жестко вытер тылом ладони рот и сказал спокойно и твердо:
- Товарищи красноармейцы! Сейчас, когда наша Советская
Родина бьется насмерть с мировым фашизмом... - Он понял, что
замах вышел не по плечу, и замолчал. - Священный воинский
долг... и просто совесть... - Он опять замолк, поглядел в лицо
одному, другому, третьему, - и вдруг рубанул воздух кулаком. -
Я так считаю, что мы им должны сейчас вжарить! Считаю - просто
обязаны. Все. Прошу высказаться, товарищи.
- Вот это разговор! - восторженно заорал Страшных. - В
первый раз за трое суток слышу от тебя человеческую речь,
комод. Давно бы так!
- Нас только четверо, - сказал Залогин. - Ну, врезать им
хорошенько - это вещь, кто спорит. Ну, поломаем несколько
игрушек. А как эти дяди попрут на нас? Ну? Сам дот обороняться
не может - он только часть системы. Но если даже
попробовать... Здесь нужен гарнизон - двенадцать человек, А
нас четверо.
- Трое, - поправил Тимофей. - Меня не считай. Какой с меня
ныне вояка. Спасибо, что хожу.
- Да я и не считал, если по правде.
- Не разберу: ты за или против? - разозлился Ромка.
- Если б я один был - какой разговор...
- Ясно, - сказал Тимофей. - Твое мнение, Драбына?
- Я шо, - глаза Чапы от возбуждения совсем округлились и
были на пол-лица. - Я как усе.
- Ладно. - Тимофей снова повернулся к Залогину. - Наводку
знаешь?
- Нет.
- Да что там уметь, комод? - фыркнул Страшных. - Бей
напрямую - и хана.
- Тебя не спрашивают, - оборвал Тимофей. - Твои знания мне
хорошо известны.
- Дайте я опробую, товарищ командир, - сказал Чапа. - Так
что у меня был приятель...
- Ладно. Слушайте приказ. - Тимофей отхлебнул еще глоток и
возвратил флягу Чапе. - Драбына садится на наводку, Страшных
будет замковым и заряжающим, Залогин - снарядным.
- Товарищ командир, - послышался из-под стены голос
часового, - прикажите развязать. Я тоже буду драться.
- Чапа, твои узлы - ты и трудись, - кивнул Тимофей, и
повернулся к амбразуре, и тут же отпрянул от нее -
инстинктивно. Так близко были немцы. До головной машины - не
больше трехсот метров.
- Отставить развязывать, - торопливо поправился Тимофей. -
Режь!
Мотопехота была уже вся на этом берегу, и теперь через
мост двигался второй танковый полк.
Во главе передового дозора все так же уступом шли два
средних танка; как и раньше, их прикрывал чуть поотставший
тяжелый. Он казался непропорциональным; каким-то горбатым,
набычившимся животным. Танкист на его башне сидел совсем
снаружи, только ноги свисали в люк. Танкист был без шлема, со
значками (а может, это были ордена?) на груди - слева и
справа; он курил трубочку и смотрел на холм. Впечатление было
такое, что он смотрит прямо в амбразуру. Тимофею, хотя он
смотрел не в стереотрубу, а просто так, даже показалось на
миг, что немец и он встретились глазами; это произошло помимо
воли, разум тут был совсем ни при чем: вдруг глаза их
оказались совсем рядом, словно расстояние, что их разделяло,
необъяснимым образом потеряло свою власть. Они смотрели друг
на друга, Тимофей ощутил внутри пустоту и замер. Мысли
исчезли, и утратился контроль над временем. А затем горизонт
стал сжиматься сразу с обеих сторон; Тимофей будто проснулся,
но делать резких движений все же не рискнул, только скосил
глаза - и увидел, как стоявший рядом Залогин, тоже весь
оцепеневший, медленным вращением рукоятки механизма сдвигает
створки амбразуры.
Тимофей остановил его руку:
- Не надо. Он не видит нас.
Это был оптический обман, небольшая шутка природы.
Страшных уже расчехлил орудие, а Чапа как заправский
наводчик сидел в креслице, прильнув к дальномеру, крутил
ручки. Даже наушники успел зачем-то напялить.
