бесхвостая, шестиногая!.." Говорун только втянул голову в плечи. Он понял,
наконец, что его дело плохо. "Саша, - шептал мне Эдик в панике, - Саша,
придумай что-нибудь... У меня здесь закоротило..." Я лихорадочно искал
выход, а Фарфуркис тем временем продолжал:
- Оскорбление человечества, оскорбление ответственного органа,
типичное тунеядство, место которому за решеткой - не слишком ли это много,
товарищи? Не проявляем ли мы здесь мягкотелость, безЗубость, либерализм
буржуазный и гуманизм абстрактный? Я еще не знаю, что думают по этому
поводу мои уважаемые коллеги, и я не знаю, какое решение будет принято по
этому делу, однако как человек, по натуре не злой, хотя и принципиальный,
я позволю себе обратиться к вам, гражданин Говорун, со словами
предостережения. Тот факт, что вы, гражданин Говорун, научились говорить,
вернее болтать по-русски, может, конечно, некоторое время служить
сдерживающим фактором в нашем к вам отношении. Но берегитесь! Не
натягивайте струны слишком туго!
- Задавить его, паразита! - прохрипел Хлебовводов. - Вот я его сейчас
спичкой! - Он стал хлопать себя по карманам.
На Говоруне лица не было. На Эдике - тоже. Он судорожно копался в
реморализаторе. А я все не мог найти выхода из возникшего тупика.
- Нет-нет, товарищ Хлебовводов, - брезгливо морщась проговорил
Фарфуркис, - я против незаконных действий. Что это за линчевание? Мы с
вами не в Техасе. Необходимо все оформить по закону. Прежде всего, если не
возражает Лавр Федотович, надлежит рационалирировать гражданина Говоруна,
как явление необъясненное и, следовательно находящееся в нашей
компетенции...
При этих словах Говорун просиял. О, тщеславие!..
- Далее, - продолжил Фарфуркис, - нам надлежит квалифицировать
рационализированное необъясненное, как вредное, и, следовательно, в
процессе утилизации подлежащее списанию. Дальнейшая процедура предельно
проста, мы составляем акт примерно таким образом: акт о списании Клопа
Говорящего, именуемого ниже Говоруном...
- Правильно! - прохрипел Хлебовводов. - Печатью его!..
- Это произвол!.. - слабо крикнул Говорун.
- Позвольте! - вскинулся Фарфуркис. - Что значит - произвол? Мы
списываем вас согласно параграфу семьдесят четвертому Приложения о
списывании остатков, где совершенно отчетливо говорится...
- Все равно произвол, - кричал Клоп. - Палачи! Жандармы...
И тут меня наконец осенило.
- Позвольте, - сказал я. - Лавр Федотович! Вмешайтесь, я прошу вас!
Это же разбазаривание кадров!
- Грррм, - еле слышно произнес Лавр Федотович. Его так мутило, что
ему было все равно.
- Вы слышите? - сказал я Фарфуркису. - И Лавр Федотович совершенно
прав! Надо меньше придавать значение форме и пристальнее вглядываться в
содержание. Наше оскорбленное чувство не имеет ничего общего с интересами
народного хозяйства. Что за административная сентиментальность? Разве у
вас здесь пансион благородных девиц? Или курсы повышения квалификации?...
Да, гражданин Говорун позволил себе дерзость, позволил себе сомнительные
параллели. Да, гражданин Говорун еще далек от совершенства, но разве это
значит, что мы должны списать его за ненадобностью? Да вы что, товарищ
Фарфуркис? Или вы, может быть, способны сейчас вытащить из кармана второго
говорящего клопа? Может, среди ваших знакомых есть еще говорящие клопы?
Откуда это барство, это чистоплюйство? "Мне не нравится Говорящий Клоп,
давайте спишем Говорящего Клопа..." А вы, товарищ Хлебовводов? Да, я вижу,
вы - сильно пострадавший от клопов человек. Сочувствую вашим переживаниям,
но я спрашиваю: вы уже нашли средство борьбы с кровными паразитами? С
этими пиратами постелей, с этими гангстерами народных снов, с этими
вампирами заполненных гостиниц...
