ко он представляется сторонникам коммуны красотою. [7]
Ленин всегда понимал революцию, как высочайший акт творчества. [8]
Он умудрялся слышать в ней даже музыку [9] (музыку штыков и расстрелов?
- В.С.). А Микола Бажан, украинский писатель, в интервью корреспонденту
газеты "Неделя", в день своего 70летия сказал, что в революции очень
много даже поэзии. [10]
Эстетическая идея в новом человечестве помутилась. И немалая "заслу-
га" в этом как раз революционеров.
"Праздничные торжества искусствоведов" вылились в беспощадное жесто-
кое подавление сопротивления и всякой оппозиции. Уже в "Декларации прав
трудящегося и эксплуатируемого народа", написанной Лениным в начале ян-
варя 1918 года, перед большевиками была поставлена основная задача -
"беспощадное подавление сопротивления эксплуататоров". Этот тезис Ленин
подчеркивал не однажды. [11] Он (тезис) стал основной государственной
задачей в осуществлении политики диктатуры пролетариата. [12]
Диктатуры! Но и здесь не обходится без словесной казуистики. Оказыва-
ется, установили не просто диктатуру, а "диктатуру по-новому"! [13]
Что это такое? А это значит, что сущность этой диктатуры не в наси-
лии. [14] Вероятно, советские идеологи забывают (или хотят забыть), что
любая диктатура, с любыми определениями, - это не что иное, как ничем не
ограниченная, не стесненная никакими законами, опирающаяся только на си-
лу, власть. [15]
Но революционеры упорно твердят, что диктатура пролетариата означает
не только насилие, а главным образом не насилие. Основная функция дикта-
туры - творческая, созидательная (?). [16]
При таком смешении понятий для наших революционеров диктаторы Франко,
Пиночет или Пол-Пот, казалось бы, должны быть в высшей степени творчес-
кими людьми, которых живьем уже надо выставлять в анатомическом музее.
Но они не утруждают себя заботой о логике и последовательности.
Для них и разрушение - творческое начало. Лозунг Жюля Элизара (Баку-
нина), этого революционера номер один, так и гласил: "Страсть к разруше-
нию - творческая страсть".
И революционеры разрушали. Виртуозно. На этом пути они действительно
достигли настоящего "искусства".
Вскоре оппозиции не стало. Провели всероссийскую ломку всех старых
институтов. Опять же, ломку "по-советски". Доходит до кретинического фа-
натизма. Один автор совсем недавно написал такую фразу: "Проведенная в
первые же недели после Октября демократизация армии явилась советской
формой слома старой армии". [17] "Ревность не по разуму" о всем револю-
ционном. Простая ломка старых учреждений, а подводится под какие ам-
бициозные эпитеты! Не просто ломка, а наша, советская, революционная.
Какая дикость и какое варварство оценивать преобразование не с позиции
достижений (улучшений), а с позиции масштабов разрушения. Этот психоло-
гический акцент весьма метко характеризует нутро русской октябрьской ре-
волюции.
Удивительные люди, эти революционеры. Вот признание одного из ведущих
"художников" революции.
"Раньше мы разрушали. Так было надо. Дай мне эти спички и прикажи:
уничтожь дом. Я сделаю это за пять минут. Научилась. А вот попроси восс-
тановить его, отвечу: я строить не умею, зови каменщика. Раньше нужны
были деньги - мы делали налет на банк. А теперь? У самих себя не будешь
ведь конфисковывать деньги, правда?" [18]
Строить революционеры не умеют, денег у них нет, но берут на себя от-
ветственность осчастливить весь мир.
Здесь мы немного отвлеклись, чтобы нагляднее покачать испорченность
мыслительного аппарата идеологов революции в некоторых вещах.
Что же касается диктатуры, то утверждать, что сущность диктатуры про-
летариата - не в насилии, может только человек с недостаточно ясными
представлениями о логике, кроме того - явно не марксист. "Марксист -
лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания дик-
татуры пролетариата". [19] Но какая борьба может быть без насилия?
