ешь, где он сейчас? Я все время чувствую какую-то вину...
Таня молчала. Марвич поднял голову и увидел, что она смотрит в пото-
лок, закусив губу. И бледная как мел.
На пыльных тропинках далеких планет
Останутся наши следы, -
распевали за столом гости и молодожены. А возле двери барабанили каб-
луками девчата совсем уже под другую музыку.
- Что с тобой? - спросил Марвич.
- Он умер, Валя, - сказала Таня и, вздохнув, провела рукой по лицу. -
Умер Кянукук.
- Что ты болтаешь? - тихо проговорил Марвич и вдруг вскочил. -
Что-о?!
- Он разбился на мотоцикле. Я тебе все расскажу.
- Рассказывай.
Она стала рассказывать, а он сидел, привалившись к стене, и курил. К
ним подходили с рюмками, они чокались, смеялись, а потом Таня снова
рассказывала. Когда она кончила, он обнял ее и поцеловал.
- Я не знаю... - забормотала она. - Ведь никто не был виноват, уж
я-то не виновата, это доказано, и те трое, которых ты знаешь, тоже... Но
я все время думала о нем, всю зиму, только сейчас забыла, когда мы
встретились... Конечно, я виновата!
- Пойдем домой, маленькая, - тихо сказал он.
7. В субботу мы чуть не запороли свой катер. Случилось это в Лосиной
протоке, километрах в пятидесяти к северу от Березани. Начальство, умные
головы, послало нас в эту протоку забрать поисковую партию и подбросить
ее до Мазиловки, что еще на двадцать километров ниже по течению. Никаких
промеров протоки этой не делалось сроду, и разведка с воздуха не велась.
Значит, вошли мы в Лосиную протоку и углубились в нее километра на
три. Тут видим, прет на нас сверху черная безобразная стена. Это был
прошлогодний сплав, который осенью где-то затерло, а сейчас нечистая си-
ла гнала его прямо на нас.
- Ахтунг! - заорал Мухин, высунулся из рубки и весь побелел.
Какой там "ахтунг!" Грохот стоял страшный, бревна вздыбились, корежи-
ло их, и неслась прямо на нас эта жуть.
Повернули мы назад, гоним на полных оборотах, а грохот сзади близит-
ся. Еле-еле успели выскочить в реку, в какой-то заливчик. Мухин там на-
чал маневрировать, а мы с Сизым с баграми стали по бортам. Метрах в
двадцати от нас проносился сплав. Сильное течение гнало его в реку, и
здесь он расходился веером.
Мухин все кричал свое "ахтунг, ахтунг", а мы с Сизым прыгали, как
блохи, от борта к борту, с носа на корму и отталкивали баграми отдельные
полешки в три обхвата. Часа два это продолжалось, не меньше. Потом про-
тока очистилась. Взмокли мы с Сизым - будь здоров, и у Мухина тоже с
бровей капало. К вечеру все же добрались до поисковой партии и тихо-мир-
но доставили ее в Мазиловку.
В Березани заночевал я на катере. Мухин звал к себе - у него комната
в первом новом доме Березани, - да и у Сизого в общежитии нашлась бы ко-
ечка, но я решил на катере заночевать. Чем мне здесь плохо? Вскипятил
себе чайку, поел копченого тайменя, пряников, включил наш маленький ба-
тарейный приемник и завалился на рундук.
Музыка была симфоническая, очень сильная штука, я лежал и волновался.
Был я один раз на лекции "Как понимать серьезную музыку". Лекторша была
ученая тетка в очках и сером костюме. Она говорила, что для понимания
музыки надо знать "исторические истоки" и "расстановку общественных
сил". Если не знаешь, как силы тогда были расставлены, музыку не пой-
мешь. А потом заводить стала пластинки и объяснять: вот ручеек бежит, а
это вот грозные силы природы... Не понял я тогда ту тетку. Никаких ру-
чейков я не вижу, когда слышу музыку, и вообще никаких пейзажей. Волну-
юсь только - и все, и сам не пойму, о чем.
Потом музыка кончилась, я приемник выключил, стал засыпать. Катерок
покачивался, и было мне хорошо, как будто в кубрике нашего эсминца,
только немного одиноко. На эсминце мы спали в три яруса двадцать семь
человек, а тут один лежишь, как бобер. Не люблю я ночевать в одиночест-
ве, почему-то мне надо, чтоб обязательно ктонибудь рядом сопел.
