во-первых, он не транспортабелен, а, во-вторых, я вообще не хотел бы
затрудняться и затруднять вас какими-то доказательствами. Ведь я пришел
сюда, чтобы просить у вас помощи. Всякая планета, входящая в Космическую
Конвенцию, обязана оказывать помощь потерпевшему аварию. Я уже сказал, что
мне нужно, и теперь только жду ответа. Может быть, вы не способны оказать
мне помощь. Тогда лучше скажите об этом прямо... Тут нет ничего
постыдного...
- Минуточку, - прервал его Фарфуркис, - вопрос о компетентности
настоящей Комиссии в смысле оказания помощи представителям иных планет мы
пока отложим. Наша задача сейчас - идентифицировать вас, товарищ
Константинов, как такового представителя... Минуточку, я еще не кончил. Вы
упомянули бортовой журнал, и упомянули, что он, к сожалению, не
транспортабелен. Но может быть, Тройка получит возможность осмотреть оный
журнал непосредственно на борту вашего корабля?
- Нет, это тоже невозможно, - вздохнул Константин. Он внимательно
изучал Фарфуркиса.
- Ну уж, это ваше право, - сказал Фарфуркис. - Но в таком случае вы,
может быть, представите нам какую-нибудь другую документацию, могущую
служить удостоверением вашего происхождения?
- Я вижу, - сказал Константин с некоторым удивлением, - что вы
действительно хотите убедиться в том, что я пришелец. Правда мотивы ваши
мне не совсем понятны... Но не будем об этом. Что касается доказательств,
то неужели мой внешний вид не наводит вас на правильные умозаключения?
Фарфуркис с сожалением покачал головой.
- Увы, - сказал он, - все обстоит не так просто. Наука не дает нам
вполне четкого представления о том, что есть человек. Это естественно.
Если бы, например, наука определила людей, как существ с двумя глазами и с
двумя руками, то значительные слои населения, обладающие лишь одной рукой
или вообще безрукие, оказались бы в ложном положении, с другой стороны,
медицина в наше время творит чудеса. Я сам видел по телевизору собак с
двумя головами и с шестью лапами, и у меня нет никаких оснований...
- Тогда, может быть, вид моего корабля... Вид достаточно необычный
для вашей земной техники...
Вновь Фарфуркис покачал головой.
- Вы должны понимать, - мягко сказал он, - что в наш век, атомный
век, члена общественного органа, имеющего специальный пропуск, трудно
удивить каким бы то ни было техническим сооружением.
- Я могу читать мысли, - сообщил Константин, он явно заинтересовался.
- Телепатия антинаучна, - мягко сказал Фарфуркис. - Мы в нее не
верим.
- Вот как? - удивился Константин. - Странно... Но послушайте, что я
сейчас скажу. Вот вы, например, намерены рассказать мне о казусе с
"Наутилусом", а вот гражданин Хлебовводов...
- Навет! - хрипло закричал Хлебовводов и Константин замолк.
- Поймите нас правильно, - проникновенно сказал Фарфуркис, прижимая
руки к полной груди. - Мы ведь не утверждаем, что телепатия не существует.
Мы утверждаем лишь, что телепатия антинаучна и мы в нее не верим. Вы
упомянули про казус с подводной лодкой "Наутилус", но ведь хорошо
известно, что это лишь буржуазная утка, сфабрикованная для того, чтобы
отвлечь внимание народов от насущных проблем сегодняшнего дня. Так что
ваши телепатические способности, истинные или вами воображаемые, являются
лишь фактом вашей личной биографии, каковая и есть в настоящее время
объектом нашего расследования. Вы чувствуете замкнутый круг?
- Чувствую, - согласился Константин, - а если бы я, скажем, при вас
сейчас немного полетал?
- Это было бы, конечно, интересно. Но мы к сожалению, сейчас на
работе, и не можем предаваться зрелищам, даже самым захватывающим.
Константин вопросительно поглядел на нас. Мне казалось, что положение
безнадежно, мне было вообще не до шуток: Константин этого не понимал, но
Большая Круглая Печать уже висела над ним, как дамоклов меч, а Эдик все
возился со своей игрушкой, и я не знал что делать. Можно было только
тянуть время и я сказал:
- Давай, Костя.
