точного и единодушного исполнения всеми уровнями администрации
предначертаний господина Президента: мы имеем в виду чрезвычайно
распространенное мнение о роковой роли так называемых мокрецов в резком
изменении климата, об их ответственности за увеличение числа выкидышей и
процента бесплодных браков, за гомерический исход некоторых домашних
животных и за появление особой разновидности домашнего клопа - а именно -
клопа крылатого...
- Господин бургомистр, - сказал со вздохом Виктор. - Должен вам
признаться, что мне крайне трудно следить за вашими длинными периодами.
Давайте говорить просто, как добрые сыновья нации. Давайте не будем
говорить, о чем мы не будем говорить, и будем - о чем будем.
Бургомистр окинул его быстрым взглядом, что-то рассчитал, что-то
сопоставил, но, наверное, все шло в ход - и то, что Виктор пьянствовал с
Росшепером, и то, что он вообще пьянствовал, шумно, на всю страну, и то,
что Ирма - вундеркинд, и то, что есть на свете Диана, и еще, наверное,
многое что - так что лоску у господина бургомистра на глазах поубавилось,
и он крикнул подать себе коньяку. Виктор тоже крикнул подать себе рюмку
коньяку. Бургомистр хохотнул, оглядел опустевший зал, легонечко ударил
кулаком по столу и сказал:
- Ладно, что нам вилять, в самом деле. Жить в городе стало
невозможно, скажите спасибо вашему Голему, кстати, вы знаете, что Голем -
скрытый коммунист?.. Да-да, уверяю вас, есть материалы... он на ниточке
висит, ваш Голем... Так вот я и говорю: детей развращают на глазах. Эти
заразы просочились в школу и испортили ребятишек начисто... избиратели
недовольны, некоторые город покидают, идет брожение, того и гляди начнутся
самосуды. Окружная администрация бездействует, вот такая ситуация. - Он
осушил рюмку. - Должен вам сказать, так я ненавижу эту мразь - зубами бы
рвал, да стошнит. Вы не поверите, господин Банев, дошел до того, что
капканы на них ставлю... Ну, развратили детей, ладно. Дети есть дети, их
сколько не развращай - им все мало. Но вы войдите в мое положение. Дожди
эти все-таки их рук дело, не знаю, как это у них получается, но это так.
Построили санаторий, целебные воды, роскошный климат, деньги греби
лопатой. Сюда из столицы ездили и чем все кончилось? Дождь, туманы,
клиенты в насморке, дальше - больше, приезжает сюда известный физик...
забыл его фамилию, ну, да вы, наверное знаете... прожил две недели -
готово: очковая болезнь, в лепрозорий его. Хорошенькая реклама для
санатория! Потом еще случай, потом еще, и все - как ножом клиентов
отрезало. Ресторан горит, отель горит, санаторий едва дышит - слава богу,
нашелся дурак-тренер, привез сюда своих "Братьев по разуму": тренирует
команду-экстра для игры в дождливых странах... Ну, и господин Росшепер,
конечно, помогает в какой-то степени. Вы мне сочувствуете? Пробовал
договориться с этим Големом - как об стенку горох, красный есть красный.
Писал наверх - никаких результатов. Писал выше - ничего. Еще выше -
отвечают, что приняли к сведению и дали ход вниз по инстанции... Ненавижу
их, но переломил себя, поехал в лепрозорий сам. Пропустили. Просил,
доказывал.. До чего же гадкие типы! Моргают на тебя облезлыми своими
глазами, как на воробья какого-нибудь, словно тебя здесь нет. - Он
наклонился к Виктору и прошептал: - Бунта боюсь, кровь прольется. Вы мне
сочувствуете?
- Да, - сказал Виктор. - А причем здесь я?
Бургомистр откинулся на спинку кресла, достал из алюминиевого футляра
початую сигарету - закурил.
