И уж вовсе запрещается что-либо своё варить или жарить, как это
разрешалось в Особлагах. Да и -- [из чего?]..
Вот та древняя мера -- Голод -- какой достигнута управляемость нынешних
туземцев.
А ко всему тому [[работа]], с нормами увеличенными: ведь с тех пор
[производительность] (человеческих мускулов) [выросла]. Правда, день --
8-часовой. Те же бригады: зэк погоняет зэка. Да вон на Усть-Нере и делать
нечего: "20 человек ходят строить колхоз "Дружба", долбят мёрзлую землю,
остальные 280 человек сидят без работы". В Каликатках наоборот: убедили 2-ю
группу инвалидов идти на работу, обещая за то применить к ним "двух-третное"
освобождение -- и безрукие, безногие кинулись занимать посты 3-й инвалидной
группы -- а тех погнали на общие.
Но если не хватает всем работы, но если короток рабочий день, но если,
увы, не заняты воскресенья, если [труд-чародей] отказывается нам
перевоспитать эти отбросы, -- то ведь еще остаётся у нас Чародей --
[[режим]]!
Пишут с Оймякона и из Норильска, с режима особого и с режима усиленного:
всякие собственные свитеры, душегрейки, тёплые шапки, уж о шубах нечего и
говорить -- отбираются! (Это 1963 год! 46-й год эры Октября!) "Не дают
тёплого белья и не дают ничего тёплого надеть под страхом карцера" (Краслаг,
Решёты). "Отобрали всё, кроме нательного белья. Выдали: кителёк х/б,
телогрейку, бушлат, шапку-сталинку без меха. Это на Индигирке, в Оймяконском
районе, где сактированный день --51 градусов".
Правда же, как забыть? После Голода кто еще может лучше управить живое
существо? Да Холод, конечно. Холод.
Особенно хорошо воспитывает [особняк] -- особый режим, там, где "ООРы и
майоры" по новой лагерной поговорке. (ООР -- Особо-Опасный Рецидивист, штамп
местного суда.) *(11) Прежде всего введено полосатое рубище: шапочка
"домиком" и брючки и пиджачок -- широкополосые, синие с белым, как из
матрацного материала. Это придумали наши тюремные мыслители, юристы Нового
Общества, -- они придумали это на пятом десятилетии Октября! в двух третях
XX века! на пороге коммунизма! -- одеть загнанных своих преступников в
клоунские шкуры. (Изо всех писем видно, что эта полосатость даже больше
голода, холода и остального режима раздосадовала и уязвила сегодняшних
двадцатипятилетников.)
Вот еще об [особом] режиме: бараки в решётках и на замках; бараки
подгнивают, зато построен кирпичный вместительный БУР (хотя, кроме чифиря, в
лагере не осталось и нарушений: нет ни скандалов, ни драк, ни даже карт). По
зоне -- передвижение в строю, да так, чтобы в струночку, иначе не впустят,
не отпустят. Если надзиратель выследит в строю курение -- бросается своей
разжиревшей фигурой на жертву, сбивая с ног, вырывает окурок, тащит в
карцер. Если не вывели на работу -- не вздумай прилечь отдохнуть: на койку
смотри как на выставку и не притрагивайся до отбоя. В июне 63-го года
поступил приказ выполоть вокруг бараков траву, чтоб и там не лежали. А где
трава еще осталась -- дощечка с надписью: лежать запрещается (Иркутская
область).
Боже, как знакомо! Где это мы читали? Где это мы совсем недавно слышали о
таких лагерях? Да не бериевские ли Особлаги? [Особ -- Особ]...
Особый режим под Соликамском: "малейший шумок -- в кормушку суют стволы
автоматов".
И конечно везде любой произвол с посадкою в ШИзо. Поручили И-ну грузить
автомашину плитами (каждая -- 128 кг) в одиночку. Он отказался. Получил 7
суток.
В мордовском лагере в 1964 году один молодой зэк узнал, что кажется в
Женеве и кажется в 1955 году подписано соглашение о запрещении
принудительного труда в местах заключения -- и отказался от работы! Получил
за свой порыв -- 6 месяцев одиночки.
Всё это -- [[геноцид]], пишет Караванский.
