никаких локаторов, никаких активных средств вообще. Попробуйте обойтись
инфраоптикой. Все.
- Доброй охоты, - сказал Вандерхузе в микрофон и поднялся. Вид у него
был торжественный. Он строго посмотрел на нас поверх носа, привычным
плавным движением взбил бакенбарды и произнес:
- Стада в хлевах, свободны мы до утренней зари.
Майка судорожно зевнула и проговорила:
- Спать мне хочется, что ли? Или это от нервов?
- Между прочим, спать нам теперь придется мало, - заявил Вандерхузе.
- Давайте сделаем так. Пусть Майка идет отдыхать. Я останусь у экрана, а
Стась пусть спит у рации. Через четыре часа я его разбужу, как ты
полагаешь, Стась?
Я не возражал, хотя и сомневался, что Комов столько высидит на
морозе. Майка, продолжая зевать, не возражала тоже. Когда она ушла, я
предложил Вандерхузе сварить кофе, но он отказался под каким-то
смехотворным предлогом, - наверное, он хотел, чтобы я поспал. Тогда я
устроился возле рации, просмотрел новые радиограммы, не обнаружил ничего
срочного и передал их Вандерхузе.
Некоторое время он молчал. Спать совсем не хотелось. Я так и этак
прикидывал, какими же должны быть воспитатели Пьера Семенова. Человеческий
детеныш, воспитанный волком, бегает на четвереньках и рычит. Медвежий
человек - тоже. Вообще воспитание полностью определяет модус вивенди
любого существа. То есть не то, чтобы полностью, но заметно определяет.
Почему, собственно, наш Маугли остался человеком прямостоящим? Это наводит
на определенные размышления. Он ходит на ногах, он активно пользуется
руками, это само по себе не есть что-то врожденное, это воспитывается. Он
может говорить. Конечно, он не понимает, что он говорит, но видно, что та
часть мозга, которая ведает речью, задействована у него великолепно... И
ведь он запоминает все с одного раза! Странно, очень странно. Негуманоиды,
о которых я знаю, были бы совершенно неспособны так воспитывать
человеческого детеныша. Прокормить его, приручить - могли бы. Исследовать
в своих странных лабораториях, похожих на гигантскую действующую модель
кишечника, - тоже могли бы. Но увидеть в нем человека, идентифицировать в
нем человека, сохранить в нем человека - вряд ли. Неужели это все-таки
гуманоиды? Ничего не понимаю.
- Во всяком случае, - сказал вдруг Вандерхузе, - они гуманны в самом
широком смысле слова, какой только можно придумать, раз они спасли жизнь
нашему младенцу, и они гениальны, ибо сумели воспитать его похожим на
человека, ничего, может быть, не зная о руках и ногах. Как ты полагаешь,
Стась?
Я неопределенно хмыкнул, и он замолчал.
В рубке было тихо. База нас не беспокоила, Комов тоже на связь не
выходил; на темном экране вспыхивали, переливаясь, радужные полотнища
сполохов, и в их прозрачном свете был едва виден Комов, сидевший
совершенно неподвижно, а мальчика я так и не сумел разглядеть ни разу. Но
дело у них явно шло на лад, потому что большой бортовой вычислитель время
от времени принимался тихонько чавкать и урчать, переваривая и организуя
информацию, получаемую с транслятора. Потом я задремал, и приснились мне,
помнится, какие-то хмурые небритые осьминоги в синих спортивных костюмах и
с зонтиками, они учили меня ходить, а мне было так смешно, что я все время
падал, вызывая их крайнее неудовольствие. Проснулся я от мягкого и
неприятного толчка в сердце. Что-то произошло. Вандерхузе сидел,
напряженно пригнувшись к экрану, вцепившись руками в подлокотники.
- Стась! - окликнул он негромко.
- Да?
- Посмотри на экран.
Я без того уже смотрел на экран, но не видел пока ничего особенного.
Как и прежде, полыхали и переливались небесные огни, Комов сидел в прежней
позе, далекий айсберг отсвечивал розовым и зеленым. Потом я увидел.
- Над горами? - шепотом спросил я.