- Чапа, дозоры пропускаем.
- Э! От меня они вже повтикалы.
- Ух ты! Откуда же начинается мертвая зона?
- А трошечки дальше, товарищ командир. Отам де ярок и
дырка под сашше.
- Это где водосток, - шепнул Залогин.
- Вижу... Чапа, возьми дальше метров на сто от этой дырки.
Там их и прихватим. - Он почувствовал, что кто-то стоит сзади,
повернулся, досадуя, что приходится терять такие важные
секунды. Это был часовой. Он разминал кисти - каждая была с
половину хорошей лопаты. И ни ростом, ни в плечах не уступал
самому Тимофею. Но в красивом лице парня, особенно в выражении
его глаз что-то не понравилось Тимофею сразу; однако
присматриваться, разбираться в своих ощущениях времени не
было. Подавив досаду, Тимофей спросил:
- Фамилия?
- Рядовой Александр Медведев.
- Красноармеец Медведев, лети вниз, подавай сюда
бронебойные. Пока не получишь другого приказа. Одни
бронебойные. Разберешься?
- Так я ж ничего оттуда не увижу.
- Ты что - в кино пришел? Выполняй приказ!
Уже и второй дозор был рядом, огибал холм. И колонна
совсем приблизилась. Головной танк - лобастый, упрямый, -
покачиваясь катил по серебряной ленте, жевал гусеницами
собственную черную тень. Тимофей подправил настройку
стереотрубы, определил: до линии огня еще метров пятьдесят;
успеваем. А где же хвост колонны? Второй танковый полк уже
больше чем наполовину был на этом берегу, однако все новые и
новые танки выползали из мрака ущелья. Ладно, что откусим, то
и наше. Не подавиться бы...
Он услышал сзади незнакомый щелчок, обернулся и увидел,
что Залогин вынимает из подъемника снаряд. Засуетился
Страшных, с непривычки замешкался, наконец торопливо лязгнул
затвор.
- Орудие до бою готово!
Даже без стереотрубы видать: пора. Это было последнее
мгновение, когда Тимофей своею командирской волей мог
остановить судьбу и отменить атаку. Интересно: как бы
сложилась их жизнь? И сложилась ли? Вспоминали бы они об этом
мгновении - последнем, за которым лежала пропасть?.. Но
Тимофей даже не подумал, что это последний их шанс остановить-
ся. Он увидел: пора, и закричал:
- Огонь!
Вот уж чего они не ждали - это грохота. Впечатление было
такое, что сидели в железной бочке, а кто-то знал это,
подкрался и вдруг ахнул от всего сердца - сколько в нем только
силы наскреблось - ломом. Или еще было похоже, что это здесь,
внутри каземата, рванул тяжелый снаряд.
Тимофей не только оглох, но и ослеп на несколько
мгновений, и потому прозевал разрыв снаряда; а когда смог
наконец видеть, первое, что ему подумалось: мимо. Головной
танк катил, словно ничего не произошло, к спасительной границе
мертвой зоны - к водостоку. Но затем выяснилось, что движется
он один, а колонна останавливается, теснясь, сжимаясь, как
гармоника. Останавливается, потому что стоит второй танк.
Стоит - и все... Тимофей долго всматривался, пока увидел
маленькие язычки пламени; а потом как-то сразу, будто в танке
какую-то дырочку открыли, из него повалил густой жирный дым.
- Куда ты в него, Чапа?
- Тю! А я знаю? Я в першого вциляв.
Все еще золотое, все еще чистое и ясное предвечерье лилось
долиной, и даже дым не мог его замутить; пока не мог.
Между тем остановился и головной танк. Знай немцы, что они
уже достигли мертвой зоны или по крайней мере стоят на ее
границе, они и держались бы соответственно. Но пока им было
ясно одно: противник напал на колонну, а они неосторожно
оторвались от своих и подставляют себя под огонь. И танк
попятился. Он поднял пушку, навел ее на вершину холма, но не
стрелял, должно быть еще не видел цель. Он отползал медленно.
В этом движении не было страха - лишь мера предосторожности.