- В моем положении, - сказал он, - остается одно: нажимать на все
рычаги. Гласность нужна. Муниципалитет составил петицию в департамент
здравоохранения. Господин Росшепер подписался, вы, я надеюсь, тоже, но это
не бог весть что. Гласность нужна! Хорошая статья нужна, в столичной
газете, подписанная известным именем. Вашим именем, господин Банев. А
материал животрепещущий как раз для такого трибуна, как вы. Очень прошу. И
от себя лично, и от муниципалитета, и от несчастных родителей... Добиться,
чтобы лепрозорий убрали отсюда к чертовой бабушке. Куда угодно, но чтобы
духу здесь мокрецкого не было, заразы этой. Вот что я вам имел сказать.
- Да-да, понимаю, - сказал Виктор медленно. - Очень хорошо вас
понимаю.
Хоть ты и скотина, думал он, хоть ты и боров, но понять тебя можно.
Но что же сделалось с мокрецами? Были тихие, согбенные, крались сторонкой,
ничего о них такого не говорили, а говорили, будто воняет от них, будто
заразные, будто здорово делают игрушки и вообще разные штуки из дерева...
мать Фреда говорила, помнится, что у них дурной глаз, что молоко от них
киснет, и что накликают нам они войну, мор и голод... А теперь сидят они
за колючей проволокой, и что же они там делают? Ох, много они что-то
делают. И погоду они делают, и детей они переманивают (зачем?), и кошек
они вывели (тоже зачем?), и клопы у них залетали...
- Вы, наверное, думаете, что мы сидим сложа руки? - сказал
бургомистр. - Ни в коем случае. Но что мы можем? Готовлю я процесс против
Голема. Господин санитарный инспектор Павор Сумман согласен быть
консультантом. Будем упирать на то, что вопрос об инфекционности болезни
еще не решен, а Голем, как скрытый коммунист этим пользуется. Это одно.
Далее, пытаемся отвечать террором на террор. Городской Легион, наша
гордость, ребята подобрались золотые, орлы... но это как-то не то.
Указаний сверху не поступает... Полиция в ложном положении оказывается...
и вообще... Так что препятствуем, как можем. Задерживаем грузы, которые
идут к ним... частные, конечно, не продовольствие там, и не постельное
белье, а вот книги всякие, они их много выписывают. Вот сегодня задержали
грузовик, и как-то легче на душе. Но это все мелочи, от тоски, а надо бы
радикальное...
- Так, - сказал Виктор. - Орлы, значит, золотые. Как его там...
Фламенда?.. Ну, тот, племянничек...
- Фламин Ювента, - уточнил бургомистр. - Так точно - мой заместитель
по Легиону, орел! Вы его уже знаете?
- Знаю немного, - сказал Виктор. - А книги-то зачем задерживаете?
- Ну как зачем... Глупость это, конечно, но все мы люди, все мы
человеки - накипает все-таки. И потом... - Бургомистр стыдливо заулыбался.
- Чепуха, конечно, но ходят слухи, будто без книг они не могут... как
нормальные люди без еды и прочего.
Наступило молчание. Виктор без аппетита ковырял бифштекс и размышлял.
Я мало знаю о мокрецах, и то, что я знаю, не вызывает у меня к ним никаких
симпатий. Может быть, дело в том, что не очень-то люблю я их с детства. Но
уж бургомистра и его банду я знаю хорошо - жир и сало нации, президентские
холуи, черносотенцы... Нет, раз вы против мокрецов, значит, в мокрецах
что-то есть... С другой стороны, статью написать можно, даже самую
разнузданную, се равно никто не рискнет меня напечатать, а бургомистр был
бы доволен, и получил бы я с него клок шерсти, и мог бы жить здесь
припеваючи... Кто из настоящих писателей может похвастаться, что живет
припеваючи? Можно было бы здесь устроиться, получить синекуру, заделаться
каким-нибудь инспектором муниципалитета по городским пляжам и писать на
здоровьице... про то, как хорошо жить хорошему человеку, который увлечен
любимым делом... и выступать н эту тему перед вундеркиндами... Э, все дело
в том, чтобы научиться утираться. Плюнут тебе в морду, а ты и утрись.
Сначала со стыдом утерся, потом с недоумением, а там, глядишь, начнешь
утираться с достоинством и даже получать от этого процесса удовольствие...
- Мы, конечно, ни в какой мере вас не торопим, - сказал бургомистр. -
Вы человек занятой и так далее. Что-нибудь в пределах недельки, а?
