спасаться пора.
- Пора выпить, - сказал Виктор. Он уже пожалел, что согласился на
серьезный разговор с санитарным инспектором. Было неприятно смотреть на
Павора. Павор слишком разгорячился, у него даже глаза закосили. Это
выпадало из образа, а говорил он, как все агенты пропастей, лютую
банальщину. Так и хотелось ему сказать: бросьте срамиться, Павор, а лучше
повернитесь-ка профилем и иронически усмехнитесь.
- Это все, что вы мне можете ответить? - осведомился Павор.
- Я могу вам еще посоветовать. Побольше иронии, Павор. Не горячитесь
так. Все равно вы ничего не можете. А если бы и могли, то не знали бы -
что.
Павор иронически усмехнулся.
- Я-то знаю, - сказал он.
- Ну-с?
- Есть только одно средство прекратить разложение...
- Знаем, знаем, - легкомысленно сказал Виктор. - Нарядить всех
дураков в золотые рубашки и пустить маршировать. Вся Европа у нас под
ногами. Было.
- Нет, - сказал Павор. - Это только отсрочка. А решение одно:
уничтожить массу.
- У вас сегодня прекрасное настроение, - сказал Виктор.
- Уничтожить девяносто процентов населения, - сказал Павор. - Может
быть, даже девяносто пять. Масса выполнила свое назначение - она породила
из своих недр цвет человечества, создавший цивилизацию. Теперь она мертва,
как гнилой картофельный клубень, давший жизнь новому кусту картофеля. А
когда покойник начинает гнить, его пора закапывать.
- Господи, - сказал Виктор. - И все это только потому, что у вас
насморк и нет пропуска в лепрозорий? Или, может быть, семейные неурядицы?
- Не притворяйтесь дураком, - сказал Павор. - Почему вы не хотите
задуматься над вещами, которые вам отлично известны? Из-за чего извращают
самые светлые идеи? Из-за тупости серой массы. Из-за чего войны, хаос,
безобразия? Из-за тупости серой массы, которая выдвигает правительства, ее
достойные. Из-за чего Золотой Век так же безнадежно далек от нас, как и во
времена оного? Из-за тупости, косности и невежества серой массы. В
принципе этот, как его... был прав, подсознательно прав, он чувствовал,
что на земле слишком много лишнего. Но он был порождением серой массы и
все испортил. Глупо было затевать уничтожение по расовому признаку. И
кроме того, у него не было настоящих средств уничтожения.
- А по какому признаку собираетесь уничтожать вы? - спросил Виктор.
- По признаку незаметности, - ответил Павор. - Если человек сер,
незаметен, значит, его надо уничтожить.
- А кто будет определять, заметный это человек или нет?
- Бросьте, это детали. Я вам излагаю принцип, а кто, что и как это
детали.
- А чего это ради вы связались с бургомистром? - спросил Виктор,
которому Павор надоел.
- То есть?
- На кой черт вам этот судебный процесс? Молчите, Павор! И ведь
всегда так с вами, со сверхчеловеками. Собираетесь перепахивать мир,
меньше, чем на три миллиарда трупов не согласны, а тем временем - то
беспокоитесь о чинах, то от триппера лечитесь, то за малую корысть
помогаете сомнительным людям обделывать темные делишки.
- Вы все-таки полегче, - сказал Павор. Видно было, что он взбесился.
- Вы же сам пьяница и бездельник...
- Во всяком случае, я не затеваю дутых политических процессов, не
берусь переделывать мир.
- Да, - сказал Павор. - Вы даже на это не способны, Банев. Вы
всего-навсего богема, то-есть, короче говоря, подонок, дешевый фразер и
дерьмо. Вы сами не знаете, чего вы хотите и делаете только то, что хотят
от вас. Потакаете желаниям таких же подонков, как вы, и воображаете
поэтому, что вы потрясатель основ и свободный художник. А вы просто
поганый рифмач, из тех, которые расписывают общественные сортиры.
- Все это правильно, - согласился Виктор. - Жалко только, что вы не
сказали этого раньше. Понадобилось вас обидеть, чтобы вы это сказали. Вот
и получается, что вы - гаденькая личность, Павор. Всего лишь один из
многих. И если будут уничтожать, то и вас уничтожат. По принципу
незаметности: философствующий санитарный инспектор? В печку его!
