- Ты ему ничего не повредил?
- Что ты, комод, кому говоришь! Я что - не понимаю?
- Ладно. Напомнишь мне потом: два наряда вне очереди за
провокацию, - и вошел в люк.
- Еще легко отделался, а? - посмеиваясь, шепнул Ромка
Залогину.
- Это мы легко отделались, дядя. А если бы он не
промахнулся?
12
Это было знатное сооружение. Снаружи, впрочем, довольно
неприметное, особенно для мимолетного или неопытного глаза,
поскольку, как уже сказано, бронеколпак даже вблизи смахивал
на огромный валун, вросший в скалу. Камуфляж, кусты шиповника.
Бронеколпак был покатой формы, вроде шляпки гриба, и хотя имел
в высоту не менее полутора метров, было очевидно, что
артиллерии он не боится: откуда бы по нему ни стреляли -
снаряды будут рикошетировать. Другое дело - бомбы. Но,
во-первых, прямое попадание - это не такая простая штука, а
во-вторых, броня в 400 миллиметров и сферическая - самая
прочная форма купола гарантировали спокойную жизнь даже при
попадании по крайней мере стокилограммовых бомб.
Снаружи дот казался небольшим, однако производил
впечатление мощи и величия. Было в нем нечто такое, что как бы
говорило, давало понять: я только форпост, часть целого.
Так оно и было на самом деле.
Дот был двухэтажный.
Верхний этаж был боевым. Здесь стояла пушка крепостного
типа калибра 105 миллиметров. Колеса отсутствовали. Лафет
легко поворачивался на роликах - катался по желобу вокруг
выступавшей из пола неподвижной стальной оси, насколько это
могло понадобиться при стрельбе. Для пушки имелась длинная
амбразура, сейчас закрытая мощными стальными заслонками.
Амбразура была врезана в железобетонную толщу ниже
бронеколпака; значит снаружи пробита в самой скале. Пол был из
стали, но не гулкий; очевидно, лежал на железобетонном
перекрытии.
В нижний этаж вел люк; довольно тесное отверстие; если что
понадобится подать наверх, скажем, снаряды для пушки, ого, как
намаешься, подумал Тимофей. Он почувствовал досаду, однако
вмешался здравый смысл, и Тимофей сказал себе: ладно, парень;
то, что ты умнее других - уже ясно; но, может быть, ты и
порассеянней других тоже?..
В этому времени его глаза привыкли к полумраку. Он еще раз
осмотрелся и увидел под стенкой приспособление, в котором
легко угадывался автоматический подъемник для снарядов.
Тимофей сидел возле пушки в креслице наводчика. Ему опять
было плохо. Пока знал, что надо идти - держался; а сделали
дело - и прямо дух вон. Пот заливал лицо, стекал по груди, по
рукам; он задыхался, его била дрожь; препротивнейшее
состояние, когда весь напрягаешься, чтобы хоть зубами не
стучать, а получается только хуже.
Чапа кончил возиться с часовым (тот сидел под стенкой со
связанными руками и ногами и пока не проронил ни слова, хотя
по глазам выло видно, что сознание к нему вернулось) и подошел
к Тимофею.
- Товарищ командир, а ну лягайте отсюда.
Он подхватил Тимофея сзади за плечи, положил на
расстеленный орудийный чехол и накрыл своей шинелью.
Последнее, что увидел Тимофей, было как бы светившееся в
полумраке большое никелированное колесо. Оно стремительно
падало на Тимофея, закрыло все поле зрения, а когда он
очнулся, в доте было светло, шумно и пахло чем-то знакомым и
вкусным.
Свет был электрический. Ага, вот и лампочка: закрытая
густой металлической сеткой, она уютно пристроилась в
специальном углублении над снарядным подъемником. Свет был
прикрыт от амбразуры козырьком и не мешал наводке. Толково,
похвалил Тимофей.
А пахло кашей. Горячей пшенкой на сале. Для тех, кто
понимает, - мечта!
Тимофей сел. Ему тут же наложили из котла полную миску.
Держать в руках такое богатство еще приятней, чем просто
думать о нем.
- Ну как, товарищ сержант?
- Объеденье. Кто это у нас такой мастер?
