Русские революционеры, в большей мере чем другие, коснулись вопросов,
в которых они были менее всего компетентны. В первую очередь - церков-
ных. Просто так вот, взяли "душу народа", русского народа, детей святого
Владимира, его веру, умирать за которую во все времена считалось вели-
чайшим благом, и выбросили ее на улицу, с легким сердцем заплевали, за-
гадили, растоптали.
Опыт Французской революции с закрытием храмов, расстрелом священнос-
лужителей, лишением Церкви элементарных жизненных прав, всевозможным
ущемлением и прямым уничтожением почти с точностью был повторен у нас в
России.
1) Левичев. "Под маской религии" Брошюра. ГИЗ. М. - Л., 1929, с. 7.
2) Там же, с. 7-8
3) Там же.
4) Там же.
5) Ж. Санд. Собрание сочинений. Т. 7. Л., 1973, с. 558-559.
6) См. "Наука и религия". 1963. N 6, с. 34.
ЦЕРКОВЬ И ГОСУДАРСТВО
Как же сориентировать себя по отношению к революции и ее детищу, со-
ветской власти, рядовому человеку - христианину?
Новый Завет, не касаясь отношений Церкви к государству, и открывая
тем самым полный простор историческому образованию их взаимных отноше-
ний, содержит, тем не менее, ясные указания на принципиальное отношение
христиан ко всякой власти вообще. Государственной, разумеется.
В Писании имеется несколько довольно ясных указаний на этот счет. На-
иболее часто авторы, пишущие в нашей стране о взаимоотношении Церкви и
государства, склонны употреблять слова апостола Павла из послания к Рим-
лянам:
"Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от
Бога, существующие же власти от Бога установлены" (Рим. 13, 1).
Из этого текста весьма произвольно составляют свой собственный (у
всех одинаковый) парафраз: "Всякая власть от Бога", чего, кстати, не из-
бежал и отец Дмитрий Дудко в своем "покаянном" заявлении для печати. А
уж он-то, казалось бы, должен более чем кто-либо другой бережно отно-
ситься к Евангелию.
Этой фразы ("всякая власть от Бога") нет ни в одном издании: ни в
славянском, ни в синодальном русском, ни в новейшем, русифицированном.
Смысл этого текста, без сомнения, лежит глубже внешних признаков, и
он понятен нашим богословам, но они сознательно отворачиваются от него,
довольствуясь внешним восприятием.
Христианство пришло в мир, как благая весть, как весть о любви,
братстве, всепрощении. Пришло в реальный мир, с его социальной структу-
рой, социальными представлениями и мышлением.
Христианство при своем появлении признало государственную власть су-
ществующего строя, не вдаваясь в генезис его возникновения. На будущее -
всякое насилие упразднялось. В Евангелии вы не найдете ни одного положе-
ния, которым можно было бы обосновать даже самое "справедливое" насилие.
Говоря о насилии, постоянно имеем в ввиду революцию, которая наиболее вы-
разительно проявляется и которая рождает новые формы власти.
Во времена Христа Палестина напоминала Россию начала века. Различные
течения, группы, самого что ни на есть революционного, содержания, зило-
ты, ставившие своей целью революционную борьбу до полного освобождения
от римской власти, буквально наполняли этот крошечный кусок священной
земли. Одно восстание следовало за другим.
Только в светской социально-исторической ситуации можно правильно по-
нять приведенные слова апостола Павла.
И иудеев, и всех палестинцев, и своих соотечественников-поработителей
(!) он одинаково призывал ко Христу. Ко Христу, в Котором уже не будет
ни иудея, ни эллина, ни поработителя, ни раба, ни богатого, ни бедного,
в Котором должна царствовать любовь. В таком случае власть и подчинение
в их полярных (светских) смыслах, и насилие, теряют свое жестокое содер-
жание. Насилие упраздняется. Подчинение власти уже - не бремя, а ра-
дость. "Противящийся власти, - в таком случае, - противится Божию уста-
новлению" (Рим. 13, 2).