Интересно, как мы выглядим со стороны, подумал он. Павор
отвратителен... Ну и улыбочка! Что это с ним сегодня? А Квадрига спит, что
ему ссоры, серая масса и вся эта философия... А Голем развалился, как в
театре, рюмочка в пальцах, рука за спинкой кресла, ждет кто кому и чем
врежет. Что-то Павор долго молчит... Аргумент подбирает, что ли?
- Ну, хорошо, - сказал, наконец, Павор. - Поговорили и будет.
Улыбочка у него исчезла, глаза снова сделались как у штурмбаннфюрера.
Он бросил на стол кредитку, допил коньяк и, не прощаясь, ушел. Виктор
почувствовал приятное разочарование.
- Все-таки для писателя вы отвратительно разбираетесь в людях, -
сказал Голем.
- Это не мое дело, - сказал Виктор легко. - Пусть в людях разбираются
психологи из департамента безопасности. Мое дело улавливать тенденции
повышенным чутьем художника... И к чему вы это говорите? Опять "Виктуар,
перестаньте бренчать"?
- Я вас предупреждал, не трогайте Павора.
- Какого черта, - сказал Виктор. - Во-первых, я его не трогал. Это он
меня трогал. А во-вторых он свинья. Вы знаете, что он помогает бургомистру
упечь вас под суд?
- Догадываюсь.
- Вас это не волнует?
- Нет. Руки у них коротки. То-есть, у бургомистра руки коротки, и у
суда.
- А у Павора?
- А у Павора - руки длинные, - сказал Голем. - И поэтому перестаньте
при нем бренчать. Вы же видите, что я при нем не бренчу.
- Интересно, при ком вы бренчите, - проворчал Виктор.
- При вас я иногда бренчу. У меня к вам слабость. Налейте мне
коньяку.
- Прошу, - Виктор налил. - Может, разбудим Квадригу? Что он, в самом
деле, не защитил меня от Павора.
- Нет, не надо его будить. Давайте поговорим. Зачем вы впутываетесь в
эти дела? Кто вас просил угонять грузовик?
- Мне так захотелось, - сказал Виктор. - Свинство задерживать книги.
И потом, меня расстроил бургомистр. Он покусился на мою свободу. Каждый
раз, когда покушаются на мою свободу, я начинаю хулиганить... Кстати,
Голем, а может генерал Пферд заступиться за меня перед бургомистром?
- Чихал он на вас вместе с бургомистром, - сказал Голем. - У него
своих забот хватает.
- А вы ему скажите, пусть заступится. А не то я напишу разгромную
статью против вашего лепрозория, как вы кровь христианских младенцев
используете для лечения очковой болезни. Вы думаете, я не знаю, зачем
мокрецы приваживают детишек? Они, во-первых, сосут из них кровь, а
во-вторых - растлевают. Опозорю вас перед всем миром. Кровосос и
растлитель под маской врача, - Виктор чокнулся с Големом и выпил. - Между
прочим, я говорю серьезно. Бургомистр принуждает меня написать такую
статью. Вам, конечно, это тоже известно.
- Нет, - сказал Голем. - Но это не существенно.
- Я вижу, вам все не существенно, - сказал Виктор. - Весь город
против вас - не существенно. Вас отдают под суд - не существенно.
Санитарный инспектор Павор раздражен вашим поведением - не существенно.
Модный писатель Банев тоже раздражен и готовит гневное перо - опять же не
существенно. Может быть, генерал Пферд - это псевдоним господина
Президента? Кстати, этот всемогущий генерал знает, что вы - коммунист?
- А почему раздражен писатель Банев? - спокойно спросил Голем. -
Только не орите так, Тэдди оборачивается.
- Тэдди - наш человек, - возразил Виктор. - Впрочем, он тоже
раздражен - его заели мыши. - Он насупил брови и закурил сигарету. -
Погодите, что это вы меня спрашивали... А, да. Я раздражен потому, что вы
не пустили меня в лепрозорий. Все-таки я совершил благородный поступок.
