затрещал дешифратор рации.
Вандерхузе протянул длинную руку, извлек из приемного кармана
карточку радиограммы и пробежал ее глазами. Брови его задрались.
- Гм, - сказал он. - На лету схватывают. Вы, случайно, не индуктор,
Геннадий?
Он передал карточку Комову. Комов тоже пробежал ее глазами, и брови
его тоже задрались.
- Вот этого я уже не понимаю, - пробормотал он, бросил карточку на
стол и прошелся по рубке, заложив руки за спину.
Я взял карточку. Майка возбужденно сопела у меня над ухом.
Радиограмма действительно была неожиданная.
ЭКСТРЕННАЯ, НУЛЬ-СВЯЗЬ. ЦЕНТР, КОМИССИЯ ПО КОНТАКТАМ, ГОРБОВСКИЙ -
НАЧАЛЬНИКУ БАЗЫ "КОВЧЕГ" СИДОРОВУ. НЕМЕДЛЕННО ПРЕКРАТИТЬ ВСЕ РАБОТЫ ПО
ПРОЕКТУ. ПОДГОТОВИТЬ ВОЗМОЖНУЮ ЭВАКУАЦИЮ ЛИЧНОГО СОСТАВА И ОБОРУДОВАНИЯ.
ДОПОЛНЕНИЕ - ПОЛНОМОЧНОМУ ПРЕДСТАВИТЕЛЮ КОМКОНа КОМОВУ. ОБЪЯВЛЯЮ РАЙОН
ЭР-2 ЗОНОЙ ПРЕДПОЛАГАЕМОГО КОНТАКТА. ОТВЕТСТВЕННЫМ НАЗНАЧАЕТЕСЬ ВЫ.
ГОРБОВСКИЙ.
- Вот это да! - сказала Майка с восхищением. - Ай да Горбовский!
Комов остановился и исподлобья оглядел нас.
- Прошу всех приступить к выполнению моих распоряжений. Яков, найдите
мне, пожалуйста, копию нашего экспертного заключения.
Они с Вандерхузе погрузились в изучение копии, Майка вышла загонять
глайдер, а я устроился возле рации и принялся кодировать нашу дискуссию.
Однако не прошло и двух минут, как дешифратор заверещал снова. Комов
отпихнул Вандерхузе и кинулся к рации. Перегнувшись через мое плечо, он
жадно читал строчки, появляющиеся на карточке.
ЭКСТРЕННАЯ, НУЛЬ-СВЯЗЬ. ЦЕНТР, КОМИССИЯ ПО КОНТАКТАМ, БАДЕР -
КАПИТАНУ ЭР-2 ВАНДЕРХУЗЕ. СРОЧНО ПОДТВЕРДИТЕ ОБНАРУЖЕНИЕ ОСТАНКОВ ДВУХ,
ПОВТОРЯЮ: ДВУХ ТЕЛ НА БОРТУ КОРАБЛЯ И СОСТОЯНИЕ БОРТОВОГО ЖУРНАЛА,
ОПИСАННОГО В ВАШЕМ ЭКСПЕРТНОМ ЗАКЛЮЧЕНИИ.
БАДЕР.
Комов перебросил карточку Вандерхузе и покусал ноготь большого
пальца.
- Вот, значит, в чем дело, - проговорил он. - Так-так... - Он
повернулся ко мне. - Стась, что вы сейчас делаете?
- Кодирую, - ответил я угрюмо. Я ничего не понимал.
- Дайте-ка мне диктофон, - сказал он. - Пока воздержимся. - Он
спрятал диктофон в нагрудный карман и аккуратно застегнул клапан. -
Значит, так. Яков. Подтвердите то, о чем они вас просят. Стась. Передайте
подтверждение. А потом, Яков, я вас попрошу... Вы разбираетесь в этом
лучше меня. Окажите мне любезность, поройтесь в нашей фильмотеке и
просмотрите всю официальную документацию относительно бортовых журналов.
- Я и так знаю все относительно бортовых журналов, - возразил
Вандерхузе недовольно. - Вы мне лучше скажите, что вас интересует.
- Я и сам толком не знаю, что меня интересует. Меня интересует,
случайно или намеренно был стерт бортжурнал. Если намеренно, то почему. Вы
же видите, Бадера это тоже интересует... Не ленитесь, Яков. Существуют же
все-таки какие-то правила, предусматривающие уничтожение бортжурнала.
- Не существует таких правил, - проворчал себе под нос Вандерхузе и
тем не менее отправился оказывать любезность.
