реть ее хорошенько, - подумал он. - По крайней мере буду хоть знать, в
чем заключается совершенство, по мнению этих людей".
Он стал искать ее глазами, и в эту минуту Матильда взглянула на него.
"Мои обязанности призывают меня", - сказал себе Жюльен; но хоть он и вы-
разился гак, он не почувствовал никакой досады. Любопытство заставляло
его двигаться вперед не без чувства удовольствия, а сильно обнаженные
плечи Матильды мгновенно увеличили это удовольствие, что, признаться,
было отнюдь не лестно для его самолюбия. "Ее красота, - подумал он, -
это красота юности". Пятеро или шестеро молодых людей, среди которых
Жюльен узнал и тех, что беседовали между собою в дверях, находились меж-
ду ним и ею.
- Вы, сударь, были здесь всю зиму, - сказала она ему. - Не правда ли,
это самый прелестный бал за весь сезон?
Он ничего не ответил.
- Эта кадриль Кулона, по-моему, просто восхитительна, и наши дамы
танцуют ее бесподобно.
Молодые люди обернулись, чтобы увидеть счастливца, от которого так
настойчиво добивались ответа. Но ответ не заключал в себе никакого поощ-
рения.
- Вряд ли я могу быть хорошим судьей, мадемуазель. Я провожу жизнь за
письменным столом. Я в первый раз присутствую на таком блестящем бале.
Молодые люди с усиками были явно скандализованы.
- Вы мудрец, господин Сорель, - последовало в ответ заметно оживив-
шимся тоном. - Вы глядите на все эти балы, на все эти праздники, как фи-
лософ, как ЖанЖак Руссо. Эти безумства вас удивляют, но ничуть не пленя-
ют.
Одно словечко в этой фразе внезапно потушило воображение Жюльена и
сразу изгнало из его сердца всякое самообольщение. Губы его сложились в
презрительную усмешку; быть может, это получилось несколько чересчур
подчеркнуто.
- Жан-Жак Руссо, - отвечал он, - на мой взгляд, просто глупец, когда
он берется судить о высшем свете. Он не понимал его и стремился к нему
душой лакеявыскочки.
- Он написал "Общественный договор", - сказала Матильда с благогове-
нием.
- Проповедуя республику и ниспровергая троны монархов, этот выскочка
пьянел от счастья, когда какойнибудь герцог изменял своей обычной после-
обеденной прогулке, чтобы проводить кого-либо из его друзей.
- Ах, да! Этот герцог Люксембургский в Монморанси проводил некоего
господина Куенде, когда тот возвращался в Париж... - подхватила м-ль де
Ла-Моль, с живостью и восторгом предаваясь новообретенному счастью уче-
ности.
Она была в восторге от своих знаний, как тот академик, который открыл
существование короля Феретрия. Взор Жюльена по-прежнему был пронизываю-
щим и суровым. Матильду охватил порыв истинного воодушевления, и холод-
ность ее собеседника совершенно ошеломила ее. Она была тем более изумле-
на, что до сих пор обычно сама производила такое впечатление на людей.
В это самое время маркиз де Круазенуа поспешно пробирался к м-ль де
Ла-Моль через густую толпу. Он уже был в трех шагах от нее, но никак не
мог подойти ближе. Он смотрел на нее, посмеиваясь над тем, что попал в
такой затор. Рядом с ним стояла юная маркиза де Рувре, кузина Матильды.
Она опиралась на руку своего мужа, который стал им всего лишь две недели
тому назад. Маркиз де Рувре, еще совсем юноша, был влюблен без памяти,
что легко может случиться с человеком, когда он, вступая в приличный
брак по расчету, устроенный нотариусами, вдруг обнаруживает в своей жене
прелестное существо. Г-н де Рувре должен был получить герцогский титул
после смерти своего весьма престарелого дядюшки.