Пусть даже глупый, но ведь все благородные поступки глупы. И еще раньше я
носил мокреца на спине.
- И дрался за него, - добавил Голем.
- Вот именно. И дрался.
- С фашистами, - сказал Голем.
- Именно с фашистами.
- А у вас пропуск есть? - спросил Голем.
- Пропуск... Вот Павора вы тоже не пускаете, и он на глазах
превратился в демофоба.
- Да, Павору здесь не везет, - сказал Голем. - Вообще он способный
работник, но здесь у него ничего не получается. Я все жду, когда он начнет
делать глупости. Кажется, уже начинает.
Доктор Р. Квадрига поднял взлохмаченную голову и сказал:
- Крепко. Вот пойду, и там посмотрим. Дух вон. - Голова его снова со
стуком упала на стол.
- А все-таки, Голем, - сказал Виктор, понизив голос. - Это правда,
что вы коммунист?
- Мне помнится, компартия у нас запрещена, - заметил Голем.
- Господи, - сказал Виктор. - А какая партия у нас разрешена? Я же не
о партии спрашиваю, а о вас...
- Я, как видите, разрешен, - сказал Голем.
- В общем, как хотите, - сказал Виктор. - Мне-то все равно. Но
бургомистр... впрочем, на бургомистра вам наплевать. А вот если дознается
генерал Пферд?
- Но мы же ему не скажем, - доверительно шепнул Голем. - Зачем
генералу вдаваться в такие мелочи? Знает он, что есть лепрозорий, в
лепрозории - какой-то Голем, мокрецы какие-то, ну и ладно.
- Странный генерал, - задумчиво сказал Виктор. - Генерал от
лепрозория... Между прочим, с мокрецами у него скоро, наверное, будут
неприятности. Я это чувствую повышенным чутьем художника. В нашем городе
прямо-таки свет клином сошелся на мокрецах.
- Если бы только в городе, - сказал Голем.
- А в чем дело? Это же просто больные люди, и даже, кажется, не
заразные.
- Не хитрите, Виктор. Вы прекрасно знаете, что это не просто больные
люди. Они даже заразные не совсем просто.
- То есть?
- То есть Тэдди, например, заразиться от них не может. И бургомистр
не может, не говоря уже о полицмейстере. А кто-нибудь другой может.
- Вы, например.
Голем взял бутылку, с удовольствием посмотрел ее на свет и разлил
коньяк.
- Я тоже не могу. Уже... Не знаю. Вообще все это - гипотеза. Не
обращайте внимания.
- Не обращаю, - грустно сказал Виктор. - А чем они еще необыкновенны?
- Чем они необыкновенны? - повторил Голем. - Вы могли сами заметить,
Виктор, что все люди делятся на три большие группы. Вернее, две большие, и
одну маленькую. Есть люди, которые не могут жить без прошлого, они целиком
в прошлом, более или менее отдаленном. Они живут традициями, обычаями,
заветами, они черпают в прошлом радость и пример. Скажем, господин
Президент. Чтобы он делал, если бы у нас не было нашего великого прошлого?
На что бы он ссылался и откуда бы он взялся вообще. Потом есть люди,
которые живут настоящим и не желают знать будущего и прошлого. Вот вы,
например. Все представления о прошлом вам испортил господин Президент, в
какое бы прошлое вы не заглянули, везде вам видится все тот же господин
Президент. Что же до будущего, вы не имеете о нем ни малейшего
представления, и, по-моему, боитесь иметь... И, наконец, есть люди,
которые живут будущим. В заметных количествах появились недавно. От
прошлого они совершенно справедливо не ждут ничего хорошего, а настоящее
для них - это только материал для построения будущего, сырье... Да они,
собственно, живут-то уже в будущем... на островках будущего, которые
возникли вокруг них в настоящем... - Голем, как-то странно улыбаясь,
поднял глаза к потолку. - Они умны, - проговорил он с нежностью. - Они
чертовски умны - в отличие от большинства людей. Они все как на подбор
талантливы, Виктор. У них странные желания и полностью отсутствуют желания
обыкновенные.
- Обыкновенные желания - это, например, женщины...
- В каком-то смысле - да.