Материалы все мы вам представим, можем предоставить этакую схемку,
планчик, по которому было бы желательно... а вы коснетесь опытной рукой и
все заиграет. И подписались бы под статьей три выдающихся сына нашего
города - член парламента Росшепер Нант, знаменитый писатель Банев и
государственный лауреат доктор Рем Квадрига...
Здорово работает, подумал Виктор. Вот у нас, у левых, такой
настойчивости и в заводе нет. Тянули бы бодягу, ходили бы вокруг да около
- не оскорбить бы человека, не оказать бы на него излишнего нажима, чтобы,
упаси бог, не заподозрили бы в своекорыстных целях... Выдающиеся сыновья!.
И ведь совершенно уверен, подлец, что статью я напишу и подпишу, что
деваться мне некуда, что придется опальному Баневу поднять лапки и в поте
лица отрабатывать свое безмятежное пребывание в родном городе... Вот и
насчет схемки ввернул... знаем мы, что это за схемка и какая это должна
быть схемка, чтобы забрызганного президентскими слюнями Банева и сейчас
напечатали. Да-а, господин Банев... коньячок любишь, девочек любишь,
миноги маринованные с луком любишь, так люби и саночки возить...
- Я обдумаю ваше предложение, - сказал он, улыбаясь. - Замысел
представляется мне достаточно интересным, но осуществление потребует...
потребует некоторого напряжения совести. Вы ведь знаете, мы, писатели,
народ неподкупный, действуем исключительно по велению совести. - Он
безобразно, похабно подмигнул бургомистру.
Бургомистр гоготнул.
- А как же! "Совесть нации, точное зеркало" и прочее. Помню, как
же... - Он наклонился к Виктору снова с видом заговорщика. - Прошу вас
завтра ко мне, - пророкотал он. - Исключительно свои подберутся, только
чур без жен, а?
- Вот здесь, - сказал Виктор, вставая, - я вынужден прямо и
решительно отклонить ваше предложение. Меня ждут дела. - Он опять похабно
подмигнул. - В санатории.
Они расстались почти приятелями. Писатель Банев был зачислен в состав
городской элиты, и чтобы привести в порядок потрясенные такой честью
нервы, ему пришлось вылакать фужер коньяку, едва спина господина
бургомистра скрылась за дверью. Можно, конечно, уехать отсюда к чертовой
матери, думал он. За границу меня не выпустят, да и не хочу я за границу,
чего мне там делать - везде одно и то же. Но и у нас в стране найдется
десяток мест, где можно у рыться и отсидеться. Он представил себе
солнечный край, буковые рощи, пьянящий воздух, молчаливых фермеров, запахи
молока и меда... и навоза... и комары... и как воняет отхожее место, и
скучища, каждый день скучища... древние телевизоры и местная
интеллигенция: шустрый поп-бабник и сильно пьющий самогон учитель. А в
общем, что там говорить, есть куда ехать. Но везде ведь им только и надо.
Чтобы я уехал, чтобы скрылся с глаз долой, забился в нору, причем сам, без
принуждения, потому что ссылать меня - хлопотно, шум пойдет, разговоры...
вот ведь в чем вся беда: они будут очень довольны - уехал, заткнулся,
забыл, перестал бренчать...
Виктор расплатился, поднялся к себе в номер, надел плащ и вышел на
улицу. Ему вдруг очень захотелось повидать Ирму, поговорить с ней о
прогрессе, разъяснить ей, почему он так много пьет, (а действительно,
почему я так много пью?), и может быть, Бол-Кунац окажется там, а уж Лолы
наверняка не будет... Улицы были мокрые, сырые, пустые, в палисадниках
тихо гибли яблони: от сырости. Виктор впервые обратил внимание на то, что
некоторые дома заколочены. Городок все-таки сильно переменился -
покосились заборы, под карнизами выросла белая плесень, вылиняли краски, а
на улицах безраздельно царил дождь. Дождь падал просто так, дождь сеялся с
крыш мелкой водяной пылью, дождь собирался на сквозняках в белые туманные
столбы, волочащиеся от стены к стене, дождь с гудением хлестал из ржавых