Комов сел писать подтверждение, а я мучительно соображал, что же
такое происходит, почему такая паника и как в Центре могли усомниться в
совершенно четких формулировках заключения. Не могли же они там подумать,
что мы спутали останки землянина с останками какого-нибудь аборигена и
добавили лишний труп... И как все-таки, елки-палки, Горбовский умудрился
догадаться о том, что у нас здесь происходит? Никакого толку от моих
рассуждений не было, и я с тоской смотрел на рабочие экраны, где все было
так ясно и понятно, и я с горечью подумал, что туповатый человек самым
печальным образом напоминает кибера. Вот я сейчас сижу, тупо выполняю
приказания: сказали кодировать - кодировал, сказали прекратить -
прекратил, а что происходит, зачем все это, чем все это кончится - ничего
не понимаю. Совершенно как мой Том: работает сейчас, бедняга, в поте лица,
старается получше выполнить мои распоряжения и ведь знать не знает, что
через десять минут я приду, загоню его со всей компанией в трюм, и работа
его окажется вся ни к чему, и сам он станет никому не нужным...
Комов передал мне подтверждение, я закодировал текст, отослал его и
хотел было уже пересесть за свой пульт, как вдруг раздался вызов с Базы.
- ЭР-два? - осведомился спокойный голос. - Сидоров говорит.
- ЭР-два слушает! - откликнулся я немедленно. - Говорит кибертехник
Попов. Кого вам, Михаил Альбертович?
- Комова, пожалуйста.
Комов уже сидел в соседнем кресле.
- Я тебя слушаю, Атос, - сказал он.
- Что у вас там произошло? - спросил Сидоров.
- Аборигены, - ответил Комов, помедлив.
- Поподробнее, если можно, - сказал Сидоров.
- Прежде всего, имей в виду, Атос, - сказал Комов, - я не знаю и не
понимаю, откуда Горбовский узнал об аборигенах. Мы сами начали понимать
что к чему всего два часа назад. Я подготовил для тебя информацию, начал
уже ее кодировать, но тут все так запуталось, что я просто вынужден
просить тебя потерпеть еще некоторое время. Меня тут старик Бадер на такую
идею навел... Одним словом, потерпи, пожалуйста.
- Понятно, - сказал Сидоров. - Но сам факт существования аборигенов
достоверен?
- Абсолютно, - сказал Комов.
Было слышно, как Сидоров вздохнул.
- Ну что ж, - сказал он. - Ничего не поделаешь. Начнем все сначала.
- Мне очень жаль, что все так получилось, - произнес Комов. - Честное
слово, жаль.
- Ничего, - сказал Сидоров. - Переживем и это. - Он помолчал. - Как
ты намерен действовать дальше? Будешь ждать комиссию?
- Нет. Я начну сегодня же. И я очень прошу тебя: оставь ЭР-два с
экипажем в моем распоряжении.
- Разумеется, - сказал Сидоров. - Ну, не буду тебе мешать. Если
что-нибудь понадобится...
- Спасибо, Атос. И не огорчайся, все еще наладится.
- Будем надеяться.
Они распрощались. Комов покусал ноготь большого пальца, с каким-то
непонятным раздражением посмотрел на меня и снова принялся ходить по
рубке. Я догадывался, в чем тут дело. Комов и Сидоров были старые друзья,
вместе учились, вместе где-то работали, но Комову всегда и во всем везло,
а Сидорова за глаза называли Атос-неудачник. Не знаю, почему это так
сложилось. Во всяком случае, Комов должен был сейчас испытывать большую
неловкость. А тут еще радиограмма Горбовского. Получалось так, будто Комов
информировал Центр, минуя Сидорова...
Я тихонько перебрался к своему пульту и остановил киберов. Комов уже
сидел за столом, грыз ноготь и таращился на разбросанные листки. Я
попросил разрешения выйти наружу.
- Зачем? - вскинулся было он, но тут же спохватился. - А,
киберсистема... Пожалуйста, пожалуйста. Но как только закончите,
немедленно возвращайтесь.
Я загнал ребятишек в трюм, демобилизовал их, закрепил на случай
внезапного старта и постоял немного около люка, глядя на опустевшую
стройплощадку, на белые стены несостоявшейся метеостанции, на айсберг, все
такой же идеальный и равнодушный... Планета казалась мне теперь какой-то
другой. Что-то в ней изменилось. Появился какой-то смысл в этом тумане, в
карликовых зарослях, в скалистых отрогах, покрытых лиловатыми пятнами
снега. Тишина осталась, конечно, но пустоты уже не было, и это было
хорошо.
