жется, доволен, а деньги, как я вам уже говорил, принадлежат ему. Я
вкладываю в дело только отсутствие коммерческого опыта.
- Полагаю, ваши обязанности вам по душе? - осведомился Хэвенс.
- Да, как ни странно, очень, - ответил Лауден.
Пока они пересекали гладь бухты, солнце зашло за горизонт, на военной
шхуне раздался сигнальный выстрел пушки (точнее говоря, это было ружье)
и был спущен флаг. Шлюпка пристала к берегу в уже сгущающихся сумерках,
и на низкой веранде "Серкль Интернасьональ" [4] (как официально и не без
оснований назывался клуб) засветились многочисленные лампы. Наступили
самые приятные часы суток: исчезли назойливые, больно жалящие мушки; по-
веял прохладный береговой бриз, и члены "Серкль Интернасьональ" собра-
лись в клубе поболтать и выпить стаканчик-другой. Мистер Лауден Додд был
официально представлен коменданту острова; партнеру коменданта по
бильярду - торговцу с соседнего острова и почетному члену клуба, который
начал свою карьеру помощником плотника на борту военного корабля севе-
рян; портовому доктору; начальнику жандармов; владельцу опийной планта-
ции и всем остальным людям с белой кожей, которых прихоти торговли или
кораблекрушений, а может быть, просто нежелание служить в военном флоте
забросили в Таиохаэ. Благодаря своей располагающей внешности и любезным
манерам, а также умению красноречиво изъясняться как на английском, так
и на французском языках Лауден всем очень понравился. Вскоре на столе
возле него уже стояла одна из восьми последних бутылок пива, а сам он
оказался довольно молчаливой центральной фигурой оживленно болтающей
группы.
Разговоры в Южных Морях все на один образец: океан здесь огромен, но
мир мал; вначале непременно будет упомянут Забияка Хейс, герой-моряк,
чьи подвиги и вполне заслуженный конец остались совершенно неизвестными
Европе; потом будет затронут вопрос о торговле копрой или жемчугом, а
может быть, хлопком или губками, но очень небрежно, словно он никого
особенно не интересует; то и дело будут упоминаться названия шхун и фа-
милии их капитанов, а затем собеседники обменяются новостями о последнем
кораблекрушении и обстоятельно их обсудят. Человеку новому эти разговоры
сначала не покажутся особенно интересными, но, когда он проживет в мире
островов год или два и перевидает немало шхун, так что фамилия каждого
капитана будет вызывать в его памяти определенную фигуру, облаченную в
пижаму или парусиновый костюм, да к тому же привыкнет к снисходительнос-
ти, с которой (в память мистера Хейса) относятся здесь к таким видам че-
ловеческой деятельности, как контрабанда, нарочно устроенное кораблекру-
шение, баратрия [5], пиратство, насильственная вербовка рабочей силы и
прочее, он убедится, что беседы в клубах Полинезии не менее остроумны и
поучительны, чем разговоры в подобных же заведениях Лондона и Парижа.
Хотя мистер Лауден Додд и прибыл на Маркизские острова впервые, он
был старым, просоленным торговцем Южных Морей; он знал множество кораб-
лей и их капитанов; ему приходилось на других архипелагах присутствовать
при зарождении предприятия, о конце которого шел рассказ, или, наоборот,
он мог сообщить о дальнейшем развитии событий, начавшихся в Таиохаэ.
Среди прочих интересных новостей - например, о появлении в здешних водах
новых лиц - он сообщил также о кораблекрушении. "Джон Ричарде" разделил
судьбу многих других островных шхун.
- Дикинсон выбросил ее на остров Пальмерстона, - возвестил Додд.
- А кто владельцы? - спросил один из его собеседников.
- О, как обычно, "Кепсикум и К°".
Все переглянулись с многозначительной улыбкой, и Лауден, пожалуй, вы-
разил общее мнение, сказав:
- Вот, говорят, есть выгодные дела! Что может быть выгоднее застрахо-
ванной шхуны, опытного капитана и крепкого, надежного рифа?
- Выгодных дел не существует! - заметил уроженец Глазго. - Никто,
кроме миссионеров, не получает барышей.
- Ну, не знаю, - возразил кто-то. - Опиум приносит недурную прибыль.
