действительными. (Вообще, когда показания, выгодные обвинению,
разваливаются, -- характерный и постоянный выворот суда: пренебречь судебным
следствием, опереться на деланное предварительное: "Ну, как же так?.. А в
ваших показаниях записано... А на следствии вы показали... Какое ж вы имеет
право отказываться?.. За это тоже судят!")
Судья не слышит никакой [сути], никакой истины. Эти баптисты преследуются
за то, что не признают проповедников, присланных от атеиста,
государственного уполномоченного, а хотят своих (по баптистскому уставу
проповедником может быть всякий их брат). Есть установка обкома партии: их
осудить, а детей от них оторвать. И это будет выполнено, хотя только что
левою рукой Президиум Верховного Совета подписал (2 июля 1962 г.) всемирную
конвенцию "о борьбе с дискриминацией в области образования". *(8) Там пункт:
"родители должны иметь возможность обеспечить религиозное и моральное
воспитание детей в соответствии с их собственными убеждениями". Но именно
этого мы допустить и не можем! Всякий, кто выступит на суде по сути,
проясняя дело -- непременно обрывается, сбивается, запутывается судьёю.
Уровень его полемики: "[когда] же будет конец света, если мы наметили
строить коммунизм?"
Из последнего слова молодой девушки Жени Хлопониной: "Вместо того, чтобы
идти в кино или на танцы, я читала Библию и молилась -- и только за это вы
лишаете меня свободы. Да, быть на свободе -- большое счастье, но быть
свободным от греха -- бо'льшее. Ленин говорил: только в Турции и в России
сохранились такие позорные явления, как преследования за религию. В Турции я
не была, не знаю, а в России -- как видите". Её обрывают.
Приговор: двум по 5 лет лагеря, двум -- по 4, многодетному Базбею -- 3.
Подсудимые встречают приговор [с радостью] и молятся. "Представители с
производства" кричат: "Мало! Добавить!" (керосином поджечь...)
Терпеливые баптисты учли и подсчитали, и создали такой "совет
родственников узников", который стал издавать рукописные ведомости обо всех
преследованиях. Из ведомостей мы узнаём, что с 1961 по июнь 1964 года
осуждено 197 баптистов, *(9) среди них 15 женщин. (Все пофамильно
перечислены. Подсчитаны и иждивенцы узников, оставшиеся теперь без средств
пропитания: 442, из них дошкольного возраста 341). Большинству дают 5 лет
ссылки, но некоторым -- 5 лет лагеря [строгого] режима (только-только что не
в полосатой шкуре!), вдобавок еще и 3-5 лет ссылки. Б. М. Здоровец из Ольшан
Харьковской области получил за веру 7 лет строгого режима. Посажен 76-летний
Ю. В. Аренд, а Лозовые -- всею семьёю (отец, мать, сын). Евгений М. Сирохин,
инвалид Отечественной войны 1 группы, [слепой на оба глаза], осужден в селе
Соколове Змиёвского района Харьковской области на 3 года лагерей за
христианское воспитание своих детей Любы, Нади и Раи, которые отобраны у
него решением суда.
Суд над баптистом М. И. Бродовским (г. Николаев, 6.10.66) не гнушается
использовать грубо-подделанные документы. Подсудимый протестует: "Это не по
совести!" Рычат ему в ответ: "Да [закон] вас сомнёт, раздавит и уничтожит!"
[За-кон]. Это вам -- не "внесудебная расправа" тех лет, когда еще
"соблюдались нормы".
Недавно стало известно леденящее душу "Ходатайство" С. Караванского,
переданное из лагеря на волю. Автор имел 25, отсидел 16 (1944 -- 60),
освобожден (видимо, по "двум третям"), женился, поступил в университет --
нет! в 1965-м пришли к нему снова: собирайся! не досидел 9 лет.
Где ж еще возможно это, при каком другом земном Законе, кроме нашего? --
навешивали [четвертные] железными хомутами, концы сроков -- 70-е годы! Вдруг
новый кодекс (1961) -- не выше 15 лет. Да юрист-первокурсник и тот понимает,
что стало быть отменяются те 25-летние сроки! А у нас -- не отменяются. Хоть
хрипи, хоть головой об стенку бейся -- не отменяются. А у нас -- даже
пожалуйте досиживать!