А левые лейбористы возьмутся назвать это иначе? (Боже мой, не цепляйте вы
левых лейбористов! Ведь если они останутся нами недовольны -- погибла наша
репутация!..)
Но что ж всё мрачно да мрачно? Для справедливости дадим оценить режим
молодому Практическому Работнику, выпускнику Тавдинского училища МВД (1962):
"Раньше (до 1961) на лекциях по десять надзирателей стояло -- не могли
справиться. Сейчас -- муху слышно, друг другу делают замечания. Боятся, чтоб
их не перевели на более строгий режим. [Работать] стало гораздо легче,
особенно после Указа (о расстреле). Уже к паре [применили]. А то бывало
придёт на вахту с ножиком: берите, я гада убил... Как работать?"
Конечно, чище стал воздух. Подтверждает это и учительница колониальной
школы: "За хихиканье во время политбесед -- лишение досрочного освобождения.
Но если ты [актив], то будь хоть хам из хамов, лишь следи, чтобы другой не
бросил окурка, не был в шапке -- и тебе работа легче, и характеристика
лучше, и окажут потом помощь в прописке".
Совет Коллектива, Секция Внутреннего Порядка (от Марченко узнаём: Сука
Вышла Погулять), -- это как бы дружинники, у них красная повязка: не проходи
мимо нарушений! [Помогай надзирателям!] А Совет имеет право [ходатайствовать
о наказаниях!] У кого [статья трети'тся] (применимы две трети) или
[половинится] -- непременно надо идти помогать СВП, иначе не получишь
"условно-досрочного". У кого [статья глухая] -- не идут, им не нужно. И. А.
Алексеев пишет: "основная масса предпочитает медленную казнь, но в эти
советы и секции не идёт".
А уже мы начинаем воздух ощущать, правда? [[Общественная деятельность]] в
лагере! Какие лучшие чувства она воспитывает (холуйство, донос, отталкивание
соседа) -- вот и светлая лестница, ведущая в небо исправления! Но и как же
она скользка!
Вот из Тираспольского ИТК-2 жалуется Олухов (коммунист, директор
магазина, сел за злоупотребление): выступил на слёте передовиков
производства, кого-то разоблачал, "призывал заблудившихся сынов Родины к
добросовестному труду", зал ответил громкими аплодисментами. А когда сел на
свою скамейку, к нему подошёл зэк и сказал: "если бы ты, падло, выступил так
10 лет назад, я б тебя зарезал прямо на трибуне. А сейчас законы мешают, за
тебя, суку, расстрел дадут".
Чувствует читатель, как всё диалектически взаимосвязано, единство
противоположностей, одно переходит в другое? -- с одной стороны бурная
общественная деятельность, с другой опирается на расстрельный Указ? (А
[сроки] чувствует читатель? "10 лет назад" -- и всё там же человек. Прошла
эпоха -- и нет эпохи, а он всё там же...)
Тот же Олухов рассказывает и о заключённом Исаеве, бывшем майоре
(Молдавия, ИТК-4). Исаев был "непримирим к нарушителям режима, выступал на
Совете Коллектива против конкретных заключённых", то есть требуя им
наказаний и отмены льгот. И что же? "На другую ночь у него пропал яловый
военный сапог -- один из пары. Он надел ботинки -- но на следующую ночь
пропал и один ботинок". Вот какие недостойные формы борьбы применяет
загнанный классовый враг в наше время!..
Конечно, общественная жизнь -- это острое явление и им надо умело
руководить. Бывают случаи и совершенно разлагающие заключённых, как например
с Ваней Алексеевым. -- Назначили первое общелагерное собрание на 20 часов.