- Неплохо также подобраться к жемчужной отмели, где ловля запрещена,
так году на четвертом, обчистить лагуну и удрать на всех парусах, пока
французы не спохватились.
- Неплохо золота самородок отыскать, - вставил какой-то немец.
- Купить потерпевший крушение корабль тоже иной раз сделка недурная,
- сказал Хэвенс. - Помните этого человека из Гонолулу и бриг, который
выбросило на рифы Вайкики? Ветер был крепкий, и бриг начало ломать, не
успел он как следует сесть на днище. Агент "Ллойда" продал его меньше
чем через час, и до темноты, когда корабль наконец разбило в щепы, поку-
патель успел обеспечить себе безбедную жизнь, а если бы солнце зашло на
три часа позже, он мог бы совсем удалиться от дел. Но и так он построил
себе дом на улице Беретания и назвал его в честь этого корабля.
- Да, порой на кораблекрушении можно недурно нажиться, - сказал уро-
женец Глазго, - но далеко не всегда.
- Ну, это общее правило - выгодные дела встречаются редко, - ответил
Хэвенс.
- Согласен, - продолжал шотландец. - А я мечтаю узнать тайну како-
го-нибудь богача и поприжать его как следует.
- Полагаю, вам известно, что такого рода способы среди порядочных лю-
дей неупотребительны? - возразил Хэвенс.
- Это меня не интересует, мне такой способ вполне подходит, - невоз-
мутимо отозвался шотландец из Глазго. - Беда только в том, что подходя-
щих секретов в Южных Морях не узнаешь. Их надо искать в Лондоне или в
Париже.
- Мак-Гиббон начитался бульварных романов, - сказал кто-то.
- Он читал "Аврору Флойд", - добавили из другого угла.
- Ну и что? - возразил Мак-Гиббон. - Ведь это же правда. Почитайте-ка
газеты! Вы хихикаете только из-за своего тупоголового невежества. А на
мой взгляд, шантаж - такое же ремесло, как страхование, только в сто раз
честнее.
Начавшаяся перепалка заставила Лаудена, который больше всего на свете
ценил мир и спокойствие, поспешно вмешаться в разговор.
- Как ни странно, - сказал он, - но мне на своем веку пришлось испро-
бовать все эти способы добывания хлеба насущного.
- Вы имели самородок найти? - жадно спросил немец, изъяснявшийся на
ломаном языке.
- Нет, - ответил Лауден. - Я занимался всякими глупостями, но все-та-
ки не золотоискательством. Любой дурости есть предел.
- Ну, а контрабандной торговлей опиумом вы занимались? - поинтересо-
вался кто-то еще.
- Занимался, - ответил Лауден.
- Выгодное дело?
- Еще какое!
- И покупали разбившийся корабль?
- Да, сэр, - ответил Лауден.
- Ну, и что из этого вышло?
- Видите ли, этот корабль был особого сорта, - объяснил Лауден. - По
чести говоря, я бы никому не советовал заниматься этим видом деятельнос-
ти.
- А что, его разбило в щепы на мели?
- Вернее будет сказать, что из-за него на мели оказался я, - заметил
Лауден. - Не сумел преодолеть трудностей.
- А шантажом занимались? - осведомился Хэвенс.
- Само собой разумеется! - кивнул Лауден.
- Выгодное дело?
- Видите ли, я человек невезучий. А так, наверное, выгодное.
- Вы узнали чью-нибудь тайну? - спросил уроженец Глазго.
- Великую, как этот океан.
- Тайну богача?
- Не знаю, что вы называете богачом, но эти острова он мог бы купить
и не заметить, во что они ему обошлись.
- Ну, так за чем же дело стало? Вы не могли его разыскать?
- Да, на это потребовалось время, но в конце концов я загнал его в
угол и...
- И что?
- Все полетело вверх тормашками. Я стал его лучшим другом.
- Ах, черт!
- По-вашему, он не слишком разборчив в выборе друзей? - любезно осве-
домился Лауден. - Да, пожалуй, у него довольно широкий круг симпатий.
- Если вы кончили болтать чепуху, Лауден, - сказал Хэвенс, - то нам
пора идти ко мне обедать.