Отсюда и естественные призывы ап. Павла "отдавать кесарево кесарю"
(Мф. 22, 21; Мк. 12, 17), "отдавать всякому должное: кому подать, по-
дать: кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь" (Рим. 13,
7). "повиноваться и покоряться начальству и властям" (Тит. 3, 1), при-
чем, "не только из страха наказания, но и по совести (Рим. 13, 5).
Таким образом, мы имеем две Евангельские точки опоры в своем отноше-
нии к светской власти.
1. Необходимость повиновения.
2. Исключение из своего жизненного актива насилия, следовательно,
исключение революций, как способа урегулирования общественных отношений.
[1]
Правда, в новейшее время наши богословы сделали крутой вираж в своих
представлениях о насилии. Они вводят в обиход противоречивое понятие
"справедливое насилие" (уж не для того ли, чтобы оправдать октябрьскую
революцию и родную советскую власть?).
По мнению профессора Московской духовной академии А. Осипова, спра-
ведливость - "о двух концах", что называется: "в своем внешнем выражении
она - двусторонняя". [2] Справедливость, и рядом насилие. Как ни пара-
доксально, но эти понятия, по мнению профессора, не всегда взаимоисклю-
чают друг друга. Если в умозрительной области справедливость требует ми-
лосердия к обиженному и пресечения насилия, то на практике это "пресече-
ние" большей частью бывает связано с действиями насильственного характе-
ра, с известными формами насилия.
Вот тут и возникает явно антиномичный термин "справедливое насилие".
Что под ним понимать? Имеет ли право на существование такой противоречи-
вый термин? Ведь большинство людей даже далеких от христианской идеи ви-
дят в насилии антоним справедливости, отрицание справедливости. И вооб-
ще, говоря старыми евангельскими словами, можем ли мы "брать в руки
меч", чтобы ценой насилия достичь справедливости? Оправдывается ли такое
средство достижения добра и блага? - В положительном решении возникает
проблема уже не образного "оправдания добра" (как у В.С. Соловьева), а
самого что ни на есть всамделишного. И это не спекуляция сознания, не
игра ума. Проблема эта острейшим образом стоит перед нами, в наши дни. И
современные богословы не могут обойти ее. Предлагают и решения. Одно из
них представляется в следующем виде.
Справедливость не исключает "насилия справедливого". Под справедливым
насилием разумеется, "необходимое, как требуемое и оправданное совестью.
Евангелием и законом" [3] Есть смысл разобрать это определение подроб-
нее.
Совесть. В своем нынешнем состоянии она находится под мощным покровом
всяческих наслоений и всевозможных условностей, требуется много и много
трудов на духовном поприще, чтобы без сомнения довериться ее движению.
Но даже продиктованное чистой, светлой совестью, насилие не теряет свое-
го насильственного характера.
Наивно думать, например, что святой равноапостольный князь Владимир
не руководствовался совестью в своем решении принудительного крещения
языческой Древней Руси. Вопрос о том, насколько справедливо в данном
случае насилие, попросту никто не ставил. [4] Все видят в этом событии
только бесконечно бесценное благо для русского народа (и совершенно пра-
вильно!) и такой вопрос кажется казуистическим на первый взгляд. Но все
же при оценке нравственного значения события крещения Руси мы с полным
правом можем задаться им: соблюдена ли была справедливость по отношению
к свободе воли и совести (своими истоками уходящей к Божественному акту
творения) русских людей?
Нет сомнения также в том, что равноапостольный Владимир считал на
своей стороне в своем решении Евангелие и закон. Нельзя, к тому же, за-
бывать, что тот же князь Владимир есть святой, равноапостольный. Поступ-
ки святых часто стоят в полном противоречии с логикой мышления и поведе-
ния прочих людей.
Евангелие. Можем ли мы ссылаться на Евангелие в своей апологии "спра-
ведливого" насилия? - Единственный аргумент, к которому прибегают, как
правило, в таком случае, - изгнание Иисусом Христом торгующих из храма.