Но и до 22 часов играл оркестр, а собрание не начиналось, хотя офицеры
сидели на сцене. Алексеев попросил оркестр "отдохнуть", а начальство --
ответить, когда будет собрание. Ответ: не будет. Алексеев: в таком случае
мы, арестанты, сами проведём собрание на тему [О ЖИЗНИ И ВРЕМЕНИ]. Арестанты
загудели о своём согласии, офицеры сбежали со сцены. Алексеев вышел с
тетрадкой на трибуну и начал с культа личности. Но несколько офицеров
налетели, отняли трибуну, выворачивали лампочки и сталкивали тех
заключённых, которые успели забраться сюда. Надзирателям было приказано
арестовать Алексеева, но Алексеев сказал: "Граждане надзиратели, ведь вы
комсомольцы. Вы слышали -- я говорил правду, на кого ж вы руку поднимаете --
на совесть ленинской идеи?" Всё же арестовали бы и совесть идеи, но
зэки-кавказцы взяли Алексеева в свой барак и тем на одну ночь спасли от
ареста. Потом он отсидел карцер, а после карцера оформили его выступление
как антисоветское. Совет Коллектива ходатайствовал перед администрацией об
изоляции Алексеева за антисоветскую агитацию. На основании этого ходатайства
администрация обратилась в нарсуд -- и дали Алексееву 3 года [крытой
тюрьмы].
Для верного направления умов очень важны установленные в нынешних
колониях еженедельные [[политзанятия]]. Их проводят начальники отрядов
(200-250 ч.), офицеры. Избирается каждый раз определённая тема, ну например:
гуманизм нашего строя, превосходство нашей системы, успехи социалистической
Кубы, пробуждение колониальной Африки. Эти вопросы живо захватывают туземцев
и помогают им лучше выполнять колониальный режим и лучше работать. (Конечно,
не все понимают правильно. Из Иркутска: "В голодном лагере нам говорят об
изобилии в стране продуктов. Говорят о внедрении механизации повсюду, а мы
на производстве только и видим кайло, лопату, носилки, да применяем горб".)
*(12)
Еще очень важно [[радио]], если его правильно использовать (не музыку, не
пьесы про любовь, а воспитательные передачи).
Как и всё дозируется по режимам, так и радио: от 2-3 часов для особого
режима до полного дня вещания для общего режима. *(13)
А еще бывают и [[школы]] (а как же! мы же готовим их к возврату в
общество!) Только "всё построено на формальности, это для отвода глаз...
Идут туда ребята из-под палки, охоту учиться отбивают БУРом"; еще
"стесняются вольных учительниц, так как одеты в рвань".
А увидеть живую женщину -- слишком важное событие для арестанта.
Нечего и говорить, что правильное воспитание и исправление, особенно
людей взрослых, особенно если оно длится десятилетиями, может происходить
только на основе сталинско-бериевского послевоенного [[разделения полов]],
которое и признано на Архипелаге незыблемым. Взаимовлияние полов, как
импульс к улучшению и развитию, принятый во всём человеческом роде, не может
быть принят на Архипелаге, ибо тогда жизнь туземцев станет "похожею на
курорт". И чем ближе мы подходим под светлое зарево коммунизма, залившее уже
полнеба, тем настойчивее надо преступников отделять от преступниц и только
через эту изоляцию дать им как следует помучиться и исправить их. *(14)
Над всей стройной системой колониального исправления в нашу небезгласную
и небесправную эпоху существует надзор общественности, да, [[наблюдательные
комиссии]] -- читатель же не забыл о них? их никто не отменял.
Они составляются "от местных органов". Но практически там, в диких
местах, в этих вольных посёлках -- кто пойдёт и попадёт в эти комиссии,
кроме жён администрации? Это -- просто бабский комитет, выполняющий то, что
говорят их мужья.
Однако, в больших городах эта система изредка может дать и результаты
внезапные. Коммунистке Галине Петровне Филипповой райком поручил состоять в
наблюдательной комиссии одесской тюрьмы. Она отбивалась: "Мне нет никакого
дела до преступников!" -- и только партийной дисциплиною её заставили пойти.
А там она -- увлеклась! Она увидела там людей, да сколько среди них
невинных, да сколько среди них раскаявшихся. Она сразу установила порядок
разговаривать с заключёнными без администрации (чему администрация очень
противилась). Некоторые зэки месяцами смотрели на неё злыми глазами, потом
мягчели. Она стала ездить в тюрьму два, три, четыре раза в неделю,
оставалась в тюрьме до отбоя, отказывалась от отпуска -- уж не рады были те,
кто её сюда послал. Кинулась она в [инстанции] толковать о проблеме