- Готовил Чапа, - кивнул головой Залогин. - Да я не о том,
товарищ сержант.
- Что ты к человеку приклеился? - прикрикнул Страшных. -
Сам не видишь? Гля, как ложкой трудится, подает пример
рядовому составу.
- То верная примета, - подтвердил Чапа. - Кто хворый, тому
ота робота без интересу.
- А почему пленному не дали?
- Гордый он, - объяснил Страшных. - Я ему предложил, как
человеку. Дай слово, говорю, не рыпаться, так мы тебя и
развяжем и на полное довольствие, как полноправного члена
коммуны, со всеми натекающими...
- А ну, а ну погодь минуту, - перебил Тимофей и даже миску
отставил, что было воспринято всеми, как признак величайшей
игры чувств. - Это кто ж тебя командовать допустил?
- Ты же понимаешь...
- Еще не понял.
- Кончай разыгрывать... - начал было Страшных, но увидел
как дернулось лицо Тимофея, вдруг все понял и заторопился. -
Виноват, товарищ командир. Я так рассудил: малый ведь все-таки
наш. Поучили - и довольно. Что руки ему зазря ломать?
- Ладно. А если он тебя в благодарность из автомата?
- Тю!
- Да не тю! Он часовой. Он за объект отвечает!
- Виноват, товарищ командир. - Страшных решил, что тучу
пронесло, и снова взялся за ложку. Но только поднес ее ко рту
- и положил. - Что ты так смотришь на меня?
- Думаю.
- Персональная просьба, комод: или говори сразу, или думай
в сторону.
- Ладно. Слушай. Вот сказал ты одно слово: коммуна.
Красивое слово. Я бы даже подчеркнул - святое. Желательно
узнать, что ты имел при этом в виду.
- То и имел. Что все мы товарищи... что мы вместе... -
Страшных не скрывал досаду; тем более, что и выпутаться не
мог.
Тимофей подождал немного. Потом ироническая улыбка сошла с
его лица; оно стало жестким, угловатым.
- Ладно. За глупость наказывать не буду. А вперед запомни:
коммуна - это в общежитии хорошо, и в колхозе, и вообще - к
месту. А у нас воинское подразделение Рабоче-Крестьянской
Красной Армии. Ясно?
- Так точно, товарищ комод.
- И еще. Отставить ложки! - это касается всех... Так вот,
раз не можете по-другому, при вас всегда будет состоять коман-
дир. Назначаю своим помощником красноармейца Залогина.
- Слушаюсь, - покраснел от неловкости Залогин. Радости он
не выказал никакой. Типичный случай, когда человек
предпочитает "быть одним из", чем командовать себе подобными.
Тимофей это сразу понял и предупредил:
- Учти, за дисциплину группы буду прежде всего требовать с
тебя.
- Ясно.
- Красноармеец Драбына, ты вроде уже покушал?
- Управился, товарищ командир.
- Марш наверх. Задача: наблюдаешь за дорогой и подходами к
доту. О малейших подозрительных действиях противника
докладывать сразу. Через четыре часа тебя сменят.
- Есть, товарищ командир.
- Здесь имеется хороший перископ. И стереотруба, - сказал
Залогин, когда за Чапой захлопнулся люк.
- Обзор?
- Шоссе. И река. Приблизительно двести сорок градусов
берут. Только старица и тыльный, крутой склон не
просматриваются.
- Мало. Пока так обернемся.
Тимофей снова взял миску, пристроил себе на коленях, но
есть не стал - думал.
- Составишь график смены караулов. На двое суток, - сказал
он наконец. - Меня не вставляй пока - могу подвести под
монастырь. А тут риску не должно быть ни грамма.
- Слушаюсь.
- Ладно. И дежурства распланируй. Кухня, уборка, то да се.
Особое внимание - красноармейцу Страшных. У него полная торба
внеочередных нарядов. Узнай - сколько. Хватит ему их
коллекционировать - пустим в дело.
- А если утаит?
- Не посмеет. А то ведь в свободное от дежурств и караулов
время заставлю арифметику учить.
Ромка на протяжении всего разговора только губы кривил.
Можно не объяснять, как ему было обидно. Конечно, он и Тимофей
никогда не были друзьями, но - однокашники! Но - черт возьми!