Но мы никогда не задумывались о том, можно ли брать себе в пример это
действие Богочеловека? Христос был Человек? - скажет кто-то. - Да, но
ведь это только полуистина. Он был Богочеловек, с момента рождения и до
воскресения Жизнь Иисуса Христа была единым путем нераздельного шествия
Божеской и человеческой природы. [5] И то, что прилично Богочеловеку
Христу, не всегда может быть предметом подражания для простого смертно-
го. Христос обладал правами, которых лишен человек. Кто из нас может
назвать храм домом Отца своего в личностном отношении". И то, что чело-
век призван к Богоуподоблению (в совершенствах), еще не наделяет его Бо-
жественными правами и властью.
Приводят также очень банальный, якобы заставляющий признать умест-
ность насилия (справедливого, значит) пример, когда на наших глазах раз-
бойник насилует нашу сестру. Холодный человек с бездушными глазами... На
самом деле, несмотря на внешне реальный, жизненный характер этого приме-
ра, никто из нас (и редкий кто вообще) был свидетелем такого случая, в
то время, как обычное "четкое насилие встречается на каждом шагу" [6]
Так не лучше ли признать этот случай исключением, с тем, чтобы ради него
не оправдывать все остальное насилие? И уже в виде исключения оправдать
насилие (как крайность) по отношению к этому разбойнику?
А в то же время мы имеем другой пример, евангельский, как раз иного
порядка. Вряд ли найдется человек, который бы заметил бы самых светлых,
чистых и справедливых побуждений, толкнувших апостола Петра к на-
сильственному действию против воина Малха Что еще, казалось бы, может
быть справедливее, нежели попытка защитить своего Небесного Учителя Уж
такая цель, вроде бы, оправдывает любые средства. И тем не менее эта
Петрова справедливость была осуждена Самим Христом Более того - Христос,
осудив Петра и других учеников, также изъявивших желание защититься про-
тив насильников мечами, исцелил Малха! Он совершил великое чудо во исп-
равление несправедливого насилия ап. Петра
Тщетно мы будем пытаться найти обоснование "насильственной" справед-
ливости в Евангелии. Евангелие против всякого насилия.
Что касается закона, то апелляция к нему за защитой мнения о право-
мочности насилия вообще не состоятельна. Законы слишком много обусловле-
ны, слишком человечески не устойчивы, чтобы иметь непреходящее значение
верховного судьи в таких вопросах.
Нет такого злодеяния, которое где-либо или когда-либо не признавалась
законом (!) за добродетель. Надо ли ходить за примерами?
Недавняя Американская война в Индокитае - свидетельство того, что на-
силие в самой жуткой форме иногда возносится даже в ранг международной
политики. Символом этого разбоя стало преступление в деревушке Сонгми, а
палач Колли олицетворил собой социальный тип "цивилизованного" варвара.
Кто может поручиться, что и некоторые нынешние действующие законы
(справедливые, как считается) не подвергнутся отрицанию каких-либо дру-
гих в ближайшее время.
Чтобы не запутаться в частностях и авторитетах, достаточно проследить
на этот счет мысли бесспорно первой (пусть даже одной из первых) величи-
ны - святого Иоанна Златоуста.
Основываясь на Священном Писании, св. Иоанн Златоуст выявляет четкую
христианскую позицию в вопросе справедливости и насилия по следующей
схеме.
Во-первых, не учинять (не быть инициатором) обиды
Во-вторых, не воздавать равным, если зло возникло (или существует как
факт).
В-третьих, - не только не воздавать злом за зло, но не поддаваться и
психологическому влиянию со стороны обидчика, т.е. не давать места нега-
тивным чувствам. В случае оскорбления, насилия, оставаться спокойными.
Не питать ненависти к обидчику, но любить его, благодетельствовать ему,
молиться о нем Богу.
В-четвертых, - предавать себя самого (добровольно) злостраданию. [7]
Вот христианская установка на случай насилия. Нам заповедано любить