Диктатура пролетариата рождена насилием, [20] питается насилием, сама
есть насилие и проявляется в насилии... Назови ее как угодно, хоть "дик-
татура по-супер-новому", а суть явления останется прежней. Советским
идеологам, поэтому, приходится прибегать ко лжи, явной клевете на исто-
рию, к искусной маске на историческую действительность, казуистике и
словоблудию.
Для революционеров всех толков насилие является наивысшим авторитетом
во всех вопросах. Революция, по утверждению Энгельса, которая, как мы
сказали, наиболее выразительно проявляется в насилии, несомненно, есть
самая авторитетная вещь, какая только возможна. Революция есть акт, в
котором часть населения навязывает свою волю другой части посредством
ружей, штыков, пушек, т.е. средств чрезвычайно авторитетных; и если по-
бедившая партия не хочет потерять плоды своих усилий, она должна удержи-
вать свое господство посредством того страха, который внушает реакцио-
нерам ее оружие. [21] Как видим, Энгельс весьма правдиво обрисовал кро-
вавый облик революции.
Революционеры с самого начала видели выход из существовавшего в царс-
кой России положения в революции именно кровавой.
"Мы не страшимся ее, хотя и знаем, что прольется река крови, что по-
гибнут, может быть, и невинные жертвы; мы предвидим все это и все-таки
приветствуем ее наступление", - сказано в одном революционном документе.
[22]
В бакунинском "Катехизисе революционера" еще более четко обрисован
этот кровавый облик революционера. В глубине своего существа, не на сло-
вах только, а на деле (революционер) разорвал всякую связь... со всеми
законами, приличиями, общепринятыми условиями и нравственностью этого
мира. Он для него враг беспощадный... И если бы он продолжал жить в нем,
то для того только, чтобы его вернее разрушить. [23]
Революционер отказывается от мировой науки. Он изучает денно и нощно
живую науку - разрушение.
Суровый для себя, революционер должен быть суровым и для Других. Все
нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности долж-
ны быть задавлены в нем единою холодной страстью революционного дела.
Для него существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и
удовлетворение - успех революции. Денно и нощно должна быть у него одна
мысль, одна цель - беспощадное разрушение. Стремясь хладнокровно к этой
цели, он должен быть готов и сам погубить своими руками все, что мешает
ее достижению. [24]
Он не революционер, если ему чего-нибудь жаль в этом мире. Все и вся
должны быть ему равно ненавистны. Тем хуже для него, если у него есть в
обществе родственники, дружеские или любовные отношения. Он не может и
не должен останавливаться перед истреблением всего, что может помешать
ходу всеочищающего разрушения.
- А если это шедевры архитектуры или живописи, случайно оказавшиеся в
поле схватки?
Вопрос для революционера бессмысленный. Тут людей жалеть не приходит-
ся, а не то что каких-то каменных дурачеств подлого прошлого. Их даже,
если не помешают, следует так разрушить, чтобы никакой и памяти не оста-
лось об эксплуатации обманутых и рабов. [25]
Население революционеры делят по спискам на пять категорий. Это по
порядку их вредности делу "очищающего разрушения". С тем, чтобы первые
номера были убраны со сцены ранее последующих. И единственный принцип
при составлении списков - это польза, которая принесется революционному
делу от смерти того или иного человека.
Первая категория - это те, чья внезапная и насильственная смерть пот-
рясет, как гальваническим током, всю страну и правительства, наводя на
него страх и лишая его умных и энергичных деятелей.
Вторая категория - список тех, кто совершает поступки зверские, помо-
гая своими действиями и распоряжениями довести народ до неотвратимого
бунта. Этим революционеры даруют жизнь (но временно!) ради невольной по-
мощи их делу.