Утром я почистился, побрился, сбегал на бранд-вахту за утюгом и отпа-
рил свои штаны. Сегодня у меня выходной день, а вчера была получка. Нап-
равил я свои сапоги первым делом на почту - послать перевод Тамарке. На-
до сказать, что семья моя живет материально неплохо. Семьдесятвосемьде-
сят рублей каждый месяц они с меня имеют плюс Тамаркин оклад. Пишет суп-
руга, что почти уже набрала на телевизор.
На почте долго пришлось мне в этот день постоять: много народу пере-
воды посылало. Потом зашел в клуб, в боксерскую секцию, поработал там
немного с одним кочегаром. Кочегар крепко работал, лучше, чем я. Проиг-
рал я ему по очкам. Но все же и я провел парочку-другую крепких крюков.
Кочегар второразрядник, после этих крюков сильно меня зауважал.
- Мало тренируетесь, Югов, - сказал он мне. - Будете больше трениро-
ваться, из вас толк выйдет.
- Толк выйдет, бестолочь останется, - конечно, засмеялись ребята.
Потом купил я себе конфет и стал крутиться по городку, не зная, что
делать. День был хороший, на солнце даже тепло, и по площади да и по
всем улицам народу шлялось видимо-невидимо. В промтоварном выкинули ка-
кието трикотажные кофточки, бабы там визжали, а милиционер пытался их в
очередь организовать.
Издалека я посмотрел на наш вагончик. Он стоял на холмике, маленький
такой, но красивый - недавно мы его с Валькой заново покрасили в голубой
цвет, - а на крыше пучковая антенна. Может, навестить мне любящую пару?
Нет уж, пусть они там милуются в полном одиночестве. Если бы ко мне Та-
марка приехала, мы бы с ней небось тоже забились в угол, как суслики, и
ни с кем бы нам не хотелось встречаться.
В тот день, когда Валька с Таней встретились, я их увидел вечером на
шоссе. Ехали они вместе на тракторе "Беларусь", и физиономии у них были
такие, как будто по теплому морю плывут. Я был рад за Вальку. Похоже бы-
ло на то, что теперь у них взаимоотношения наладятся.
Кто-то в бок меня толкнул. Знакомая компания собралась на рыбную лов-
лю и меня с собой звала. Ребята со мной разговаривали, а девчата хихика-
ли в сторонке.
- А где же удочки-то ваши? - спросил я ребят.
- Зачем нам удочки? - смеются они. - Карасей у нас и так вон сколько.
- И показывают сумки с бутылками.
Я вежливо отказался. Знаю я эти рыбалки - потом голова трещит четыре
дня и свет тебе не мил, кажешься сам себе лепешкой дерьма.
Ребята махнули на меня рукой, а от девчат отделилась одна, ко мне
подбежала. Гляжу, это Маша- крановщица.
- Сережа, почему вы не едете? - спросила она.
- А потому, что я свою рыбину уже поймал. А вы езжайте. Ловите!
- Я ведь думала, что вы поедете, поэтому и согласилась.
- Ничего, ничего, - сказал я, - езжайте с ними. Может, поймаете щуку
с руку.
Злость меня почему-то разобрала, а Маша смотрит на меня синими глаза-
ми, и лицо у нее круглое и румяное.
- Я думала, вы поедете. Разведем костер, песни попоем... Раз вы не
поедете, так и я останусь.
- А это зря, - говорю. - Собрались рыбу ловить, так и ловите.
- Я с вами хочу быть, - тихо говорит она и бледнеет.
- Я не рыбак, - говорю, - а там рыболовы знатные.
- Тогда я домой пойду, - прошептала она и пошла в сторону, сгорби-
лась, маленькая какая-то стала.
- Маша! - крикнул я, и она сразу выпрямилась, обернулась быстренько
так, ладненькая такая девчонка.
- Что? - звонко так спрашивает.
- Если уж вы рыбу расхотели ловить, так можно сходить в кино.
- Ой, как хорошо! - ладошками захлопала.
- Только картина старая, - сказал я. - "Козленок за два гроша".
- Я не видела, - говорит. - Тяжелая?
- Пуд, - сказал я. - Пуд с довеском.
- Только я переоденусь. Я ведь в лес было собралась.
- Понятно. Рыбку собрались ловить.
- Да ладно вам! - смеется.
Веселая стала, радостная. Чего она во мне такое обнаружила? Знает
ведь, что семейный.
