- Ну хорошо, - воскликнул я однажды, - а что такое твоя жизнь? Ты ду-
маешь только о том, как бы разбогатеть, и при этом за счет других людей.
Он грустно вздохнул (это вообще было его привычкой) и укоризненно по-
качал головой.
- Ах, Лауден, Лауден! - сказал он. - Все вы, мальчики, считаете себя
мудрецами: Но как бы ты ни противился этому, всякий человек обязан рабо-
тать. И выбор только один - быть честным человеком или вором, Лауден.
Вы сами видите, насколько бесполезно было спорить с моим отцом. Отча-
яние, охватывавшее меня после подобных разговоров, отягощалось еще и
раскаянием, потому что я нередко грубил ему, а он неизменно бывал со
мной мягок и ласков. К тому же я ведь отстаивал мои личные стремления и
желания, а он думал только о моем благе, хотя и понимал его по-своему. И
он не терял надежды образумить меня.
- Основа у тебя хорошая, Лауден, - повторял он, - основа у тебя хоро-
шая. В конце концов кровь скажется, и ты пойдешь по правильному пути. Я
не боюсь, что мне придется стыдиться моего сына. Просто мне порой бывает
неприятно, когда ты начинаешь нести чепуху.
После этого он похлопывал меня по плечу или по руке с нежностью, осо-
бенно трогательной в таком красивом и сильном человеке.
Как только я окончил школу, отец отправил меня в Маскегонскую коммер-
ческую академию. Вы иностранец, и вам, вероятно, не так-то просто пове-
рить, что подобное учебное заведение существует на самом деле. Поэтому,
прежде чем продолжить свой рассказ, я хочу заверить вас, что я не шучу.
Эта академия действительно существовала, а может быть, существует и по
сей день - наш штат чрезвычайно ею гордился, считая это учебное заведе-
ние высшим достижением современной цивилизации. Мой отец, провожая меня
на вокзал, несомненно, был уверен, что открывает передо мной прямой и
верный путь в президенты и в рай.
- Лауден, - сказал он мне, - я даю тебе возможность, какой не мог
дать своему сыну даже Юлий Цезарь: возможность познать жизнь прежде, чем
ты сам примешь в ней участие. Избегай рискованных спекуляций, старайся
вести себя так, как следует благородному человеку, и, по возможности,
ограничивайся надежными операциями с железнодорожными акциями. Пшеница
всегда соблазнительна, но и очень опасна. В твоем возрасте я не стал бы
начинать с пшеницы; однако другие ценности тебе не противопоказаны. Об-
ращай особое внимание на ведение счетных книг и, раз потеряв деньги,
вторично их в те же акции не вкладывай. Ну, сынок, поцелуй меня на про-
щание и не забывай, что ты у меня один и что твой отец будет следить за
твоей карьерой с любовью и тревогой.
Коммерческая академия занимала несколько прекрасных просторных зда-
ний, расположенных в лесу. Воздух там был очень здоровым, питание - пре-
восходным, плата за обучение - весьма высокой. Телеграф соединял акаде-
мию, говоря словами рекламного объявления, "с различными мировыми цент-
рами". Читальный зал был в изобилии снабжен "коммерческой прессой". Раз-
говоры велись большей частью об Уолл-стрите, а студенты (всего там обу-
чалось около ста человек) в основном занимались тем, что пытались при-
карманить "академические капиталы" своих товарищей. Правда, по утрам мы
занимались в аудиториях: нам преподавали немецкий и французский языки,
бухгалтерское дело и прочие солидные науки. Однако большую часть дня мы
проводили на "бирже", обучаясь спекуляции товарами и ценными бумагами, -
это-то и была основа основ получаемого нами образования. Поскольку ни
один из участников не имел никакой собственности - ни бушеля реальной
пшеницы, ни доллара в государственной валюте, - эти спекуляции, разуме-
ется, не приносили их участникам никаких выгод и превращались в само-
цель. Они сводились к откровенной, ничем не прикрытой азартной игре.