- Да. Именно над горами.
- Что это такое?
- Не знаю.
- Давно?
- Не знаю. Я заметил эту штуку минуты две назад. Думал - смерч...
Я сначала тоже подумал, что это смерч. Над бледной иззубренной линией
хребта, на фоне радужных полотнищ поднималось что-то вроде длинного
тонкого хлыста - черная кривая, словно царапина на экране. Этот хлыст едва
заметно вибрировал, гнулся, иногда словно бы проседал и снова
распрямлялся, и заметно было, что он не гладкий, а как бы суставчатый,
похожий на ствол бамбука. Он торчал над хребтом, до которого было по
крайней мере километров десять, словно кто-то высунул из-за вершин
исполинское удилище. Он придавал знакомому пейзажу на экране нереальный
вид декораций кукольного театра. Смотреть на это было как-то
противоестественно и жутко-смешно, как если бы над вершинами появилась
неправдоподобно-громадная физиономия. В общем, это было что-то вне всяких
масштабов, что-то невозможное, вне всяких представлений о пропорциях.
- Они? - спросил я шепотом.
- Невозможно, чтобы это было естественное... - проговорил Вандерхузе.
- И невозможно, чтобы это было искусственное.
Я и сам чувствовал то же самое.
- Надо сообщить Комову, - сказал я.
- Комов отключился, - ответил Вандерхузе. Он наводил дальномер. -
Расстояние не меняется. Четырнадцать километров. И эта штука страшно
вибрирует, вся трясется. Амплитуда не меньше сотни метров... Совершенно
невозможная штука.
- Какая же у него высота? - пробормотал я.
- Около шестисот метров.
- Елки-палки, - сказал я.
Он вдруг вскочил и нажал сразу две клавиши: наружного аварийного
радиовызова "всем немедленно вернуться на борт" и внутреннего сигнала
"всем собраться в рубке". Потом он повернулся ко мне и непривычно
отрывистым голосом скомандовал:
- Стась! Бегом на пост УАС. Приведи в готовность носовую ПМП. Сиди и
жди. Без команды - ничего.
Я выскочил в коридор. Из-за дверей кают слышались приглушенные
отрывистые звонки сигнала сбора. Навстречу мне мчалась Майка, на ходу
натягивая куртку. Она была в туфлях на босу ногу.
- Что случилось? - сиплым со сна голосом спросила она еще издали.
Я махнул рукой и по трапу ссыпался вниз, в пост управления активными
средствами. Меня слегка лихорадило, но в общем я был спокоен. В известном
смысле я был даже горд: ситуация складывалась редкостная. Настолько
редкостная, что я был уверен: с момента первого старта этого корабля на
пост УАС никто еще не заходил - разве что работники космодромов для
профилактического осмотра автоматики.
Я повалился в кресло, врубил круговой экран, отключил автоматику ПМП
и сразу же заблокировал кормовую установку, чтобы в суматохе не выпалить в
надир. Затем я взялся за верньеры ручной наводки, и изображение на экране
поползло через черное перекрестие перед моими глазами: прополз клыкастый
айсберг, проползла туманная масса над болотами, прополз Комов - теперь он
стоял, озаряемый сполохами, спиной к нам и глядел в сторону гор... Еще
немного повыше. Вот он. Черный, дрожащий, нелепый, совершенно невозможный.
А рядом - второй, он покороче, но растет на глазах, вытягивается,
гнется... Елки-палки, да как же они это делают? Какие же это мощности
нужны, и что это за материал? Ну и зрелище!.. Теперь это было так, будто
чудовищный таракан прячется за горами и высунул оттуда свои усы. Я
прикинул телесный угол поражения и установил перекрестие таким образом,
чтобы одним ударом поразить обе цели. Теперь оставалось только толкнуть
ногой педаль...
- Пост УАС, - гаркнул Вандерхузе.
- Есть пост УАС! - отозвался я.
- Готовность!
- Есть готовность!
По-моему, это у нас очень лихо получилось.
- Обе цели видишь? - обыкновенным голосом спросил Вандерхузе.
- Да. Накрываю обе одним импульсом.