- Вот я и говорю, - сказал Хлебовводов, - задавить его без
разговоров... А то акты какие-то.
- Не-ет, товарищ Хлебовводов! Не позволю, пользуясь болезнью научного
консультанта, вводить здесь методы грубо-административные, вместо
административно-научных. Не позволим вновь торжествовать волюнтаризму и
субъективизму! Неужели вы не понимаете, что присутствующий здесь гражданин
Говорун, являет собой единственную пока возможность начать работу среди
этих остервенелых тунеядцев? Было время, когда некие доморощенные клопиные
таланты повернули клопов-вегетарианцев к их нынешнему отвратительному
модус вивенди. Так неужели же наш современный, образованный, обогащенный
всей мощью теории и практики, клоп не способен совершить обратного
переворота? Снабженный тщательно составленными инструкциями, вооруженный
новейшими достижениями педагогики, ощущая за собой поддержку всего
прогрессивного человечества, разве не станет он архимедовым рычагом, с
помощью коего мы окажемся способными повернуть историю клопов вспять, к
лесам и травам, к лону природы, к чистому, простому и невинному
существованию? Я прошу комиссию принять к сведению все эти соображения и
тщательно их обдумать.
Я сел, Эдик, бледный от восторга, показал мне большой палец. Говорун
стоял на коленях и, казалось, горячо молился. Что касается Тройки, то,
пораженная моим красноречием, она безмолвствовала. Фарфуркис глядел на
меня с радостным изумлением. Видно было, что он считает мою идею
гениальной и сейчас лихорадочно обдумывает возможные пути захвата
командных высот в этом новом, неслыханном мероприятии. Уже виделось ему,
что он составляет обширную дальнейшую инструкцию, уже носились перед его
мысленным взором бесчисленные планы, параграфы и приложения. Уже в
воображении своем он консультировал Говоруна, организовывал курсы русского
языка для особо одаренных клопов, назначался главой Государственного
Комитета по распространению вегетарианства среди кровососущих, расширяющая
деятельность охватит также комаров и мошку, мокреца и слепней, оводов и
муху зубатку...
- Травяные клопы тоже, я вам скажу, не сахар... - проворчал
консервативный Хлебовводов. Он уже сдался, но не хотел признаться в этом и
цеплялся к частностям. Я выразительно пожал плечами.
- Товарищ Хлебовводов мыслит узко местными категориями, - возразил
Фарфуркис, сразу вырываясь на полкорпуса вперед.
- Ничего не узко местными, - возразил Хлебовводов. - Очень даже
широкими. Этими... как их... Воняют же! Но я понимаю, что это можно
подработать в процессе. Я к тому, что можно ли на этого положиться... на
стрекулиста... Несерьезный он какой-то... И заслуг за ним никаких не
видно...
- Есть предложение, - сказал Эдик, - может быть, создать подкомиссию
для изучения этого вопроса во главе с товарищем Фарфуркисом. Рабочим
заместителем товарища Фарфуркиса я бы предложил товарища Привалова,
человека незаинтересованного и объективного.
Тут Лавр Федотович вдруг поднялся. Простым глазом было видно, что он
здорово сдал после вчерашнего. Обыкновенная человеческая слабость
светилась сквозь обычно каменные черты его. Да, гранит дал трещину,
бастион несколько подкосился. Но все-таки, несмотря ни на что, он стоял
могуч и непреклонен.
- Народ... - произнес бастион, болезненно заводя глаза. - Народ не
любит замыкаться в четырех стенах. Народу нужен простор. Народу нужны поля
и реки. Народу нужен ветер и солнце...
- И луна! - добавил Хлебовводов, преданно глядя на бастион снизу
вверх.
- И луна, - подтвердил Лавр Федотович. - Здоровье народа надо беречь,
оно принадлежит народу. Народу нужна работа на открытом воздухе. Народу
душно без открытого воздуха...
Мы еще ничего не понимали, даже Хлебовводов терялся в догадках, но
проницательный Фарфуркис уже собрал бумаги, упаковал записную книжку и
что-то шептал коменданту. Комендант кивнул и почтительно осведомился:
- Народ любит ходить пешком или ездить на машине?
