из разных мест -- и перед авторами писем я в долгу, не должен смолчать. И в
долгу вообще перед бытовиками: я мало уделил им во всей толще пройденной
книги.
Итак, постараюсь изложить главное, что мне известно о положении в
современных лагерях.
Да каких "лагерях"? [Лагерей]-то нет, вот в чём важная новинка хрущёвских
лет! От этого кошмарного сталинского наследия мы избавились! Порося
перекрестили в карася, и вместо лагерей у нас теперь... [колонии]
(метрополия -- колонии, туземцы живут в колониях, так ведь и должно быть? И
стало быть, уже не ГУЛаг, а ГУИТК (ну, да памятливый читатель удержал, что и
так он назывался когда-то, всё уже было). Если добавить, что и МВД у нас
теперь нет, а только МООП, то признаем, что заложены все основы законности и
не о чем шум поднимать. *(9)
Так вот режимы введены с лета 1961 года такие: [общий -- усиленный --
строгий -- особый] (без "особого" мы никуда с 1922 года...) Выбор режима
производится приговаривающим судом "в зависимости от характера и тяжести
преступления, а также (якобы) от личности преступника". Но проще и короче:
пленумами Верховных судов республик разработаны перечни статей уголовного
кодекса, по которым и видно, кого куда" совать. Это -- впредь, это --
свежеосуждаемых. А то живое население Архипелага, кого хрущёвская
предсъездовская реформа застигла на Архипелаге -- в "зазонном содержании",
бесконвойными и на облегчённом режиме? Тех "рассмотрели" местные народные
суды по перечням статей (ну, может быть еще по ходатайствам местных оперов)
-- и рассовали по четырём режимам. *(10)
Эти метания так легки и веселы на верхней палубе! -- вправо руль на
девяносто! влево руль на девяносто! -- но каковы они грудным клеткам в немом
и тёмном трюме? Года 3-4 назад сказали: обзаводитесь семьями, домами,
плодитесь и живите -- вас уже греет солнце наступающего коммунизма! Ничего
плохого вы с тех пор не совершили, вдруг -- лай собак, хмурые цепи
конвоиров, перекличка по делам, и семья ваша осталась в недостроенном доме,
а вас угоняют за какую-то новую проволоку. "Гражданин начальник, а --
хорошее поведение?.. Гражданин начальник, а -- добросовестный труд?.."
Кобелю под хвост ваше хорошее поведение! Кобелю под хвост ваш добросовестный
труд!..
Какая, какая ответственная администрация на земле допустит вот такие
повороты и прыжки? Разве только в нарождающихся африканских государствах...
Что за мысль руководила реформой 1961 года -- истинная, не показная?
(показная -- "добиться лучшего исправления"). По-моему, вот какая: лишить
заключённого материальной и личной независимости, невыносимой для
Практических Работников, поставить его в положение, когда на его желудке
отзывалось бы одно движение пальца Практического Работника -- то есть,
сделать зэка вполне управляемым и подчинённым. Для этого надо было:
прекратить массовую бесконвойность (естественную жизнь людей, осваивающих
дикие места!), всех загнать в зону, сделать основное питание недостаточным,
пресечь подсобные его средства: заработок и посылки.
А [[посылка]] в лагере -- это не только пища. Это -- всплеск моральный,
это -- кипучая радость, руки трясутся: ты не забыт, ты не одинок, о тебе
думают! Мы в наших каторжных Особлагерях могли получать неограниченное число
посылок (их вес -- 8 килограммов, был общепочтовым ограничением). Хотя
получали их далеко не все и неравномерно, но это неизбежно повышало [общий]
уровень питания в лагере, не было такой смертной борьбы. Теперь введено и
ограничение веса посылки -- 5 кг, и жестокая шкала -- в год не более:
шести-четырёх-трёх-двух посылок соответственно по режимам! То есть на самом
льготном общем режиме человек может получить раз в два месяца пять
килограммов, куда входят и упаковка и, может быть, что-то из одежды -- и
значит меньше 2 кг в месяц на [[все]] виды еды! А при режиме особом -- 600
грамм в месяц...
