Философом, и они тут же начали есть с волчьим аппетитом.
Когда трапеза была окончена, Философ набил свою трубку, и бородатый
человек и три его сына сделали то же.
- Сэр, - сказал бородатый человек, - я был бы рад узнать, зачем вы
путешествуете так рано поутру, ведь в этот час просыпаются только солнце,
птицы, да те, кто, как мы, ходит за скотиной.
- Я с радостью расскажу вам, - сказал Философ, - если вы назовете
мне свое имя.
- Мое имя - МакКу'л, - сказал бородатый человек.(16)
- Этой ночью, - начал Философ, - когда я выходил из обители Ангуса
О'га в Пещерах Спящих Эринн(17), мне было велено сказать человеку по имени
МакКу'л:
кони ударили копытами во сне, и спящие повернулись с боку на бок.
- Сэр, - сказал бородатый человек, - ваши слова звенят в моем
сердце, как музыка, но голова моя их не понимает.
- Я научился тому, что голова ничего не слышит, пока не услышало
сердце, - ответил Философ, - а то, что сердце узнало сегодня, голова
поймет завтра.
- Все птицы мира поют в моей душе, - сказал бородатый человек, - и я
благословлю вас, потому что вы наполнили меня надеждой и гордостью.
И Философ пожал ему руку, и пожал руки всем его сыновьям и дочерям,
поклонившимся ему по тихому слову их отца, а отойдя немного, Философ
оглянулся назад и увидел, что они стоят там, где он их оставил, и
бородатый человек посреди дороги обнимает своих детей.
Скоро поворот дороги скрыл их из виду, и Философ, подкрепившись пищей и
свежестью утра, зашагал вперед, распевая от радости. Было еще рано, но
теперь птицы уже позавтракали и обратились друг к другу. Они отдыхали
парочками на ветвях деревьев и на изгородях, танцевали в воздухе в
счастливом братстве и пели друг другу дружеские и приятные песенки.
Пройдя уже немалое расстояние и почувствовав некоторую усталость,
Философ присел освежиться в тени раскидистого дерева. Неподалеку от него
стоял дом из тесаного камня. Давным-давно он был замком, и даже сейчас еще
фасад его, хоть и тронутый временем и неудачами, выглядел воинственно и
мрачно. Пока Философ сидел, по дороге прошла молодая женщина и встала, не
отрывая глаз от этого дома. Волосы ее были черны, как ночь, и гладки, как
спокойная вода, но лицо так стремилось вперед, что в спокойных его чертах
не было никакого спокойствия. Через некоторое время Философ заговорил с
нею:
- Девушка, - спросил он, - почему ты так жадно смотришь на этот дом?
Та обернулась к Философу бледным лицом и взглянула на него:
- Я и не заметила вас тут под деревом, - сказала она и сделала шаг
вперед.
- Сядь, посиди со мной, - пригласил Философ, - и мы поговорим. Если
у тебя что-то неладно, расскажи мне, и, может быть, тебе полегчает.
- Присяду с охотой, - ответила девушка, и так и сделала.
- Выговориться, если у тебя не все ладно, всегда хорошо, - сказал
Философ. - Знаешь ли ты, что разговор - вещь действительная? В словах
больше силы, чем считают многие. Мысли приходят от Бога, они рождаются от
брака головы и легких.
Голова отливает мысль в формы слов, и тогда мысль рождается и звучит в
воздухе, который уже находился в тайных царствах тела, воздухе, который
входит, принося жизнь, и выходит, нагруженный мудростью. По этой причине
ложь ужасна, ибо она обращает мощные и непостижимые силы к низменному,
обременяет жизненосную стихию, платя ей злом за добро; но те, кто говорит
правду, и чьи слова - символы мудрости и красоты, - те очищают весь мир
и изводят заразу. Единственное, что может быть неладно с телом - это
болезнь. Все остальные несчастья приходят от ума и, поскольку они
принадлежат мысли, ее хозяин может прогнать их, как гнусных и беззаконных
бродяг; ибо с неладами ума следует разговаривать, противостоять им,
отражать их и таким образом избавляться от них. Ум не может позволить себе
принимать кого-либо, кроме граждан добрых и честных, которые будут
участвовать в строительстве веселия и святости мира, ибо таков долг мысли.