В то время как маркиз де Круазенуа, не будучи в состоянии пробиться
сквозь толпу, улыбаясь, смотрел на Матильду, она устремила свои громад-
ные, синие, как небо, глаза на него и на его соседей. "Что может быть на
свете пошлее вот этого сборища! Вот Круазенуа, который изволит претендо-
вать на мою руку, человек мягкий, вежливый и манеры у него такие же
утонченные, как у этого господина де Рувре. Если бы только не скука, ко-
торой веет от них, все эти господа были бы чрезвычайно милы. И вот он
так же будет ездить со мной на балы, и вид у него будет такой же ограни-
ченный и самодовольный. Через год после свадьбы моя коляска, мои лошади,
мои наряды, мой замок в двадцати лье от Парижа - все это будет так бе-
зупречно, что дальше некуда, а какая-нибудь выскочка вроде графини де
Руавиль, глядя на это, будет умирать от зависти! А потом..?"
Матильда уже заранее изнывала от скуки. Маркизу де Круазенуа, нако-
нец, удалось пробиться сквозь толпу, он подошел и заговорил с ней, но
она, не слушая его, продолжала думать о своем. Слова его не долетали до
ее слуха, сливаясь с многоголосым шумом бала. Машинально она следила
глазами за Жюльеном, который отошел от нее с почтительным, но гордым и
недовольным видом. В дальнем углу залы, в стороне от движущейся толпы,
она заметила графа Альтамиру, приговоренного к смерти у себя на родине,
- читатель с ним уже знаком. В царствование Людовика XIV одна из его
родственниц была замужем за принцем Конти; это обстоятельство в какой-то
мере охраняло его от - тайной полиции иезуитов.
"Видно, только смертный приговор и выделяет человека, - подумала Ма-
тильда. - Это единственная вещь, которую нельзя купить. А ведь это я не-
дурно придумала! Как жаль, что мысль эта не подвернулась мне в такой мо-
мент, когда бы я могла блеснуть ею!" У Матильды было достаточно вкуса:
ей не могло прийти в голову ввести в разговор остроту, придуманную зара-
нее. Но у нее было также достаточно тщеславия, чтобы прийти в восторг от
самой себя. Радость, озарившая ее лицо, прогнала с него выражение явной
скуки. Маркиз де Круазенуа, который не переставал говорить, обрадовался
успеху и удвоил свое красноречие.
"Что мог бы какой-нибудь злой язык противопоставить моей остроте? -
раздумывала Матильда. - Я бы ответила этому критику: титул барона, титул
виконта - все это можно купить, ордена даются просто так, - мой брат -
только что получил орден, а что он сделал? Чин можно получить - доста-
точно десяти лет гарнизонной службы или родства с военным министром, и
вот вы уже командир эскадрона, как Норбер. Большое состояние?.. Ну, это,
пожалуй, самое трудное, а следовательно, и самое почетное. Ведь вот как
смешно выходит, - как раз обратное тому, что говорится во всех книгах...
Ну, в конце концов, чтобы приобрести состояние, человек может жениться
на дочери Ротшильда.
Нет, действительно моя мысль не лишена глубины. Смертный приговор -
это пока единственная вещь, которой никому не приходило в голову доби-
ваться".
- Вы знакомы с графом Альтамирой? - спросила она г-на де Круазенуа.
По лицу ее видно было, что она только сейчас очнулась, - вопрос ее не
вязался со всем тем, что вот уже целых пять минут рассказывал ей бедняга
маркиз; он несколько опешил, и его учтивость не сразу пришла ему на вы-
ручку. А между тем это был весьма находчивый человек, славившийся своим
остроумием.
"Матильда не лишена странностей, - подумал он. - Это, разумеется, не
очень удобно, но какое замечательное положение в обществе она даст свое-
му мужу! Не знаю, как ухитряется достичь этого маркиз де Ла-Моль, но он
связан с самыми достойными и видными людьми в каждой партии; этот чело-
век всегда будет на виду. Возможно, впрочем, что эти странности Матильды
создадут ей славу оригинальной натуры. А когда человек знатен и богат,
оригинальность уже перестает быть курьезом, и тогда это будет выдающаяся
женщина! Стоит ей захотеть - и это сочетание ума, характера и исключи-
тельной находчивости сделает ее неотразимо обаятельной..." Так как хоро-
шо делать два дела сразу - вещь нелегкая, то маркиз, глядя на Матильду
отсутствующим взором, отвечал ей словно затверженный Урок:
- А кто же не знает беднягу Альтамиру? - и принялся рассказывать ей
историю этого неудавшегося заговора, смехотворного, нелепого.