- Народ, - провозгласил Лавр Федотович, - предпочитает ездить в
открытом автомобиле. Выражая общее мнение, предлагаю настоящее заседание
перенести, а сейчас провести намеченное на вечер выездное заседание по
соответствующим делам. Товарищ Зубо, обеспечьте, - с этими словами Лавр
Федотович грузно опустился в кресло.
Все засуетились, комендант бросился подавать машину. Хлебовводов
отпаивал Лавра Федотовича боржомом, а Фарфуркис забрался в сейф и принялся
искать соответствующие дела. Я под шумок схватил Говоруна за ногу и
выбросил его вон. Говорун не сопротивлялся: пережитое потрясло его и
надолго выбило из колеи. Тем временем был подан автомобиль. Лавра
Федотовича вывели под руки и бережно погрузили на сиденье. Хлебовводов,
Фарфуркис и комендант, толкаясь и огрызаясь друг на друга, оккупировали
заднее сиденье.
- А машина-то пятиместная, - озабоченно сказал Эдик. - Нас не
возьмут.
Я ответил, что не вижу в этом ничего плохого. Я наболтался сегодня на
целый месяц вперед. Безнадега все это. Спасли дурака Клопа, и ладно, и
пошли купаться. Однако Эдик сказал, что не пойдет купаться. Он невидимо
последует за автомобилем и проведет еще один сеанс - под открытым небом. В
конце концов, это, может быть, даже лучше...
Вдруг в автомобиле поднялся крик, сцепились Фарфуркис с
Хлебовводовым. Хлебовводов, которому от запаха бензина стало хуже,
требовал немедленного движения вперед. При этом кричал, что народ любит
быструю езду. Фарфуркис же чувствовал себя единственным в машине деловым
человеком, ответственным за все, доказывал, что присутствие постороннего
непроверенного шофера, превращает заседание в открытое, и что, кроме того,
согласно инструкции, заседание в отсутствии научного консультанта
проводиться не могут, а если и проводятся, то в дальнейшем признаются
недействительными.
"Затруднение? - осведомился Лавр Федотович слегка окрепшим голосом. -
Товарищ Фарфуркис, устраните." Ободренный Фарфуркис с азартом принялся
устранять. И не успел я глазом моргнуть, как меня кооптировали в качестве
ВРИО научного консультанта, шофер был отпущен, а я сидел на его месте.
"Давай, давай, - шептал мне на ухо невидимый Эдик. - Ты мне еще, может
быть, поможешь..." Я нервничал и озирался, вокруг машины собралась толпа.
Одно дело - со всей этой компанией в помещении, и совсем другое -
выставляться на всеобщее обозрение.
- Ехать бы, - умирал Хлебовводов.
- Грррм, - сказал Лавр Федотович. - Предложение ехать. Другие
предложения есть?... Шофер, поезжайте.
Я завел двигатель и стал осторожно разворачиваться, пробираясь сквозь
толпу ребятишек.
Первое время Фарфуркис страшно надоедал мне советами. То он советовал
мне остановиться там, где остановка была запрещена, то советовал мне не
гнать и напоминал мне о ценности жизни Лавра Федотовича, то он требовал,
чтобы я ехал быстрее, потому что встречный ветер недостаточно энергично
обвевал чело Лавра Федотовича, то он требовал, чтобы я не обращал внимания
на сигналы светофоров, ибо это подрывает авторитет Тройки... Однако, когда
мы миновали белые Тьмускорпионьские Черемушки и выехали за город, когда
перед нами открылись зеленые луга, а вдали засинело озеро, когда машина
запрыгала по щебенке с гребенкой, в машине наступила умиротворенная
тишина. Все подставились свежему ветру, все щурились на солнце, всем было
хорошо. Лавр Федотович закурил первую сегодня "Герцеговину Флор",
Хлебовводов тихонько затянул какую-то ямщицкую песню, комендант
подремывал, прижимая к груди папку с делами, и только Фарфуркис после
короткой борьбы нашел в себе силы справиться с изнеженностью. Развернув