- они ведь все-таки были с одной заставы. Единственные, кто
уцелел. И хотя бы в память об этом...
Нет в мире справедливости! - думал Ромка. Даже на войне
подлизам предпочтение. А теперь этому жмурику, этой сопле
слова поперек не скажи. Закаешься. Десять раз потом
пожалеешь... Еще он думал о том, что Тимофей выбрал Залогина
назло ему, Ромке. Иначе разве объяснишь? - ведь как ни
сравнивай - Залогин ему во всем проигрывает... Ну и жизнь!
Обед закончился в тишине.
Выпив чаю, Тимофей обследовал дот. Верхний этаж казался
мрачным, поскольку броня купола и пол не были покрашены, а
обнаженный цемент стен только усугублял впечатление. Но эта
мрачность была мнимой; уже на другой день от нее осталась лишь
одна производная; ощущение надежности, прямо скажем, на войне
весьма приятная штука.
В стенах, кроме входного люка (вместо ручки ему служило
большое никелированное колесо; им же люк задраивали), были еще
три люка поменьше - в разных концах дота. Они вели к
пулеметным гнездам. Тимофей заглянул в один, увидел собранную
из железобетонных колец трубу; длина - на глаз не меньше
десяти метров; передвигаться на четвереньках свободно.
- Пулеметы турельные, ШКАСы, - сказал Залогин.
- Это телефон? - Тимофей потрогал закрепленный на своде
почти неприметный темно-серый провод.
- Да. Связь тут у них потрясная. Даже между этажами. Даже
у запасного выхода есть телефон!
Аппарат был утоплен в стене позади орудия и закрывался
стальной заслонкой. Еще пара наушников полагалась наводчику и
крепилась на спинке его креслица.
Наконец, за одной из заслонок оказалось отверстие для при-
нудительной вентиляции...
В нижний этаж вела стальная вертикальная лестница. Часовые
сюда не спускались, понял Тимофей, едва взявшись за ржавые
поперечины. И сразу решил: Ромка приведет ее в божеский вид. И
засмеялся. Боком выйдут парню эти наряды!
Нижний этаж имел прямоугольную форму и площадь поменьше -
каждая сторона по четыре метра. Вдоль стен в три яруса -
откидные койки с матрацами. Всего на двенадцать человек.
Маленький столик с телефоном. Печка-чугунка с коленчатой
трубой. Стены, пожалуй, железобетонные - насколько они
угадываются за слоем светло-зеленой масляной краски. Наконец,
нижняя часть подъемника для снарядов и дверь (железная, во
все-таки дверь, а не люк) в следующее помещение. Тимофей
открыл дверь, поискал слева выключатель и, когда вспыхнула под
потолком лампочка (как и остальные, она была заключена в
густую металлическую сетку), замер на пороге, восхищенный
зрелищем, которое ему открылось.
- Это было подсобное помещение. Кладовая, склад, арсенал -
как ни назови, все правильно. Собственно говоря, рассчитывая
на эту подсобку, они и захватили дот. Хороши б они были, если
б нашли здесь пустые полки. А ведь такое могло случиться, если
бы демонтаж дота начали с эвакуации имущества. Для
пограничников это означало бы одно: переспали спокойно ночь, а
затем опять в путь-дорогу. Но теперь!..
- Подсобка была узкой: в проходе можно разойтись только
боком. Но полки - с обеих сторон. Пять метров полок справа -
боеприпасы. Вначале шли ящики со снарядами, узкие дощатые
обоймы, выступающие торцами, поблескивающие изнутри металлом.
Тимофей заглянул наугад. Вот с черной каемкой - бронебойные, с
красной - фугасы; а вот и шрапнель и осколочные. Были здесь и
гранаты, два ящика: в одном - противотанковые, в другом -
"лимонки"; Тимофей это понял, даже не заглядывая внутрь, узнал
по заводской упаковке - на заставе получали гранаты точно в
такой же таре.
В последней секции стояли патронные цинки.
Слева были такие же полки, только занятые съестными
припасами: мешками с мукой, крупой и сухарями; ящики с
консервами. Но до самой двери полки не доходили; здесь был
