смысла (имеем в виду изданную в нашей стране), настолько запутанней стал
вопрос о значении его в церковной жизни, для церковных людей.
Среди множества лестных, а точнее - льстивых, характеристик его в
атеистической (да и церковной) литературе уже теряется истинное его бе-
зобразное лицо, прикрытое дырявой маской декора. Популярные толкования
декрета пропагандистами-атеистами до того захламили общественное созна-
ние, что требуется долгий и кропотливый труд для реставрации истинного
представления об этом юридическом документе.
Для верующего человека тема эта по-прежнему остается актуальной. Что
представляет собой декрет об отделении Церкви от государства с позиции
православного церковного сознания в целом и сознания отдельного челове-
ка? В чем действительный его смысл и насколько демократичен он в глазах
непредубежденного рассудка? - Эти вопросы должны быть решаемы вновь и
вновь в ответ на попытки атеистов исказить историческую правду.
...Ослепленные материальной несправедливостью, господствовавшей в
русском обществе того времени, движимые единственно алчными мотивами за-
получить и себе кое-что из имевшихся в руках имущего класса благ, с соз-
нанием, не поднявшимся выше утилитарно-бытовых запросов, лишенные всяко-
го представления о творчестве, духовности и религиозности, революционеры
и в Церкви видели только экономическую общественную единицу, обладавшую
значительными земельными угодьями, громадными материальными ценностями и
пр.
Такое одностороннее представление о Церкви и определило ту Жестоко
"насильственную "церковную" политику революционного правительства по от-
ношению к Церкви, со всеми вытекающими отсюда кровавыми последствиями.
Начало ей положено было декретом об отделении Церкви от государства,
который в области применения на практике вылился в чудовищные формы, ко-
торый так неузнаваем стал в сфере реализации, что совершенно потерял и
те немногие положительные характеристики, которыми он обладал на стадии
законопроекта.
Этим декретом Церковь, которая вскормила русское государство, спасала
его в тяжелые минуты и представляет для народа источник духовной жизни и
основу его моральных убеждений, оказывалась лишенной своего непреходяще-
го значения Церковь была ни введена на уровень, ниже обыкновенного част-
ного общества, вроде спортивного или кооперации. У Церкви были отняты
права, свойственные даже этим частным обществам.
"Декрет о свободе совести, - писал в "Церковных ведомостях" проф. А.
Сагарда, - является началом законодательного и планомерного похода про-
тив Церкви. В стране, покрытой на трудовую копейку тысячами православных
храмов, монастырей, часовен, в стране, многомиллионный народ которой
призывает благословение Церкви на брак, рождение детей, обращается к ней
за молитвой во все дни своей жизни и напутствием в последний земной
путь, - провозглашается отделение Церкви от государства, и последнее,
как грезится оно совету народных комиссаров, под беспрерывную стрельбу
пулеметов, стоны убиваемых, дикий разгул пьяных орд, носит безусловный
атеистический характер". [2]
Произвол, ненависть к Церкви и к религии вообще были положены в осно-
ву всего декрета о "свободе совести", и целью своею он имел не обеспе-
чить свободу совести, но подвергнуть Церковь заушениям и оплеваниям со
стороны тех, кому совесть позволит это сделать.
Каждым постановлением декрета у Церкви подрубалась жизненная база ее
существования, отсекалась живительная артерия, во все времена соединяв-
шая ее с русским народом.
В декрете нет ничего специально большевистского. Загляните в програм-
му любой партии, кроме черносотенных, и вы везде найдете требование от-
деления Церкви от государства. У эсеров, меньшевиков, народных социалис-
тов, кадетов.
Казалось бы, всем оставалось только радоваться и благодарить больше-
виков за выполнение этой программы. Однако никто не радовался.
"За кого же образованные специалисты вступятся? - спрашивает автор
одной заметки в "Красной газете". - За черных попов или за красных
большевиков?"
Прочтя тьму газет, автор приходит к выводу, что за большевиков почти
никто не вступился. Все тайно или явно сочувствовали Церкви. [3]
Были в декрете 23 января даже такие положения, которые вообще не сто-
яли в неразрывной связи с его основными началами Это такие пункты, как
запрещение церковным религиозным обществам владеть собственностью, лише-
ние их прав юридического лица и национализация всего церковного имущест-
ва.
Этих ограничений не знает ни одно соответствующее законодательство
европейских государств. Не знает его даже самый радикальный закон об от-
делении Церкви от государства - французский 1905 года. Французский закон
только ограничивал право церковных учреждений накоплять капиталы, но са-
мого права владеть имуществом [4] их не лишал, равно как не лишал и дру-
гих прав юридического лица.
Не вытекают отмеченные ограничения большевистского декрета и из того
принципа, что религия есть частное дело граждан Частные общества ведь
имеют право юридического лица, владеют собственностью.
Весьма существенным, между прочим, было и то обстоятельство, что в
декрете не устанавливалось никакого переходного периода между старым и
новым способом существования Церкви.
Закон об отделении Церкви от государства во Франции, например, назна-
чал пенсии всем духовным лицам, получавшим раньше Жалование из казны Тот
же закон, передавая государству жилые церковные здания, предоставлял пя-
тилетний срок бесплатного пользования ими старым владельцам.
У нас же распоряжением власти от 20 января предписывалось немедленное
прекращение государственных ассигнований в пользу Церкви, с выдачей со-
держания священнослужителям всего лишь за один месяц вперед.
Декрет не делал никаких указаний и о порядке осуществления нового за-
кона.
В распоряжении Церкви было, таким образом, очень мало времени на ре-
организацию своей материальной основы на новых началах, да очень мало
было и самих возможностей стать на собственные ноги в материальном отно-
шении, не имея даже права на владение имуществом.