Да если б их-то давали!.. Но и эти жалкие посылки разрешаются лишь тем,
кто отсидел [более половины срока]. И чтобы не имел никаких "нарушений"
(чтобы нравился оперу, воспитателю, надзирателю и надзирателеву поросёнку)!
И обязательно 100% производственного выполнения! И обязательное участие в
"общественной жизни" колонии (в тех тощих концертах, о которых пишет
Марченко; в тех насильственных спартакиадах, когда человек падает от
слабости; или хуже -- в подручных надзорсостава).
Поперхнёшься и той посылкой! За этот ящичек, собранный твоими же
родственниками, -- требуют еще душу твою!
Читатель, очнитесь! Мы [историю] -- кончили, мы историю уже захлопнули.
Это -- [сейчас, сегодня], когда ломятся наши продуктовые магазины (хотя бы в
столице), когда вы искренне отвечаете иностранцам, что наш народ вполне
насытился. А наших оступившихся (а часто [ни в чем не виноватых], вы же
поверили наконец в мощь нашего правосудия!) соотечественников [исправляют
голодом] вот так! Им снится -- хлеб!
(Еще заметим, что самодурству лагерных хозяев предела нет, контроля нет!
Наивные родственники присылают бандероль -- с газетами или с лекарствами. И
бандероль засчитывают как посылку! -- очень много случаев таких, из разных
мест пишут. Начальник режима срабатывает как робот с фотоглазом: штука! А
посылку, пришедшую следом, -- отправляют назад.)
Зорко следится также, чтоб ни кусочек съедобный не был передан зэку и при
свидании! Надзиратели видят свою честь и свой опыт в том, чтоб такого не
допустить. Для этого приезжающих [вольных женщин обыскивают, обшаривают
перед свиданием!] (Ведь Конституцией же это не запрещено! Ну, не хочет --
пусть уезжает, не повидавшись.)
Еще плотней заложен путь приходу [[денежных поступлений]] в колонию:
сколько бы ни прислано было родственниками, всё это зачисляется на лицевой
счёт "до освобождения" (то есть, государство беспроцентно берёт у зэка
взаймы на 10 и 25 лет). [И сколько бы ни заработал зэк] -- он этих денег
тоже не увидит.
[[Хозрасчёт]] такой: труд заключённого оплачивается в 70% от
соответственной зарплаты вольного (а -- почему? разве его изделия пахнут
иначе? Если б это было на Западе, это называлось бы эксплоатацией и
дискриминацией). Из оставшегося вычитается 50% в пользу колонии (на
содержание зоны, Практических Работников и собак). Из следующего остатка
вычитается за харчи и обмундирование (можно себе представить, почём идёт
баланда с рыбьими головами). И последний остаток зачисляется на лицевой счёт
"до освобождения". Использовать же в лагерном [[ларьке]] заключённый может в
месяц соответственно по режимам: 10--7--5--3 рубля. (Но из Каликаток
Рязанской области жалуются, что за всеми вычетами даже этих 5 рублей у людей
не осталось -- на ларёк не хватило.) А вот сведения из правительственной
газеты "Известия" (еще в льготное время, март 1960 г., и рубли еще дутые,
сталинские): ленинградская девушка Ирина Папина, которая до нарывов по всем
пальцам корчевала пни, стаскивала камни, разгружала вагоны, заготовляла
дрова, -- зарабатывала... 10 рублей в месяц.
А дальше идёт "режимное оформление" самого ларька, пересечённое с
равнодушием торговцев. По выворотному свойству [колониального] режима (ведь
так теперь правильно будет говорить вместо "лагерного"? Языковеды, как быть,
если острова сами переименовались в [колонии?]..) ларёк-льгота превращается
в ларёк-наказание, в то слабое место зэка, по которому его бьют. Почти в
каждом письме, из колоний сибирских и архангельских, пишут об этом: ларьком
наказывают! ларька лишают за каждый мелкий проступок. Там за опоздание в
подъёме на три минуты лишался ларька на три месяца (это называется у зэков
"удар по животу"). Там не успел письмо кончить к вечернему обходу -- на
месяц лишили ларька. Там лишили потому, что "язык не так подвешен". А из
Усть-Вымской колонии строгого режима пишут: "что ни день, то серия приказов
на лишение ларька -- на месяц, на два, на три. Каждый четвёртый человек
имеет нарушения. А то бухгалтерия за текущий месяц забыла тебе начислить,
пропустила в списке, -- уж это пропало". (Другое дело -- в карцер сразу не
посадили, это и за прошлое не пропадёт.)