Нас, не жалея никаких затрат на декорации, обучали именно тому, что
уничтожает всякую истинную коммерцию. Для того чтобы мы на опыте позна-
комились с движением и капризами цен, наш учебный рынок точно воспроиз-
водил реальное положение вещей в стране. Мы были обязаны вести счетные
книги, которые в конце каждого месяца проверялись либо директором, либо
кем-нибудь из его помощников. Чтобы сделать игру еще более правдоподоб-
ной, "академической валюте" была придана реальная стоимость. Заботливые
родители или опекуны покупали ее студентам по цене цент за доллар. За-
канчивая курс, студенты по той же цене продавали академии оставшуюся у
них валюту. А наиболее удачливые "биржевики" порой реализовывали часть
своих капиталов еще в бытность свою студентами, чтобы тайком устроить
пирушку в соседнем городке. Короче говоря, хуже этой академии была, по-
жалуй, только та, где Оливер познакомился с Чарли Бейтсом [7].
Когда кто-то из младших преподавателей проводил меня на "биржу", что-
бы показать мне мою конторку, я был ошеломлен царившим там хаосом и шу-
мом. В глубине зала виднелись черные доски со столбцами все время меняю-
щихся цифр. После каждого изменения студенты толпой бросались к доскам и
начинали во весь голос вопить какую-то, как мне показалось, абракадабру.
Некоторые вскакивали на конторки и скамьи, подавая руками и головами за-
гадочные знаки и что-то быстро отмечая в своих записных книжках. Мне по-
казалось, что неприятней этой сцены я еще ничего в жизни не видывал; а
когда я сообразил, что все эти сделки - простая игра и что всех денег,
циркулирующих на "академической бирже", не хватит и на покупку пары
коньков, то почувствовал большое изумление, хотя и ненадолго, ибо при-
помнил, как взрослые и очень богатые люди выходят из себя, проиграв жал-
кие гроши. Тогда, найдя таким образом оправдание моим соученикам, я изу-
мился поведению преподавателя, который привел меня сюда: забыв показать
мне мою конторку, он, бедняга, стоял среди этой суматохи как заворожен-
ный - казалось, цифры на досках всецело завладели его вниманием.
- Глядите, глядите, - завопил он мне в ухо, - курсы падают! Рынком со
вчерашнего дня завладели "медведи".
- Ну и что же? - ответил я, с трудом перекрикивая шум (я еще не нау-
чился разговаривать в подобной обстановке). - Это же все понарошку.
- Да, конечно, - ответил он, - и вы должны твердо запомнить, что ис-
тинную прибыль вы получите, только если будете хорошо вести свои счетные
книги. Надеюсь, Додд, мне предстоит только хвалить вас за них. Вы начи-
наете свою деятельность с весьма приличным капиталом - десять тысяч дол-
ларов в "академической валюте". Его, несомненно, хватит вам до конца
обучения, если, конечно, вы не будете рисковать и пускаться в сомни-
тельные операции... Постойте, что бы это значило? - перебил он сам себя,
когда на досках появились новые цифры. - Семь, четыре, три! Додд, вам
повезло: за весь семестр еще не было такого оживления. И подумать
только, что точно то же происходит сейчас в Нью-Йорке, Чикаго, Сент-Луи-
се и других соперничающих деловых центрах страны! Эх, я и сам поиграл бы
вместе с мальчиками, - добавил он, потирая руки, - да только это не раз-
решается правилами.
- А что бы вы сделали?
- Что бы я сделал? - вскричал он, сверкнув глазами. - Покупал бы, по-
ка хватит капитала!
- Это и значит не рисковать и не пускаться в сомнительные операции? -
спросил я с самым невинным видом.
Он бросил на меня злобный взгляд, а затем сказал, словно для того,
чтобы переменить тему:
- Видите того рыжего юношу в очках? Это Билсон, наш самый блестящий
студент. Мы все уверены в его будущем. Берите пример с Билсона, Додд.
Вскоре после этого, пока шум по-прежнему нарастал, цифры на доске по-
являлись и исчезали все быстрее, а зал сотрясался от воплей биржевиков,
младший преподаватель покинул меня, указав мне наконец мою конторку. Мой
сосед подводил итоги в своей счетной книге - подсчитывал убытки за это
утро, как я узнал позднее, - и очень охотно оторвался от этого малопри-
ятного занятия, увидев незнакомое лицо.