Он только хотел соединиться со своим батальоном, который уже
разворачивался, готовясь к бою: несколько танков
рассредоточились влево от шоссе, несколько - вправо. Колонна
осталась на дороге; ждала, когда передовой батальон сметет
преграду и расчистит путь для дальнейшего движения согласно
приказу.
По звуку затвора Тимофей понял - орудие к бою готово.
- В которую штуку лупить, товарищ командир? - спросил
Чапа.
- Который пятится, того и бей.
- Не-а. Не можу, - пожаловался Чапа. - Он ач какой
верткий. Токечки, думаю, гоп, а он уже драла дал.
- А ты с опережением попробуй, - посоветовал Ромка.
- Дуже ты розумный! - огрызнулся Чапа. - Може, сам
покажешь, як отое роблять?
- Ладно вам, - сказал Тимофей. - А по горящему попадешь
еще раз?
- Спробую.
- Целься ему в мотор. Но стрелять только по моей команде!
Там, на шоссе, отползающий танк должен был покрыть последние
два десятка метров, но в стереотрубе это расстояние умещалось
целиком сразу. Тимофей чуть-чуть подрегулировал резкость, хотя
и это было не обязательно, и, чтобы как-то убить оставшиеся
секунды и не жечь понапрасну нервы, шептал: "Ладно...
ладно..." - и смотрел, как шевелится (шалят нервишки у
немца!), целится прямо ему в лицо все еще молчащее (ждут
второго выстрела, чтобы точно засечь дот) дуло танковой пушки;
как уплывают под броневые крылья отполированные дорогой траки;
как командир танка то высовывается из башни и смотрит в
бинокль на вершину холма, то что-то говорит вниз, наверное,
пушкарю... то бишь, как он у них называется? - да!
стрелку-радисту, вот кому.
Тимофею казалось, что даже лицо механика-водителя он
различает в приоткрытой амбразуре танка, но это было уж вовсе
невероятно; чтобы убедиться точно, хотя ему это было и не
нужно вовсе, Тимофей стал всматриваться в темный срез
амбразуры и чуть не прозевал момент, когда танк стал огибать
горящую машину.
- Огонь!
И опять вокруг них и внутри каждого из них - в мозгу, в
костях, в каждой клеточке тела - взорвался гром, словно это и
не снаряд был вовсе, а само пространство раскалывалось на
куски. Но теперь Тимофей был готов к этому, и не зажмурился
даже, и видел, как сверкнул из-под катков огонь, и хотя
Тимофей знал, какая это сила - 105-миллиметровый бронебойный,
а все-таки он боялся сглазить удачу и ждал более существенных
ее аргументов: настоящего пламени, или дыма, или взрыва -
чего-нибудь такого, что подтвердило бы успех. Но мгновения
бежали, а танк стоял целехонький, ничего видно не было, и
Тимофей уже начал было думать, что рано обрадовался, что вот
сейчас танк снова сдвинется и поползет куда-то в сторону -
прочь от шоссе, занимая свое место в боевых порядках роты, но
вдруг из башни высунулся командир, однако не выскочил, а стал
вываливаться наружу и пополз вперед руками, цепляясь за броню;
наконец скатился на землю, но и теперь не вскочил на ноги, а
все продолжал ползти на одних руках, и, хотя Тимофею не было
видно, что у немца случилось с ногами, надо понимать,
досталось им крепко, потому что он все продолжал ползти на
одних руках и кричал беспрерывно, может, одно только
"а-а-а!.." - судя по тому, как у него был раскрыт рот; но из
дота его не было слышно: все-таки расстояние приличное, верных
полкилометра набежит, даже больше, да и моторы там ревели
вовсю, десятки мощных танковых дизелей, а уши после второго
выстрела были все еще заложены;
Тимофей сглотнул несколько раз, чтобы выбить пробку, но не
помогло.
Больше из танка никто не вылез, а спустя еще немного
времени - наверное, через секунду, а может, и целая минута на-
бежала, - изнутри его рвануло прямо вверх высоким вертикальным
столбом, и только затем уже по-настоящему загорелось. Два дыма
слились в один, и его неровное рваное облако стало сносить
вдоль шоссе - вперед, в сторону ушедших дозорных танков.
Шоссе было перегорожено напрочь. Специально захочешь - и