Проводил я ее до общежития, посидел на завалинке. На разные хиханьки
да хаханьки внимания не обращал. Смотрю, выходит Маша - прямо красавица,
модная особа. Пальто фиолетовое в талию, клипсы, бусы, брошка, туфли на
"шпильках". Видно, все общежитие обобрала. А сама такая строгая, губки
подмазала, только глазками зыркает. Девчата же из окон смотрят на нас,
прыскают в ладошки.
Повел я ее, держу под руку. Прямо не верится, что недавно я с ней в
кладовке у Мухина целовался. Хороша, конечно, Маша, получше моей Тамар-
ки, но только Тамарка - это моя Тамарка, мы с ней по скольким городам
кочевали и углы снимали и подвалы, пока приличную жилплощадь нам не дали
в Пярну, и сколько мы с ней на первых порах помучились, такое разве за-
будешь?
Березанский клуб в церкви помещается. Красивая, видно, была когда-то
церковь, осталась еще глазурь на куполах. Сейчас церковь малость обшар-
кана, зато оклеена вся снизу разными красочными плакатами. Тут тебе и
кино, и драмсекция, и бокс, и вольная борьба, поднятие тяжестей, обяза-
тельно кружок кройки и шитья, а также лекции здесь читают. Раньше только
богу тут молились, а сейчас вон сколько дел у молодежи. Все уже и забы-
ли, что тут церковь была, только иногда, когда лента рвется, святые со
стен проглядывают.
В кассе народу было - не протолкнуться. Какие-то умники пацаненка
подсаживали, чтобы по головам прошел к окошечку. Билеты я достал быстро,
но с большим скрипом.
В общем сидим мы с Машей, смотрим английскую цветную кинокартину. Ма-
лый там какой-то с огромными мышцами, красивая девчонка, мальчик, козле-
нок, старичокчасовщик. Так нормально смотрим, просвещаемся, только сзади
два солдата немного мешают. Толкают друг друга локтями и кричат:
- Ты! Ты!
Там, значит, мускулистый паренек и девчонка заходят в магазин для но-
вобрачных и к коечке приглядываются двуспальной, сели на перину, подпры-
гивают, и грусть у них в глазах. Дороговата коечка, да и ставить ее не-
куда - нет у них ни кола ни двора. Вспомнил я, как мы с Тамаркой обста-
новку выбирали. Тоже жались на деньгу, но жилплощадь у нас тогда уже бы-
ла.
- Сережа, - шепнула мне Маша, - после того раза вы небось подумали,
что я такая, да?
- Смотрите кино, Маша, - сказал я.
- Ты мой милый, ты мой хороший, - вдруг заревела она и сидит в плато-
чек сморкается.
Прямо сердце у меня защемило.
- Я женатый, - сказал я. - И ребенка имею.
- Я знаю, - хлюпает она. - И все равно тебя люблю. Куда же мне де-
ваться?
- Смотри кино, - говорю я. - После поговорим.
Там драка началась. Красивого этого малого избивает какой-то тип, по-
хожий на гориллу. Ну подожди, и до тебя очередь дойдет, горилла!
- Ты! - завопил сзади солдат.
- Тише, пехота, - обернулся я, и солдат засмущался.
И вдруг от двери через весь зал кто-то как гаркнет:
- Югова на выход!
Я прямо подскочил, а Маша меня за руку схватила.
- Сергея Югова на выход!
- Что такое? Что такое? - лепечет Маша.
- Подожди меня тут, - сказал я и полез через ноги. Бегу по проходу и
думаю: вдруг с дочкой что- нибудь, вдруг телеграмма?
- Вон к тебе, - сказали мне в дверях.
Я выскочил в фойе и увидел Таню. Она стояла у окна, и лица на ней не
было.
- Что такое, Таня? - спросил я.
- Вы не видели Валю, Сережа? - спросила она.
- То есть как это? - обалдел я.
- Он пропал. Рано утром вышел из дому и до сих пор его нет. Мы уже с
Горяевым все возможные места обошли, нигде его нет.
- Найдется, - успокоил я ее, а сам ума не могу приложить, куда мог
деться Валька и что там у них произошло. - Найдется. С Валькой такое бы-
вает. Шляется где-нибудь целый день, а потом является.
- Поищите его, Сережа, - тихо сказала она.
- Ладно. Иди домой, Танюша, а через час я его тебе доставлю. Чистень-
ким, без пятнышка.
- Хорошо, - еле-еле улыбнулась она, - я пойду, а ты поищи, пожалуйс-
та.
В фойе уже танцульки начались, народу было много, и я стал обходить
весь зал и спрашивать знакомых парней:
