- Я, молодой человек, - после довольно продолжительного молчания
заговорил он, - вчера допоздна - а, точнее, вплоть до открытия метро -
пребывал в редакции "Невского времени" и работал с гранками своей статьи.
А спиртного ничего, даже пива, не пил уже с лишком две недели. За
отсутствием денег на такие роскошества.
Здесь, сквозь изо всех сил подавляемую тревогу, в голосе Калашникова
проступила еще этакая привычная, перманентная усталость, наверняка хорошо
знакомая всем, кому приходится - не ради себя, но ради семьи, скажем, или
еще чего-нибудь, за что надлежит отвечать - постоянно прыгать выше головы.
Сделав паузу, он продолжал:
- И потому я хотел бы знать, для чего вы сказали то, что... то, что вы
сказали.
Недоумение, возмущение и испуг его были вполне искренними, в этом у Димыча
не возникло ни малейших сомнений.
Что же это получается?
- Вы, пожалуйста, не бойтесь, - заговорил он по возможности мягче, - но
все это - далеко не розыгрыш, и... В общем, мне смерть Игоря Величко
кажется странной, и потому я очень прошу вас сейчас, при мне, позвонить
вашему коллеге, Борису Гилеву, и, ничего не объясняя, убедить его
немедленно приехать сюда. А затем мы, все втроем, поедем к... к жене
Игоря. Она утверждает, что пили вы вместе. Такси я оплачу.
- Да какого ч... - начал было Калашников, закипая, но тут же осекся: в
лицо его смотрел ствол "макарова". - Что вы...
- Я вас очень прошу, - с усталой настойчивостью повторил Димыч. -
Пожалуйста... Игорь никогда не жаловался на здоровье. Если его... супруга,
с которой я до недавнего времени не был знаком, вышла за него замуж ради
того, чтобы вскоре остаться вдовой с приличной квартирой в центре... Мне
будет очень обидно, если она избежит заслуженного наказания.
Последнее было сымпровизировано на ходу. Если даже этот Калашников вот
настолько убедительно врет, проще всего сделать вид, что он, Димыч,
поверив ему, переключил подозрения на Валентину. Пусть пациент - на
всякий случай - думает, будто ему нечего опасаться. От этого, как
правило, рано или поздно теряют осторожность.
Калашников, дослушав сентенцию, сделался вдруг подтянут и резок.
- Хорошо, - сказал он. - Сейчас я, ничего не объясняя, вызову сюда
Гилева. По крайней мере, постараюсь. Только прошу: внимательно следите за
тем, что я буду говорить, дабы у вас не возникло ненужных подозрений на
мой счет. А пистолет -спрячьте. Жена с дочерью могут вот-вот вернуться, и
им совершенно незачем... э-э... наблюдать подобные сцены. Игорь... э-э...
был и моим другом. Если вы считаете, что его... что ему могли помочь
умереть, я и без пистолета помогу вам проверить... обоснованность ваших
опасений. Идемте.
Вместе они вышли в прихожую, где Калашников, накрутив номер, в нескольких
словах попросил Бориса Гилева приехать как можно скорее к себе, не
преминув сообщить, что деньги за машину ему будут отданы, и поразительно
быстро добился согласия. Затем хозяин - вероятно, чтобы скоротать время,
а заодно убедить гостя в искренности своего намерения сотрудничать -
предложил Димычу чаю.
Прибывший через полчаса Борис Гилев оказался низеньким крепким бодрячком
лет пятидесяти, очень похожим с лица на известного в известных кругах
самодеятельного песенника Юлия Кима. По мере того, как Димыч вводил его в
курс дела, он было искренне возмутился, но, дослушав до конца и
поразмыслив, согласился, что история вполне может оказаться довольно
темной.
- В самом деле! Мало ли... Действительно, такой всегда был здоровый,
спортивный, несмотря на ногу - и вдруг инсульт... Ладно, допивайте чай, и
- поедем. Подождите-ка, у меня там с собой... Раз уж Колина супруга в
отлучке...
С этими словами он пошел в прихожую, где оставил привезенную с собой
черную, давно не видавшую воды и мыла, пластиковую сумку, что носят через
плечо.
Установившееся было за столом молчание нарушил Николай Николаевич:
- Дима, еще чаю?
Димыч отрицательно покачал головой.
- Зря. Чай у меня особенный. Вот посмотрите...
С этими словами он добыл с полки, висевшей за его спиной, старую чайную
жестянку, открыл ее и сунул Димычу под нос.
Машинально подавшись вперед, чтобы заглянуть внутрь жестянки, Димыч не
увидел в ее содержимом ничего особенно примечательного.
- Вроде бы чай - как ча...
Договорить он не успел: от тяжелого удара по затылку потемнело в глазах.
Позвоночник ватно обмяк; Димыч как-то осел, точно стекая с табурета, и
почти беззвучно сполз на пол.
Сквозь гул, сразу же переполнивший череп, до него донеслось:
* Где его пистолет? Доставай скорее! И документы посмотри заодно!
60.
Не успел Димыч оправиться после удара, как уже был посажен на табурет в
углу тесной кухоньки (известно, какие кухни бывают в так называемых
"кораблях"!) и отгорожен от прочего кухонного пространства столом. По ту
сторону стола расположились Калашников и Гилев.
- Человек себе, как человек, - сказал последний. - Кроме паспорта, при
себе ничего... Что ему, вообще-то, от тебя потребовалось? Пришел непонятно
откуда, бред какой-то несет... Я Величку уже месяц, как не видел, и поить
его мне бы было не что. Как по-твоему, что все это значит? Шантажировать
нас невыгодно - не такие уж звезды; ни один уважающий себя жулик не
станет так разбазаривать свое время...
- Да ничего, по-моему, - поразмыслив, отвечал Калашников. - Тьфу-ты...
Мне только сейчас на ум пришло - Величко ведь общался с множеством разных
нынешних... экстрасенсов, контактеров якобы... Может, просто чокнутый
какой-то из его знакомцев? Смерть Игоря его потрясла, и поехало...
Гилев помолчал.
- Может быть. Только вот откуда у него твой адрес взялся - ты ж не знал
его раньше, верно?
- Даже ни разу не видел, - подтвердил Калашников. Он заметно нервничал.
- Но - давай, однако, решать, что будем с ним делать! Наталья вот-вот...
- Погоди ты с Натальей, - отмахнулся Гилев. - Историйка-то и в самом
деле выходит мутноватая. Если предположить, что это вправду Величкова
супруга его на нас натравила... Зачем? Она-то чего хотела этим добиться?
Может, не он чокнулся, а как раз она? Знаешь, давай-ка все ж съездим с ним
туда, разберемся, а? Пистолета у него теперь нет; в случае чего - вмиг
скрутим...
- Ну уж нет, - перебил друга Калашников. - Журналистские расследования
и все такое прочее - это, конечно, хорошо... к-хххе... модно... Но - а
если за этим всем какие-нибудь бандиты стоят? Пойми, Борис, не имею я
права рисковать. Даже самую малость. У меня6 в отличие от тебя, - вон...
- С этими словами он мотнул головой в сторону входной двери: там как раз
заскрежетал в замочной скважине ключ. - Так что - давай мы с тобой
гусарствовать и ездить никуда не будем, а вызовем-ка милицию, и пусть...
Э-э!!! Берегись!
Но предупреждение это явно запоздало. Сидевший доселе без движения Димыч
вдруг, точно пружиной подброшенный, взмыл над столом и обрушился на
Гилева, рассеянно вертевшего в пальцах его "макарова". Оба с грохотом
упали на пол. Калашников завозился было, выбираясь из-за стола, но, как и
в случае с предупреждением друга об опасности, опоздал. Без особого труда
завладев пистолетом, Димыч, не вставая, дважды нажал спуск. Во лбу
Калашникова, чуть повыше светлых, по-детски удивленных глаз, разверзлась
дыра, тут же словно бы плюнувшая кровью. Почти одновременно с этим
рассыпчато зазвенели осколки посуды: вторая пуля угодила в буфет.
Вскочив на ноги и стараясь не смотреть на то, что сейчас произойдет, Димыч
дважды выстрелил в голову оглушенного падением Гилева, сгреб со стола свой
паспорт, проверил ощупью бумажник в кармане и шагнул к дверям. В прихожей
застыла на пороге, разинув рот в беззвучном крике, жена Николая
Николаевича. Вздрогнув от неожиданности, Димыч, уже не целясь, выстрелил,
перешагнул через упавшую женщину и бросился вниз по лестнице.
Только вылетев на улицу, он несколько опомнился, взял себя в руки и пошел
по возможности спокойнее.
Не бежать. Только - не бежать...