Третья категория - это все остальные "высокопоставленные скоты", те,
кто пользуются по своему положению связями, влиянием, силою, богатством,
известностью. Их надо опутать, прибрать к рукам, вызнать слабости и гряз-
ные тайны, так скомпрометировать их, чтобы они, как рабы, как веревочные
куклы
Результатом будет бесследная гибель большинства и революционное соз-
ревание оставшихся немногих. [26]
Ну, чем это хуже фашистской философии?!
Революционеры всеми силами способствуют развитию и усугублению тех
бед и зол, которые должны побудить к восстанию массы. [27]
Бакунин даже древние слова Гиппократа, относящиеся к исцелению страж-
дущих, делает многозначительным эпиграфом к прокламации, призывающей к
разрушению, - слова о том, что огонь - последнее и самое целительное
средство.
Он призывает огонь на Россию. А для пущей удачливости советует соеди-
ниться с разбойниками.
А во имя чего? Во имя одного и того же: "Мы должны отдаться безраз-
дельно разрушению, постоянному, безостановочному".
Революционеры, как гомункулусы, все на одно лицо.
Ведь посмотрите: явилась французская революция, и тут же явились миру
все гнусности, беспорядки и насилия революционного правительства. Повсю-
ду произошел взрыв негодования и отвращения против французских "демокра-
тических" учреждений. Но...
Народ надо держать в узде. Никакой мягкотелости. Диктатура...
В петроградских и московских газетах в 1918 году широко публиковалась
статья Ленина, показывающая его личную, тем самым и вообще революционную
большевистскую, позицию на этот счет.
Диктатурой пролетариата, как она осуществлялась до тех пор, Ленин оп-
ределенно недоволен. Советская власть, по его словам, до тех пор более
походила на кисель, чем на железо. Чтобы придать ей твердость железа,
Ленин не видит другого исхода, кроме личной диктатуры. Видите, как легко
аморфная "диктатура пролетариата" переходит в личную диктатуру?
- Как может быть обеспечено строжайшее единство воли, составляющее
необходимое условие всякой твердой власти? - спрашивает Ленин и дает на
этот вопрос такой ответ:
- Подчинением воли тысяч воле одного. Это подчинение может, при иде-
альной сознательности и дисциплинированности участников общей работы,
напомнить больше мягкое руководство дирижера. Но оно может принимать и
резкие формы диктаторства, - если нет идеальной дисциплинированности и
сознательности. Но так или иначе, беспрекословное подчинение единой воле
для... успеха процессов работы, организованной по типу крупной машинной
индустрии, безусловно необходимо.
Так как "идеальной сознательности" (увы!) в наличии не имеется, то
вывод ясен: без "резких форм диктаторства" не обойтись. [28]
...Среди серых зданий-развалюх - аккуратный белый особняк. "Что это
такое? "... Ну, разумеется, это то, чем только интересуются в царстве
"трудящихся"... Это - штаб, т.е. место, где разрабатываются способы, как
принудить 150 миллионов народа (исходя из численности населения молодой
советской республики - В.С.) трудиться не покладая рук, для того, чтобы
150 тысяч бездельников, именующих себя "пролетариатом" (это так называе-
мые партийные работники - В.С.) могли бы ничего не делать. Этот строй,
как известно, называется "диктатурой пролетариата". [29] При всей общей
антисоветской настроенности, как глубоко прав Шульгин в этих словах.
И никто не обратил внимания на то, что все наши преобразователи и ре-
волюционеры видели в народе и стране только известный объект, известную
данность, над которой они производили свой страшный опыт. Притом, какая
удивительная самоуверенность! Во имя какой-то туманной, "высшей и безус-
ловной" цели требовалось производить эти опыты обязательно и принуди-
тельно!!!
Как производить их - в этом сами-преобразователи несогласны: сколько
голов, столько систем и приемов. В одном только сходятся: в твердом на-
мерении неумолимо действовать на мысль, сознание. [30]