Декрет был составлен в форме слишком общей и оставлял открытыми мно-
гие существенные вопросы. Упразднялась, например, Церковная метрикация в
ее прежнем значении. Но означало ли это, что она упразднялась и в чисто
церковном смысле?
Запрещалось обучение религии в школах. Но на каких основаниях могло
существовать специальное богословское образование, если принять в сооб-
ражение факт изъятия из ведения Церкви всех ее бывших школ, в том числе
и специальных?
Церковные общества лишались права владения собственностью Но могли же
они иметь какое-либо имущество, какие-либо средства на нужды культа? А
если могли, то в какой форме?
Богослужебные здания и предметы отдавались, условно, в пользование
верующих. Но на каких именно основаниях и в каком порядке? Декрет не
входил в эти частности. Практически же они были весьма важны, и пока не
последовало их выяснения, положение Церкви оставалось неопределенным и
трагичным. [5]
Уже давно было подмечено, что декрет о свободе совести, как и
большинство первых большевистских декретов, опубликованных советским
правительством, почти не поддается оценке с юридической точки зрения.
Это - документ чисто декларативный, напоминающий программу-максимум под-
польной партии. Полная отвлеченность, поразительная убогость законода-
тельной техники, соединенное с совершенным незнанием той среды, той ка-
тегории населения, для которой новый декрет должен был иметь реальное
значение.
1) Ярославский Е, "10 лет на антирелигиозном фронте" Акц изд-во "Без-
божник" 1927, с. 1.
2) "Церковные ведомости" 1918 N 6, с 252-254
3) Там же. N 3-4, с. 158
4) Конфискация церковных имуществ во Франции частично была произведе-
на еще в эпоху великой революции. Затем государство по закону 1905 года
отобрало от церковных учреждений все имущества, полученные ими от госу-
дарства, но собственно церковных не тронуло и передало их культовым ас-
социациям - юридическим преемникам прежних церковных учреждений.
5) Б В. Титлинов, проф "Церковь во время революции". Изд-во "Былое"
Пг, 1924. с. 115-116, 117
ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ ДЕКРЕТА
О подготовке декрета об отделении Церкви от государства стало извест-
но почти за месяц до его опубликования. Проект декрета был напечатан в
газетах в последних числах декабря 1917 года. [1]
И осуществление его, как известно, началось еще до издания его и вы-
лилось в приемы и тактику, которые имеют так же мало общего со свободой
совести и отделенностью Церкви от государства, как аресты инакомыслящих
со свободой личности в условиях торжествующего социализма. [2]
Уже в начале января 1918 года в Петрограде, например, были предприня-
ты некоторые правительственные действия, далеко предвосхищавшие будущий
закон. Так, в связи с общим постановлением о типографиях, была изъята из
распоряжения церковной власти и занята большевиками синодальная типогра-
фия. Стали закрывать придворные и домовые церкви. 13 января комиссар
призрения отдал приказ о реквизиции помещений Александре. Не век он Лав-
ры.
Православный народ, как писал один западный историк, [3] инстинктивно
почувствовал, что кроется за этим декретом. Он почувствовал, что речь
идет о самом неприкрытом произволе большевиков по отношению к Церкви,
что святыни русского человека одним росчерком пера объявляются каким-то
туманным "достоянием русского народа", на самом же деле - безбожных
большевиков. [4]
Если декрет будет приведен в исполнение, не напрасно опасались члены
церковного Собора 1917-1918 гг., то большевики станут отнимать храмы,
снимать ризы с икон, священные сосуды перельют на деньги, прекратится
совершение таинств, умерших будут погребать без отпевания, и от "Руси
святой" останется "Русь поганая".
В действительности вскоре именно так и было.
VIII Отдел Наркомъюста по проведению в жизнь декрета об отделении
Церкви от государства назывался ликвидационным. [5] Руководил этим отде-
лом известный ярый антицерковник П. А. Красиков. [6] Только 24 августа
1918 г. НКЮ утвердил инструкцию о порядке осуществления декрета, а до
этого он "успешно" осуществлялся в практике большевистской работы на ос-
нове произвола чистейшей воды.
"Новая жизнь" справедливо ставила вопрос: "что они (большевики -
В.С.) сделали для идейной подготовки в народных массах своих церковных
реформ? "[7] - Ровным счетом ничего. Сочувствия большевикам в их церков-
ной политике, не было, поэтому "декрет... об отделении проводился... в
крайне неблагоприятных условиях". [8]
Митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин (Казанский) 23 января
1918 года в своем письме в Совнарком предупреждал, что осуществление
декрета вызовет серьезные стихийные волнения верующих. [9]
Случилось даже хуже. Провинциальная хроника изобиловала сообщениями о
кровавых эксцессах, вызванных осуществлением декрета. [10]
Положение осложнялось тем, что ни в одной губернии не было компетент-
ных лиц, которые могли бы правильно понять и толково руководить осу-
ществлением декрета.
Вологодский губисполком, например, в июне 1918 года совершенно откро-
венно сообщал в Наркомъюст, что в губернии до сих пор нет специальных
учреждений, ведающих отделением Церкви от государства, в силу чего "яв-
ляется крайняя необходимость в немедленной присылке из центра соот-
ветствующих инструкций и компетентных лиц по означенному вопросу". [11]
Исполком Западной области также уведомлял в это время Наркомъюст, что
и там нет учреждения, которое проводило бы в жизнь декрет от 20 января.
Единственная причина тому - "отсутствие компетентных лиц". [12]
С такими же письмами весной и летом 1918 года в Наркомъюст обращались