Я вернулся в корабль, заглянул в кают-компанию, где сердитый
Вандерхузе копался в фильмотеке, чувства меня распирали, и я отправился
утешаться к Майке. Майка расстелила по всей каюте огромную склейку и
лежала на ней с лупой в глазу. Она даже не обернулась.
- Ничего не понимаю, - сказала она сердито. - Негде им здесь жить.
Все мало-мальски годные для обитания точки мы обследовали. Не в болоте же
они барахтаются, в самом деле!..
- А почему бы не в болоте? - спросил я, усаживаясь.
Майка села по-турецки и воззрилась на меня через лупу.
- Гуманоид не может жить в болоте, - объявила она веско.
- Почему же, - возразил я. - У нас на Земле были племена, которые
жили даже на озерах, в свайных постройках...
- Если бы на этих болотах была хоть одна постройка... - сказала
Майка.
- А может быть, они живут как раз под водой, наподобие водяных
пауков, в таких воздушных колоколах?
Майка подумала.
- Нет, - сказала она с сожалением. - Он бы грязный был, грязи бы в
корабль натащил...
- А если у них водоотталкивающий слой на коже?
Водогрязеотталкивающий... Видела, как он лоснится? И удрал он от нас -
куда? И такой способ передвижения - для чего?
Дискуссия завязалась. Под давлением многочисленных гипотез, которые я
выдвигал, Майка принуждена была согласиться, что теоретически аборигенам
ничто не препятствует жить в воздушных колоколах, хотя лично она, Майка,
все-таки склонна полагать, что прав Комов, который считает аборигенов
пещерными людьми. "Видел бы ты, какие там ущелья, - сказала она. - Вот бы
куда сейчас слазить..." Она стала показывать по карте. Места даже на карте
выглядели неприветливо: сначала полоса сопок, поросших карликовыми
деревцами, за ней изборожденные бездонными разломами скалистые предгорья,
наконец, сам хребет, дикий и жестокий, покрытый вечными снегами, а за
хребтом - бескрайняя каменистая равнина, унылая, совершенно безжизненная,
изрезанная вдоль и поперек глубокими каньонами. Это был насквозь
промерзший, стылый мир, мир ощетинившихся минералов, и при одной мысли о
том, чтобы здесь жить, ступать босыми ногами по этом каменному крошеву,
кожа на спине у меня начинала ежиться.
"Ничего страшного, - утешала меня Майка, - я могу показать тебе
инфрасъемки этой местности, под этим плато есть обширные участки
подземного тепла, так что если они живут в пещерах, то от холода они во
всяком случае не страдают". Я сейчас же вцепился в нее: а что же они едят?
"Если есть пещерные люди, - сказала Майка, - могут быть и пещерные
животные. А потом - мхи, грибы, и еще можно представить себе растения,
которые осуществляют фотосинтез в инфракрасном свете". Я представил себе
эту жизнь, жалкую пародию на то, что считаем жизнью мы, упорную, но вялую
борьбу за существование, чудовищное однообразие впечатлений, и мне стало
ужасно жалко аборигенов. И я объявил, что забота об этой расе - задача
тоже достаточно благородная и благодарная. Майка возразила, что это совсем
другое дело, что пантиане обречены, и если бы нас не было, они бы просто
исчезли, прекратили бы свою историю; а что касается здешнего народа, то
это еще бабушка надвое сказала, нужны ли мы им. Может быть, они и без нас
процветают.
Это у нас старый спор. По моему мнению, человечество знает
достаточно, чтобы судить, какое развитие исторически перспективно, а какое
- нет. Майка же в этом сомневается. Она утверждает, что мы знаем ничтожно
мало. Мы вошли в соприкосновение с двенадцатью разумными расами, причем
три из них - негуманоидные. В каких отношениях мы находимся с этими
негуманоидами, сам Горбовский, наверное, не может сказать: вступили мы с
ними в контакт или не вступили, а если вступили, то по обоюдному ли
согласию или навязали им себя, а может быть, они вообще воспринимают нас
не как братьев по разуму, а как редкостное явление природы, вроде
необычных метеоритов. Вот с гуманоидами все ясно: из девяти гуманоидных
рас только три согласились иметь с нами что-либо общее, да и то леонидяне,
например, охотно делятся с нами своей информацией, а нашу, земную, очень