- Ужасно нелепого! - отвечала Матильда, словно говоря сама с собой. -
Однако он что-то делал. Я хочу посмотреть на настоящего человека; приве-
дите его сюда, - сказала она жестоко уязвленному маркизу.
Граф Альтамира был одним из самых откровенных поклонников высокомер-
ной и чуть ли не дерзкой красоты м-ль де Ла-Моль: он считал ее одной из
первых красавиц в Париже.
- Как она была бы великолепна на троне! - сказал он маркизу де Круа-
зенуа и охотно последовал за ним.
Немало людей из светского общества склонно считать, что заговор в XIX
веке - верх дурного тона; от Этого несет якобинством. А может ли быть
что-либо отвратительнее неудачливого якобинца?
Матильда, обмениваясь взглядами с г-ном де Круазенуа, посмеивалась
над либерализмом Альтамиры, но слушала его с удовольствием.
"Заговорщик на бале - прелестный контраст", - думала она; Альтамира
со своими черными усищами напоминал ей отдыхающего льва; но вскоре она
обнаружила, что у него только одно на уме: польза, преклонение перед
пользой.
Молодой граф не находил в мире ничего достойного внимания, за исклю-
чением того, что могло бы дать его стране правительство двухпалатной
системы. Увидев входящего в залу перуанского генерала, он с видимым удо-
вольствием покинул Матильду, первую красавицу бала. Потеряв надежду на
Европу, после того как Меттерних завел в ней свои порядки, бедный Альта-
мира вынужден был утешать себя мечтами о будущем, когда страны Южной
Америки станут сильными, могущественными и возвратят Европе свободу,
ниспосланную им Мирабо.
Матильду обступила толпа молодых людей с усиками. Она прекрасно пони-
мала, что ей не удалось очаровать Альтамиру, и ей было досадно, что он
ушел. Она видела, как его черные глаза загорелись, когда он заговорил с
перуанским генералом. М-ль де Ла-Моль разглядывала молодых французов с
такой глубокой серьезностью, какой не могла бы перенять ни одна из ее
соперниц. "Кто из них, - думала она, - способен навлечь на себя смертный
приговор, предполагая даже, что все благоприятные обстоятельства для
этого будут налицо?"
Ее странный взгляд казался лестным глупцам, но многим делалось от не-
го не по себе. Они опасались, что у нее вот-вот вырвется какое-нибудь
острое словцо, на которое не будешь знать, что ответить.
"Знатное происхождение наделяет человека множеством всяких качеств,
отсутствие которых оскорбляет меня, - я замечаю это на примере Жюльена,
- думала Матильда, - но оно стирает те качества души, которыми заслужи-
вают смертный приговор". В эту минуту кто-то сказал позади нее: "Ведь
этот граф Альтамира-второй сын принца Сан-Назаро-Пиментеля. Его предок
Пиментель пытался спасти Конрадина, обезглавленного в 1268 году. Это од-
на из самых родовитых семей в Неаполе".
"Вот так подтверждение моей теории, - подумала Матильда, - будто
знатное происхождение лишает человека той силы характера, без которой он
неспособен навлечь на себя смертный приговор!.. Нет, я, кажется, осужде-
на сегодня изрекать одни сплошные нелепицы. Ну, раз уж я всего-навсего
женщина, как и все другие, что ж, делать, придется танцевать". И она ус-
тупила настояниям маркиза де Круазенуа, который уже целый час приглашал
ее на галоп. Чтобы забыть о своей неудачной попытке философствовать, Ма-
тильда решила быть обаятельной. Г-н де Круазенуа был на верху бла-
женства.
Но ни танцы, ни желание очаровать одного из самых красивых людей при
дворе - ничто не могло развлечь Матильду. Она пользовалась невообразимым
успехом; она была царицей бала, она сознавала это, но с полным хладнок-
ровием.
"Какую бесцветную жизнь я буду влачить с таким существом, как этот
Круазенуа, - говорила она себе час спустя, когда он подводил ее к крес-
лу. - А в чем же радость для меня, - грустно подумала она, - если после
шестимесячного отсутствия я неспособна чувствовать ее вот на этом бале,
о котором с такой завистью мечтают все женщины в Париже? И ведь каким