За стенами клуба во мраке ревел прибой. В темной чаще кое-где мерцали
огоньки. Мимо по двое и по трое проходили островитянки, кокетливо улыба-
лись и снова исчезали во мгле, а в воздухе еще долго держался запах
пальмового масла и цветов франжипана. От клуба до жилища мистера Хэвенса
было два шага, и любому обитателю Европы они показались бы двумя шагами
по волшебной стране. Если бы такой европеец мог последовать за нашими
двумя друзьями в дом, окруженный широкой верандой, и в прохладной комна-
те, с жалюзи вместо стен, сесть с ними за стол, на белую скатерть кото-
рого падали цветные тени от бокалов с вином; если бы он мог отведать эк-
зотические кушанья: сырую рыбу, плоды хлебного дерева, печеные бананы,
жареного поросенка с гарниром из упоительного мити и царя всех подобных
блюд - салат из сердцевины пальмы; если бы он мог увидеть и услышать,
как некая прелестная туземка, слишком скромная для супруги хозяина и
слишком властная для любого иного положения, то появляется в столовой,
то исчезает, браня невидимых помощников, а потом мгновенно очутился в
родном лондонском пригороде, он сказал бы, протирая глаза и потягиваясь
в своем любимом кресле у камина: "Мне приснилось дивное местечко! Ей-бо-
гу, это был рай!" Однако Додд и его хозяин давно уже привыкли ко всем
чудесам тропической ночи, ко всем яствам островной кухни и принялись за
еду просто как люди, давно проголодавшиеся, лениво перебрасываясь слова-
ми, как бывает, когда немного скучно.
Вскоре разговор коснулся беседы в клубе.
- Вы никогда еще не болтали столько чепухи, Лауден, - заметил Хэвенс.
- Мне показалось, что в воздухе запахло порохом, вот я и заговорил,
чтобы отвлечь их. Однако все это вовсе не чепуха.
- Вы хотите сказать, что все это правда: и опиум, и покупка потерпев-
шего крушение корабля, и шантаж, и человек, который стал вашим другом?
- Все правда, до последнего слова, - ответил Лауден.
- Кажется, вы действительно много испытали на своем веку, - сухо ска-
зал Хэвенс.
- Да, история моей жизни довольно любопытна, - отозвался его друг. -
Если хотите, я расскажу ее вам.
Далее следует повесть о жизни Лаудена Додда, не так, как он поведал
ее своему другу, а так, как он впоследствии записал ее.
РАССКАЗ ЛАУДЕНА
ГЛАВА I
ХОРОШЕЕ КОММЕРЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ
Для начала мне следует описать характер моего бедного отца. Трудно
представить себе человека лучше или красивее его и в то же время такого
(с моей точки зрения) неудачника: ему не повезло и с делами, и с удо-
вольствиями, и с выбором дома, и (как мне ни жаль) с единственным сыном.
Он начал жизнь землемером, стал спекулировать земельными участками, пус-
тился в другие деловые предприятия и постепенно приобрел репутацию одно-
го из самых ловких дельцов штата Маскегон [6]. "У Додда голова что на-
до", - отзывались о нем окружающие. Но сам я далеко не так уверен в его
деловых способностях. Впрочем, удачливость его долгое время казалась не-
сомненной, а уж настойчивость была совершенно бесспорной. Он вел ежед-
невную битву за деньги с меланхолической покорностью мученика: вставал
чуть свет, ел на ходу, даже в дни побед возвращался домой измученным и
обескураженным; он отказывал себе в развлечениях - если вообще был спо-
собен развлекаться, в чем я порой сомневался, - и доводил до благополуч-
ного конца очередную спекуляцию с пшеницей или алюминием, по сути своей
ничем не отличавшуюся от грабежа на большой дороге, ценой самой высокой
самоотверженности и добросовестности.
К несчастью, меня ничто, кроме искусства, никогда не интересовало и
интересовать не будет. Я считал тогда, что высшее назначение человека -
обогащать мир прекрасными произведениями искусства и приятно проводить
время, свободное от этого благородного занятия. Насколько помню, о вто-
рой половине своей жизненной программы (которую, кстати, мне только и
удалось осуществить) я отцу ничего не говорил, однако он, по-видимому,
что-то заподозрил, так как назвал мой заветный план баловством и блажью.