Костя дал. Сначала он давал несколько вяло, осторожничал, боялся
что-нибудь поломать, но постепенно увлекся, и продемонстрировал ряд
чрезвычайно эффектных экзерсисов с пространственно - временным континуумом
с различными трансформациями живого коллоида и критическим состоянием
органов отражения. Когда он остановился, у меня кружилась голова, пульс
неистовствовал, трещало в ушах, и я еле расслышал усталый голос пришельца:
- Время уходит. Мне некогда. Говорите, что вы решили.
И ему опять никто не ответил. Лавр Федотович задумчиво вертел
длинными пальцами коробочку. Умное его лицо было непроницаемо. Хлебовводов
ни на что не обращал внимания или делал вид, что не обращает. Он нацарапал
еще одну записку и перебросил ее Зубо, а тот внимательно прочитал и
бесшумно пробежал пальцами по клавиатуре информационной машины. Фарфуркис
листал справочник, уставясь на страницы невидящими глазами. А Выбегалло
мучился. Он кусал губы, морщился, и даже тихонько покряхтывал. Тут из
машины с сухим щелчком вылетела белая карточка. Зубо подхватил ее и
передал Хлебовводову.
Я посмотрел на Эдика. Эдик держал реморализатор на раскрытой ладони.
Вглядываясь одним глазом в зеркальное окошечко, он осторожно подкручивал
маленький верньер. Я затаил дыхание и стал смотреть и слушать.
- Скачок в тысячу лет, - тихо сказал Выбегалло.
- Скачок назад, - проговорил Фарфуркис сквозь зубы. Он все листал
справочник.
- Я не знаю, как мы теперь будем работать, - сказал Выбегалло. - Мы
заглянули в конец задачника, где все ответы.
- Но вы еще не видели ответов, - возразил Фарфуркис. - Хотите видеть?
- Какая разница, - сказал Выбегалло, - раз мы знаем, что ответы есть.
Скучно искать, когда совершенно точно знаешь, что кто-то уже нашел.
Пришелец ждал, переплетя руки. Ему было неудобно в кресле с низкой
спинкой, и он сидел, напряженно выпрямившись. Его круглые немигающие глаза
неприятно светились красным. Хлебовводов отшвырнул карточку, написал
вторую записку, и Зубо вновь склонился над клавиатурой.
- Я знаю, что мы должны отказаться, - сказал Выбегалло. - Я знаю, что
мы двадцать раз проклянем себя за такое решение.
- Это еще не самое плохое, что с нами может случиться, - сказал
Фарфуркис. - Хуже, если нас двадцать раз проклянут другие.
- Наши внуки, и может быть, даже дети уже воспринимали бы все, как
данное.
- Моральный критерий гуманизма, - сказал Выбегалло, слабо
усмехнувшись.
- Нам не должно быть безразлично, что именно наши дети будут
воспринимать как данное.
- У нас нет других критериев, - возразил Фарфуркис.
- К сожалению, - сказал Выбегалло.
- К счастью, коллега, к счастью. Всякий раз, когда человечество
пользовалось другими критериями, оно жестоко страдало.
- Я знаю это. Я хотел бы это не знать, - Выбегалло посмотрел на Лавра
Федотовича. - Проблема, которую мы здесь решаем, поставлена некорректно.
Она базируется на смутных понятиях, на неясных формулировках, на интуиции.
Как ученый, я не берусь решать эту задачу точно. Остается одно, быть
человеком. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Я - против
территориального контакта... Это ненадолго, - возбужденно выкрикнул он,
всем телом подавшись в сторону неподвижного Пришельца. - Вы должны нас
правильно понять... Я уверен, что это - ненадолго. Дайте нам время, мы
ведь так недавно вышли из хаоса, мы еще по пояс в хаосе... - он замолчал и
уронил голову на руки.
Лавр Федотович посмотрел на Фарфуркиса.