- Обрати внимание: сорок градусов к востоку - третья цель.
Я взглянул: действительно, еще один гигантский ус гнулся и трепетал в
неверном свете сполохов. Это мне не понравилось. Успею или нет? Чего там,
должен успеть... Я мысленно прорепетировал, как я выпускаю импульс, а
затем двумя движениями разворачиваю пушку на третью цель. Ничего, успею.
- Вижу третью цель, - сказал я.
- Это хорошо, - сказал Вандерхузе. - Но ты, однако, не горячись.
Стрелять только по моей команде.
- Вас понял, - буркнул я.
Вот даст он по кораблю каким-нибудь... этим... искривителем
пространства каким-нибудь, дождешься тогда от тебя команды. Меня уже
заметно трясло. Я стиснул руки, чтобы привести себя в порядок. Потом я
посмотрел, как там Комов. Комов был ничего себе. Он снова сидел в прежней
позе, повернувшись к гигантскому таракану боком. Я сразу успокоился, тем
более, что обнаружил, наконец, рядом с Комовым крошечную черную фигурку.
Мне даже стало неловко.
Чего это я вдруг? Какие, собственно, основания для паники? Ну,
выставил усы... Большие усы, не спорю, я бы даже сказал - сногсшибательной
величины усы. Но, в конце концов, никакие это, вероятно, не усы, а
что-нибудь вроде антенн. Может быть, они просто за нами наблюдают. Мы за
ними, а они за нами. И даже, собственно, не за нами, наверное, а за своим
воспитанником, за Пьером Александровичем Семеновым наблюдают - как, мол,
он здесь, не обижают ли его...
Вообще, если подумать, противометеоритная пушка - страшная штука, не
хотелось бы ее здесь применять. Одно дело - сровнять с грунтом
какую-нибудь скалу, чтобы расчистить посадочную площадку, или, скажем,
завалить ущелье, когда нужен пресный водоем, а другое дело - вот так, по
живому... А вообще-то применялись когда-нибудь ПМП как средство обороны?
Пожалуй, да. Во-первых, был случай, не помню где, грузовой автомат потерял
управление и стал валиться прямо на лагерь, - пришлось его сжечь. А потом,
помнится, разбирали такой инцидент: на какой-то биологически активной
планете корабль-разведчик подвергся "направленному непреодолимому
воздействию биосферы"... То есть подвергся он или нет - до сих пор
неизвестно, но капитан решил, что подвергся, и ударил из носовой пушки.
Выжег он вокруг себя все, до самого горизонта, так что потом при
расследовании эксперты только руками разводили. Капитана, помнится, от
полетов отстранили надолго... Да что и говорить, страшное средство - ПМП.
Последнее средство.
Чтобы отвлечься от всяких таких мыслей, я произвел замеры расстояний
до целей и рассчитал их высоту и толщину. Расстояния оказались:
четырнадцать, четырнадцать с половиной и шестнадцать километров. Высота -
от пятисот до семисот метров, а толщина у них была примерно одинаковая: у
основания около пятидесяти метров, а на самом кончике уса - меньше метра.
И все они действительно были суставчатыми, как бамбуковые стволы или
катушечные антенны. И еще мне показалось, что я различаю на их поверхности
какое-то движение, направленное снизу вверх, этакую перистальтику, но,
может быть, это была только игра света. Я попытался прикинуть свойства
материала, из которого могут состоять такие вот образования, - получалась
какая-то чепуха. Да, пощупать бы их локатором-пробником, но нельзя,
конечно. Неизвестно, как они к этому отнесутся. Да и не это главное.
Главное - это то, что цивилизация здесь, пожалуй, технологическая.
Высокоразвитая цивилизация. Что и требовалось доказать. Непонятно только,
чего это они зарылись под землю, почему оставили свою родную планету во
власть пустоты и тишины. Впрочем, если подумать, у каждой цивилизации свои
представления о благоустроенности. Например, на Тагоре...
- Пост УАС! - гаркнул Вандерхузе над самым ухом, так что я вздрогнул.
- Как видишь цели?
- Вижу цели... - откликнулся я машинально, но тут же осекся: усов над