Философ говорил, а девушка внимательно смотрела на него:
- Сэр, - произнесла она, - сердце открывают молодому, а ум -
старику, и когда сердце глупо, то уму приходиться лгать. Я могу рассказать
вам, что знаю, но как мне рассказать о том, что я чувствую, когда я сама
этого не понимаю? Если я скажу вам слова "я люблю одного человека", то я
ничего не скажу, а вы не услышите ни одного из этих слов, которые мое
сердце повторяет себе без перерыва в тишине моего тела. Молодой глуп умом,
а старик глуп сердцем, и они могут только смотреть друг на друга и
проходить мимо в удивлении.
- Ты неправа, - отвечал Философ. - Пожилой человек может взять тебя
за руку, вот так, и сказать: "Да придет к тебе все хорошее, дочь моя." На
каждую беду есть участие, а для любви есть память, и она - тихая
дружеская беседа сердца и ума. То, что сердце знает сегодня, ум поймет
завтра, и поскольку ум должен учиться у сердца, необходимо, чтобы сердца
наши были очищены и свободны от всякой лжи, а иначе человек будет
безнадежно испорчен сверх всякой меры.
- Сэр, - молвила девушка, - две великие глупости знаю я - любовь и
слова, поскольку если их отдашь, то ни за что не вернешь обратно, и тот,
кому их отдаешь, не делается богаче, а тот, кто отдает, делается бедным и
смущенным. Я отдала свою любовь человеку, которому она была не нужна. Я
сказала ему о моей любви, а он посмотрел на меня удивленными глазами; вот
в чем моя беда.
Некоторое время Философ сидел, пораженный, молча глядя на землю.
Непонятно почему, ему не хотелось смотреть на девушку, хотя он чувствовал,
что она не сводит с него глаз. Но спустя некоторое время Философ поднял на
нее глаза и заговорил снова.
- Делать подарки неблагодарному неправильно, и не стоит сожалеть о
них. Если твоя любовь благородна, то почему ты так низко поступаешь с ней?
Если она низка, то у него есть все права отвергнуть ее.
- Любят, как ветер дует, - ответила девушка.
- Есть на свете вещь, - сказал Философ. - Она больше всего и меньше
всего на свете.
- Что это? - спросила девушка.
- Гордыня, - ответил Философ. - Она живет в пустом доме. Ум, который
никогда не навещало сердце, - это дом, в котором живет гордыня. Это
обман, дорогая моя, а не любовь. Прогони мошенницу-гордыню, вдень цветок в
волосы и свободно иди восвояси.
Девушка рассмеялась, и ее побледневшее лицо вдруг разрумянилось, точно
рассвет, и засияло, словно лучезарное облачко. Тепло и красота заструились
от нее, когда она наклонилась поближе:
- Ты ошибаешься, - прошептала она, - потому что он любит меня; но он
еще не знает об этом. Он молодой, буйный, у него нет времени смотреть на
женщин, но он смотрел на меня. Мое сердце знает это, и мой ум знает, но я
нетерпелива и хочу, чтобы он посмотрел на меня снова. Его сердце вспомнит
меня завтра, и он отправится искать меня, в мольбах и слезах, с криком и
угрозами. Завтра, когда он будет протягивать руки к небу, меня будет очень
трудно найти, и он удивится и испугается от того, что не найдет меня.
Завтра я спрячусь от него, и буду хмуриться на него, когда он заговорит, и
отвернусь, когда он пойдет за мной: до послезавтра, когда он напугает меня
своей яростью, схватит меня своими буйными руками и заставит посмотреть на
него.
Сказав это, девушка поднялась и собралась уйти.
- Он в этом доме, - сказала она, - и я не позволю ему увидеть меня
здесь ни за что на свете.
- Зря я потратил на тебя время, - сказал Философ, улыбаясь.
- А для чего еще оно нужно? - спросила девушка и, поцеловав Философа,
быстро убежала по дороге.
Прошло совсем немного времени с ее ухода, и из серого дома вышел
человек и быстро прошел по траве. Подойдя к изгороди, отделявшей луг от
дороги, он взметнул обе руки в воздух, размахнулся ими и перепрыгнул через
изгородь на дорогу. То был невысокий черноволосый юноша, и движения его
были так скоры и порывисты, что он, казалось, смотрел во все стороны
сразу, хотя шел бурно в одном направлении.
Философ спокойно обратился к нему:
- Это был хороший прыжок, - сказал он.