- Эй, новичок! - окликнул он меня. - Как вас зовут?.. Что? Ваш отец -
Додд Голова Что Надо? Сколько у вас капитала? Десять тысяч? Здорово! Ну
и дурак же вы, что возитесь со своими книгами!
Я ответил, что не вижу - иного выхода, поскольку книги ежемесячно
проверяются.
- Эх, разиня! Наймите писца! - крикнул он. - Кого-нибудь из наших
банкротов - для этого они здесь и толкутся. Если вы будете удачно играть
на бирже, вам в этом колледже работать не придется.
Шум к этому времени стал совсем уже невыносимым, и мой новый друг,
сказав, что наверняка кто-то "прогорел", что он пойдет выяснить, в чем
дело, и приведет мне писца, застегнул куртку и нырнул в неистовствующую
толпу. Его предположение было правильно: кто-то действительно "прого-
рел", один из королей биржи был низложен - игра на сале оказалась для
него роковой, - и писец, обязавшийся писать мои книги, избавлять меня от
всей работы и получать все причитающееся мне образование за тысячу дол-
ларов в месяц в "академической валюте" (десять долларов в валюте США),
оказался не кем иным, как знаменитым Билсоном, с которого мне рекомендо-
вали брать пример. Бедняга был очень расстроен. Только за одно могу я
похвалить Маскегонскую коммерческую академию: все мы, включая даже самую
мелкую рыбешку, испытывали глубокий стыд, оказываясь банкротами; ну, а
такому магнату, как Билсон, который в дни своего процветания столь высо-
ко задирал нос, потерпеть полный крах было особенно тяжело. Но дух
серьезного отношения к игре победил даже горечь недавнего поражения, и
Билсон приступил к исполнению своих новых обязанностей с надлежащей
энергией и деловитостью.
Таковы были мои первые впечатления от этого нелепого учебного заведе-
ния, и, говоря откровенно, я скорее назвал бы их приятными. Пока я буду
богат, я смогу распоряжаться дневными и вечерними часами по своему вку-
су: писец будет вести мои книги, писец будет толкаться и вопить на бир-
же, а я могу заниматься писанием пейзажей и чтением романов Бальзака - в
то время это были два главных моих увлечения. Следовательно, моя задача
сводилась к тому, чтобы оставаться богатым, то есть вести дела осмотри-
тельно и не пускаться в рискованные спекуляции, иначе говоря, найти ка-
кой-то безопасный способ наживы. Я ищу его до сих пор, и, насколько могу
судить, в нашем несовершенном мире ближе всего к нему стоит излюбленная
детьми деловая операция, сводящаяся к формуле: "Орел - я выиграл, решка
- ты проиграл". Помня напутственные слова моего отца, я робко взялся за
железные дороги и около месяца занимал бесславно-надежную позицию, ску-
пая в малых количествах самые устойчивые акции и безропотно (насколько
это у меня получалось) снося презрение своего писца. Однажды я в виде
опыта решился на более смелый шаг и, не сомневаясь, что акции компании
"Пен-Хендл" (если не ошибаюсь) будут падать и дальше, продал этих акций
на несколько тысяч. Но не успел я произвести эту сделку, как какие-то
идиоты в Нью-Йорке начали играть на повышение, акции "ПенХендла" взлете-
ли к потолку, а мое положение оказалось подорванным. Кровь, как и наде-
ялся мой отец, сказалась, и я мужественно продолжал вести свою линию:
весь день я продавал эти дьявольские акции, и весь день они продолжали
повышаться. Как кажется, я (хрупкая скорлупка) попал под носовую волну
мощного корабля Джея Гульда - в дальнейшем, насколько помню, оказалось,
что это был первый ход в очень крупной биржевой игре. В тот вечер имя
Лаудена Додда занимало первое место в газете нашей академии, а мы с Бил-
соном (снова оказавшимся без места) претендовали на одну и ту же вакан-
сию писца. О ком шумят, того скорей услышат. Мое разорение привлекло ко
мне всеобщее внимание, и поэтому место писца получил я. Так что, как вы
сейчас убедились, и в Маскегонской коммерческой академии можно было
кое-чему научиться.
Меня лично совсем не трогало, выиграл я или проиграл в такой сложной