Таких людей немало. Не попавшие в эпидемию хрущёвских освобождений, наши
покинутые однобригадники, однокамерники, встречные на пересылках. Мы их
давно забыли в своей восстановленной жизни, а они всё так же потеряно,
угрюмо и тупо бродят всё на тех же пятачках вытоптанной земли, всё меж теми
же вышками и проволоками. Меняются портреты в газетах, меняются речи с
трибун, борются с [культом], потом перестают бороться -- а 25-летники,
сталинские крестники, всё сидят...
Холодящие тюремные биографии некоторых -- приводит Караванский.
О, свободолюбивые "левые" мыслители Запада! О, левые лейбористы! О,
передовые американские, германские, французские студенты! Для вас -- этого
мало всего. Для вас -- и вся моя эта книга сойдёт за ничто. Только тогда вы
сразу всё поймете, когда "р-руки назад!" пото'паете [[сами]] на наш
Архипелаг.
Но, действительно, политических -- теперь несравнимо со сталинским
временем: счёт уже не на миллионы и не на сотни тысяч.
Оттого ли что исправился [закон?]
Нет, лишь изменилось (на время) направление корабля. Всё так же
вспыхивают [юридические эпидемии], облегчая мозговой процесс юридических
работников, и даже газеты подсказывают умеющим их читать: стали писать о
хулиганстве -- знай, повально сажают по хулиганской статье; пишут о
воровстве у государства -- знай, сажают расхитителей.
Уныло твердят сегодняшние зэки из колоний:
"Найти справедливость бесполезно. В печати одно, а в жизни другое".
(В.И.Д.)
"Мне надоело быть изгнанником своего общества и народа. Но где можно
добиться правды? Следователю больше веры, чем мне. А что она может знать и
понимать -- девчонка 23-х лет, разве она может представить, на что обрекают
человека?"
(В. К.)
"Потому и не пересматривают дел, что им тогда [самим сокращаться]".
(Л-н)
"Сталинские методы следствия и правосудия просто перешли из политической
области в уголовную, только и всего".
(Г. С.)
Вот и усвоим, что' сказали эти страдающие люди:
1) пересмотр дел невозможен (ибо рухнет судейское сословие);
2) [[как]] раньше кромсали по 58-й, [[так]] теперь кромсают по уголовным
(ибо -- чем же им питаться? и как же тогда Архипелаг?).
Одним словом: хочет гражданин убрать со света другого гражданина, ему
неугодного (но, конечно, не прямо ножом в бок, а [по закону]). -- Как это
сделать без промаха? Раньше надо было писать донос по 58-10. А сейчас --
надо предварительно посоветоваться с [работниками] (следственными,
милицейскими, судейскими -- а у [такого] гражданина именно [такие] дружки
всегда есть): что' модно в этом году? на какую статью невод заведён? по
какой требуется судебная выработка? Ту и суй, вместо ножа.
Долгое время бушевала, например, статья [Изнасилование] -- Никита как-то
под горячую руку велел меньше 12 лет не давать. И стали в тысячу молотков во
всех местах клепать по двенадцать, чтоб кузнецы без дела не застаивались! А
это -- статья деликатная, интимная, оцените, она чем-то напоминает 58-10: и
там с глазу на глаз и тут с глазу на глаз! и там не проверишь и здесь не
проверишь, свидетелей избегают -- а суду как раз этого и нужно.
Вот вызывают в милицию двух ленинградских женщин (дело С-ва). -- Были с
мужчинами на вечеринке? -- Были. -- Половые сношения были? (А о том есть
верный донос, установлено.) -- Б-были. -- Так одно из двух: вы вступали в
половой акт добровольно или недобровольно? Если добровольно, рассматриваем
вас как проституток, сдайте ленинградские паспорта и в 48 часов из
Ленинграда! Если [не] добровольно -- пишите заявление как потерпевшие по
делу об изнасиловании! Женщинам никак не хочется уезжать из Ленинграда! И
мужчины получают по 12 лет.
