувствовал себя в
безопасности, словно пришел в гости к старшей и умной сестре.
- Все так считают, что я мужняя жена, а я никто, - вздохнув, сказала
Нина и вытерла салфеткой рот, смазав помаду и желтый соус.
- Почему же это так, Нина, - проявил участие Виктор.
- А потому, что несчастная я, - равнодушно пояснила Нина, подмазывая
губки. - Мужчина мой четвертый год в сельдяную экспедицию ходит к Фа-
рерским островам, а придет с рейсу, переспит пару ночей, шасть и на ку-
рорт укатывает, на южный берег Крыма. Плакали и денежки и любовь.
Она положила зеркальце и помаду в сумочку, взбила крашеные локоны,
выпрямилась и серьезно посмотрела на Кянукука.
- Вот так получается, молодой человек.
- Не расстраивайтесь, Нина, не тратьте ваши нервы, - посоветовал он.
Официантка улыбнулась ему. Он улыбнулся ей.
В полутемный ресторан с бумагой в руках вошел администратор. Цепким
взглядом он окинул Нину и Кянукука и остановился возле них.
- Опять на эту компанию с маслозавода пришлось акт составлять, - ска-
зал он, пряча бумагу в карман. - Оскорбление словом при исполнении слу-
жебных обязанностей. Вы идете домой, Баранова?
- Дождик... - растерянно пробормотала официантка.
- Поделюсь плащом, - сказал администратор и вышел из зала.
- Заходите, молодой человек, - сказала Нина. - Вы хороший гость, веж-
ливый и малопьющий.
Они обменялись рукопожатием, и Нина вышла вслед за администратором.
Кянукук выловил последнюю миногу, сунул в карман три ломтя хлеба на
завтрак и вышел из гостиницы, отпустив Изотову на прощание девятнадцать
копеек медью.
Дождь, как видно, зарядил надолго, хорошо, если только до утра. Вдоль
тротуаров в ручьях, светясь под фонарями, лопаясь и вновь возникая, нес-
лись пузыри. Каменная спина площади лоснилась. В средневековых улочках
гремела по стокам вода.
"Плохо было стражникам. Доспехи у них ржавели под дождем, - думал Кя-
нукук. - Мои доспехи не поржавеют, чище только будут".
Он шел решительным шагом, но почему-то свернул не в ту улицу, потом