На счастье Димыча, хоть парадные и выходили прямо на проспект, вокруг не
оказалось ни души. Димыч шагнул к обочине. На проезжей части, метрах в
пятидесяти, маячила спасительная машина с зеленым огоньком... а из
перпендикулярной проспекту улицы с названием из незапоминающихся донеслось
отдаленное пиликанье милицейской сирены.
Повинуясь призывному жесту, таксист затормозил прямо перед Димычем. Тот
без слов распахнул дверцу, уселся рядом с водителем и приказал:
- Давай на Барочную.
Машина понеслась к Коломяжскому шоссе. Только сейчас мысли в голове Димыча
словно бы отмякли, оттаяли, как весенний ручей, -и с соответствующей
стремительностью ринулись вперед.
Господи, что я такое натворил? Зачем было стрелять? Ведь их можно -
наверняка можно было убедить, уговорить... Если и не ехать со мной, то
хотя бы не мешать... Что же теперь будет, если меня поймают? Как объяснить
им, что... что я просто немного устал? Да и вообще - ужасно противно
признаваться в собственной слабости... Если бы не усталость, я наверняка
понял бы вовремя, что стрелять незачем! Я не виноват!
В пылу мысленной истерики Димыч едва не ударил изо всех сил по
подлокотнику, однако вовремя опомнился.
Что за чушь лезет в голову! Какая разница: виноват, не виноват... Слабость
никого и ничего не оправдывает. Да чего волноваться-то, ну как они станут
меня ловить? Калашников с Гилевым оба мертвы, женщина наверняка - тоже. А
дочь их... Нет. Такая маленькая, если даже запомнила меня, вряд ли сможет
связно описать. Ничего. Опасности - нет. Бояться - нечего. Ничего
особенного не произошло. Нужно только малость отдохнуть - и можно
действовать дальше. Но прежде всего... Прежде всего - Валентина.
Димыч поудобнее устроился в кресле и прикрыл глаза. Машина мощно неслась
вперед, почти не застревая на светофорах, и вот такое быстрое перемещение
в пространстве почему-то подействовало на него как нельзя более
умиротворяюще. Все - хорошо. На его стороне - разум. А когда он, Димыч,
решит нежданно свалившуюся на него задачу со многими несообразностями...
Он не понимал умом, отчего, но не сомневался, что после этого все будет
совсем хорошо.
Машина притормозила.
- Куда на Барочной? - спросил водитель.
- Вон тот дом.
Таксист, резко взяв с места, подкатил к подворотне. Валентина... Димыч
распахнул дверцу.
- Э! А заплатить?!
Вот докука...
Не глядя выдернув из стопки полтинников в кармане купюру, Димыч швырнул ее
таксисту и поспешил к парадной. Соврала ему Валентина, нет ли, но беседа с
нею должна, определенно должна была вывести его на новый этап
расследования.
Дверь Игоревой квартиры все так же была распахнута настежь. Войдя, Димыч
аккуратно запер ее изнутри и шагнул в кухню.
- Что же ты...
Но заготовленную еще на лестнице фразу пришлось оборвать на полуслове. На
Валентину никакие слова уже не произвели бы должного впечатления: она
висела в веревочной петле, прицепленной к массивному крюку для люстры,
которой Игорь за всю жизнь так и не собрался приобрести. Чуть в стороне
лежал на полу отброшенный, видимо, ногою табурет. Сквозь привычные
кухонные запахи явственно ощущалась вонь человеческих испражнений.
Та-а-ак-к...
Третья смерть за день - это было уже слишком. Не говоря уж о том, что
означала она непоправимую утрату источника информации, казавшегося таким
перспективным...
Димыч круто развернулся и вышел на лестницу. Он больше не чувствовал ни
страха ни усталости - то и другое вытеснила упругая ледяная злость. Нет,
он не станет больше ходить вокруг да около. К черту Николая и прочих, кто
там еще оставался. Подождут. Сейчас он отправится прямо к господину
Флейшману и либо получит ответы на все свои вопросы либо - в случае, если
тот попробует сопротивляться, пристрелит его на месте. Если только не
умрет прежде сам. В каковом случае ответы, скорее всего, уже не
потребуются.
Он отлично сознавал, что шансов против такого, по всему судя,
могущественного мага, или как там теперь таких принято называть, у него
мало. Если, конечно, правда все то, что этим магам приписывает молва.