- Я могу сейчас повторить лишь то, что говорил раньше, - негромко
сказал Фарфуркис. - Меня никто ни в чем не переубедит. Я против всякого
контакта на исторически длительные сроки... Я абсолютно уверен, - вежливо
добавил он, - что высокая договаривающаяся сторона восприняла бы всякое
иное решение, как свидетельство самонадеянности и социальной незрелости. -
Он коротко поклонился в сторону Пришельца.
- Вы? - вопросительно произнес Лавр Федотович.
- Категорически против всякого контакта, - отозвался Хлебовводов,
продолжая писать. - Категорически и безусловно. - Он перебросил Зубо
очередную записку. - Обоснований не приведу, но прошу оставить за мной
право сказать еще несколько слов по этому поводу через десять минут.
Лавр Федотович осторожно положил диктофон и медленно поднялся.
Пришелец тоже поднялся. Они стояли друг против друга, разделенные огромным
столом, заваленным справочниками, футлярами микрокниг, катушками
видеомагнитной записи.
- Мне нелегко сейчас говорить, - начал Лавр Федотович, - нелегко
потому, что обстоятельства требуют, вероятно, высокой патетики и слов не
только точных, но и тождественных. Однако здесь у нас, на Земле, все
патетическое потерпело за последний век решительную инфляцию. Поэтому я
постараюсь быть просто точным. Вы предложили нам дружбу и сотрудничество
во всех аспектах цивилизации. Это предложение беспрецедентно в
человеческой истории, как беспрецедентен и сам факт появления
инопланетного существа на нашей планете, как беспрецедентен наш ответ на
ваше предложение. Мы отвечаем вам отказом по всем пунктам предложенного
вами договора, мы отказываемся выдвинуть какой-либо контрдоговор, мы
категорически настаиваем на прекращении каких бы то ни было контактов
между нашими цивилизациями, между их отдельными представителями. С другой
стороны, нам не хотелось бы, чтобы категорический, недружелюбный по форме
отказ углубил бы пропасть между нашими культурами, пропасть, и без того
едва преодолимую. Мы имеем заявить, что идея контактов между различными
цивилизациями признается нами в принципе полезной и многообещающей. Мы
имеем подчеркнуть, что идея контакта с древнейших времен входила в
сокровищницу самых лелеемых гордых замыслов нашего человечества, мы имеем
уверить вас в том, что наш отказ ни в коем случае не должен
рассматриваться вами, как движение враждебное, основанное на скрытом
недружелюбии или связанное с идеологическими или иными инстинктивными
рассудками. Нам хотелось бы, чтобы причины отказа были вам известны, вами
поняты, и, если не одобрены, то хотя бы приняты к сведению.
Выбегалло и Фарфуркис в неподвижном напряжении, не мигая, глядели на
Лавра Федотовича. Хлебовводов получил ответ на последнюю записку, сложил
все карточки в аккуратную пачку и тоже стал смотреть на Лавра Федотовича.
- Неравенство между нашими цивилизациями огромно, - продолжал Лавр
Федотович. - Я не говорю о неравенстве биологическом, природа одарила вас
гораздо более щедро, чем нас, не стоит и говорить о неравенстве
социальном, вы давно прошли ту стадию общественного развития, в которую мы
едва лишь вступили. И уж конечно я не говорю о неравенстве
научно-техническом - по самым скромным подсчетам вы обогнали нас на
несколько веков. Я буду говорить о прямом следствии этих трех аспектов - о
гигантском психологическом неравенстве, которое является главной причиной
невозможности наших переговоров. Нас разделяет гигантская пропасть
массовой психологии, к которой мы только начали готовиться, и о которой
вы, наверное, уже забыли. Психологический разрыв не позволяет нам
составить правильное представление о целях вашего прибытия. Мы не
понимаем, зачем Вам нужна дружба с нами. Ведь мы только вышли из состояния
непрерывных войн, из мира кровопролития и насилия, из мира лжи, подлости,
корыстолюбия, мы еще не отмылись от грязи этого мира, мы сталкиваемся с
явлениями, которые наш разум не способен вскрыть, когда в нашем