А вот дело М. Я. Потапова, моего сослуживца по школе. Всё началось с
квартирной ссоры -- с желания соседей расшириться и с того, что жена
Потапова, коммунистка, донесла еще на одних соседей, что те незаконно
получают пенсию. И вот -- месть! Летом 1962 года Потапов, смирно живущий,
ничего не подозревающий, внезапно вызван к следователю Васюре и больше уже
не вернулся. (Учитесь, читатель! В таком правовом государстве, как наше, это
может быть и с вами в любой день, поверьте!) Следствие облегчается тем, что
Потапов уже отбыл 9 лет по 58-й (да еще отказался в 40-е годы дать ложное
показание на однодельца, что' делает его особенно ненавистным следствию).
Васюра так откровенно и говорит ему: "Я вас пересажал столько, сколько у
меня волос на голове. Жалко, теперь прав старых нет". Прибежала жена
выручать мужа, Васюра ей: "Плевать я на тебя хотел, что ты -- партийная!
Захочу -- и тебя посажу!" (Как пишет зам. генерального прокурора СССР Н.
Жогин: *(10) "В иных статьях и очерках как-то пытаются принизить труд
следователя, сорвать с него ореол романтики. А -- зачем?").
В ноябре 1962-го Потапова судят. Он обвиняется в изнасиловании 14-летней
цыганки Нади (из их двора) и растлении 5-летней Оли, для чего заманивал их
смотреть телевизор. В протоколах следствия от имени 6-летнего Вовы, никогда
в жизни не видавшего полового акта, квалифицированно и подробно описывается
такой акт "дяди Миши" с Надей, как Вова будто бы наблюдал через недоступно
высокое, замороженное, закрытое ёлкой и занавесками окно. (Вот за этот
[диктант], растлевающий малолетнего -- кого судить?) "Изнасилованная" Надя 6
месяцев беременности о том молчала, а как понадобилось дяде Васюре, так и
заявила. На суд приходят преподаватели нашей школы -- их не пускают в
заседание. Но от этого они становятся свидетелями, как в коридоре суда
родители подговаривают своих "свидетелей"-детей не сбиться в показаниях!
Преподаватели пишут коллективное письмо на имя суда -- письмо это имеет
только то последствие, что теперь их поодиночке вызывают в райком партии и
грозят снять с преподавательской работы [за недоверие к советскому суду]. (А
как же? Эти протесты надо обрывать в самом зародыше! А иначе для правосудия
и жизни не будет, если общественность посмеет иметь своё мнение о нём.) Тем
временем -- приговор: 12 лет строгого режима. И всё. И кто знает
провинциальную обстановку -- чем можно противиться? Ничем. Мы бессильны.
Самих с работы снимут. Пусть погибает невинный! Всегда прав суд и всегда
прав райком (а связаны они -- телефоном).
И так бы осталось. [Вот так всегда и остаётся].
Но по стечению обстоятельств в эти самые месяцы печатается моя повесть о
давно минувших неправдоподобных страданиях Ивана Денисовича -- и райком
перестаёт быть для меня кошкой-силой, я вмешиваюсь в это дело, пишу протест
в Верховный Суд республики, а главное -- вмешиваю корреспондентку "Известий"
О. Чайковскую. И начинается [трёхлетний] бой.
Тупая, глухая следственно-судебная туша тем и живёт, что она --
безгрешна. Эта туша тем и сильна, тем и уверена, что никогда не
пересматривает своих решений, что каждый судейский может рубить как хочет --
и уверен, что никто его не подправит. Для того существует закрытый сговор:
каждая жалоба, в какую бы Перемоскву её не послали, будет переслана на
рассмотрение именно той инстанции, на которую она жалуется. И да не будет
никто из судейских (прокурорских и следовательских) порицаем, если он
злоупотребил, или дал волю раздражению, или личной мести, или ошибся, или
сделал не так -- покроем! защитим! стенкою станем! На то мы и Закон.
Как это так -- начать следствие и не обвинить? Значит, холостая работа
следователя? Как это -- нарсуду принять дело и не осудить? Значит,
следователя подвести, а нарсуд работает вхолостую? Что значит облсуду
пересмотреть решение нарсуда? -- значит, повысить процент брака в своей