Юноша рывком обернулся и в то же мгновение оказался рядом с Философом.
- Для других это был бы хороший прыжок, - ответил он, - но для меня
это прыжок небольшой. Вы весь в пыли, сэр; должно быть, вы сегодня немало
прошли.
- Немало, - согласился Философ. - Присядь со мной, друг мой, и
составь мне ненадолго компанию.
- Не люблю я сидеть, - сказал юноша, - но всегда откликаюсь на
просьбу и всегда принимаю дружбу. - И, сказав так, он упал на траву.
- Ты работаешь в этом большом доме? - спросил Философ.
- Ага, - ответил юноша. - Я натаскиваю собак для толстяка, который
вечно смеется и говорит гадости.
- Похоже, ты не любишь своего хозяина.
- Это верно, сэр, что я не люблю никаких хозяев; но этого человека я
просто ненавижу. Я служу у него уже неделю, и он ни разу не посмотрел на
меня по-дружески. Да вот прямо сегодня, у конуры, прошел мимо меня, как
мимо камня или дерева. Я чуть было не выскочил, не схватил его за горло и
не сказал ему:
"Собака, ты не здороваешься со своим ближним?" Но я дал ему уйти,
потому что неприятно душить такого толстяка.
- Если тебе не по нраву твой хозяин, разве не стоит поискать другого
занятия?
- спросил Философ.
- Я думал об этом, и думал - убить мне его или жениться на его
дочери. Она тоже ходила бы мимо меня, как ее отец, только я не позволяю
этого женщинам; да и ни один мужчина бы не позволил.
- Зачем это тебе? - спросил Философ.
- Сперва я не смотрел на нее; когда она прошла мимо меня второй раз, я
отвернулся; а на третий день она заговорила со мной, и пока она стояла
рядом, я смотрел сквозь нее. Она сказала, что надеется, что мне понравится
в новом доме, и говорила таким милым голоском; но я поблагодарил ее и
отвернулся как ни в чем ни бывало.
- Девушка хороша собой? - спросил Философ.
- Не знаю, - ответил юноша. - Я еще не смотрел на нее, хотя теперь я
вижу ее повсюду. Думаю, если бы я женился на ней, она бы меня измучила.
- Если ты не видел ее, откуда ты знаешь?
- У нее легкая походка, - сказал юноша. - Я смотрел на ее ноги, и
они испугались. Откуда вы идете, сэр?
- Я скажу тебе, - ответил Философ, - если ты назовешь мне свое имя.
- Легко сказать, - сказал юноша. - Мое имя - МакКулин(18).
- Этой ночью, - сказал Философ, - когда я выходил из обители Ангуса
О'га в Пещерах Спящих Эринн, мне было велено сказать человеку по имени
МакКулин: Серый из Махи ржал во сне, и меч Лаэга зазвенел о пол, когда тот
повернулся во сне.
Юноша вскочил с травы:
- Сэр! - воскликнул он взволнованно, - я не понимаю ваших слов, но
от них мое сердце пляшет и поет во мне, как птица.
- Если ты прислушаешься к своему сердцу, - сказал Философ, - ты
узнаешь все, что есть хорошего, ибо сердце - источник мудрости, из
которого мысли бьют в ум, придающий им форму. - Сказав так, Философ
попрощался с юношей и двинулся дальше по извилистой дороге.
Теперь день уже разошелся, было давно заполдень, и мощный солнечный
свет неустанно изливался на мир. Тропа Философа все еще лежала меж высоких
холмов, короткие отрезки пробегая прямо и постоянно сворачивая то налево,
то направо. Ее и тропой-то едва ли можно было назвать, такой узкой стала
она. Порою она совсем переставала быть тропой, потому что трава дюйм за
дюймом наступала на нее и скрывала следы человека. Изгородей уже не
попадалось, только каменистая, бугристая земля, на которой то там, то сям
росли кусты, и которая изгибалась холмами и лощинами до самого горизонта.
Повсюду царила полная тишина, не напряженная, ибо там, где светит солнце,
нет печали; единственными звуками были шелест травы под ногами Философа и
жужжание случайной пчелы, пролетевшей мимо и унесшейся в тот же миг.
Философ очень проголодался и оглядывался по сторонам в поисках
чего-нибудь, что можно было бы съесть.
- Если бы я был козой или коровой, - говорил он, - я мог бы поесть