Старого зэка, пожалуй, не удивишь. Обычные черты бесправия. Еще пишут:
"дополнительно два рубля в месяц могут быть выписаны за [трудовые успехи].
Но чтоб их получить, надо совершить на производстве героический поступок".
Вы подумайте только, как высоко ценится труд в нашей стране: за
выдающиеся трудовые успехи -- два рубля в месяц!
Вспоминают и норильскую историю, правда 1957 года -- еще при блаженной
передышке: какие-то неизвестные зэки съели любимую собаку распорядителя
кредита Воронина, и за это в наказание семь месяцев (!) весь лагерь "летел
без зарплаты".
Очень реально, очень по-островному.
Возразит Историк-Марксист: это анекдотический случай, зачем о нём? А
нарушитель, сами сказали, только каждый четвёртый. Значит, веди себя
примерно, и даже на строгом режиме тебе обеспечены три рубля в месяц --
килограмм сливочного масла почти!
Как бы не так! Вот повезло этому Историку с его "лотереей" (да и статейки
писал очень правильные) -- не побывал в лагере. Это хорошо, если в ларьке
есть хлеб, дешёвые конфеты и маргарин. А то хлеб -- 2-3 раза в месяц. А
конфеты -- только дорогие. Какое там сливочное масло, какой там сахар! --
если торговец будет ретив (но он не будет), так есть Руководство -- ему
[подсказать]. Зубной порошок, паста, щётки, мыло, конверты (да и то не
везде, а уж писчую бумагу -- нигде, ведь на ней жалобы пишут!), дорогие
папиросы, -- вот ассортимент ларька. Да не забудьте, дорогой читатель, что
это -- не тот ларёк на воле, который каждое утро открывает свои створки, и
вы можете взять сегодня на 20 копеек и завтра на 20 копеек, нет! У нас так:
на 2 дня в месяц откроется этот ларёк, ты простой в очереди три часа, да
зайдя (товарищи из коридора торопят) набирай сразу на все свои рубли --
потому что их нет у тебя на руках, этих рублей, а сколько в ведомости стоит,
столько набирай сразу: бери десять пачек папирос, бери четыре тюбика пасты!
И остаётся бедному зэку [[норма]] -- его туземная колониальная норма (а
колония-то -- за Полярным Кругом): хлеба -- 700 г, сахара -- 13, жиров --
19, мяса -- 50, рыбы -- 85. (Да это только цифры! -- и мясо и рыба придут
такие, что тут же половину отрежут и выбросят). Это -- цифры, а в миске их
не может быть, не бывает. Баланду свою описывают с Усть-Неры так: "пойло,
которое не всякая колхозная скотина будет есть". Из Норильска: "магара и
сечка господствуют по сегодняшний день". А еще есть и стол штрафников: 400 г
хлеба и один раз в день горячее.
Правда, на Севере для "занятых на особо-тяжёлых работах" выписывают некое
дополнительное питание. Но уж зная острова, знаем мы, как в тот список еще
попасть (не всё тяжёлое есть "особо-тяжёлое"), и что губит "большая
пайка"... Вот Пичугин "пока был пригоден, намывал по 40 кг золота за сезон,
перетаскивал за день на плечах по 700-800 шпал -- но на 13-м году заключения
стал инвалидом -- и переведён на [униженную] норму питания". Неужели,
спрашивает, у такого человека стал меньше размер желудка?
А мы вот как спросим: этот один Пичугин своими сорока килограммами золота
-- сколько дипломатов содержал? Уж посольство в Непале -- всё полностью! А у
них там -- не [униженная] норма?
Из разных мест пишут: общий голод, всё впроголодь. "У многих язвы
желудка, туберкулёз". (Иркутская обл.): "У молодёжи -- туберкулёз, язва
желудка". (Рязанская область); "Много туберкулёзников".
