общественное мнение ничего не стоит, достаточно написать статью "Человек за
решёткой"... *(24) и завтра народ будет митинговать, чтобы нас сожгли в
печах".
Верно. Ведь всё верно.
-- "Ваша позиция -- арьергард!" -- огорошил меня Ваня Алексеев.
И от всех этих писем я, ходивший для себя в героях, увидел себя виноватым
кругом: за десять лет я потерял живое чувство Архипелага.
Для [[них]], для [[сегодняшних]] зэков моя книга была -- не в книгу, и
правда -- не в правду, если не будет продолжения, если не будет дальше
сказано еще и [[о них]]. Чтоб сказано было -- и чтоб изменилось! Если слово
не о деле и не вызовет дела -- так и на что оно? ночной лай собак на
деревне?
(Я рассуждение это хотел бы посвятить нашим модернистам: вот [так] наш
народ привык понимать литературу. И нескоро отвыкнет. И надо ли отвыкать?)
И очнулся я. И сквозь розовые благовония реабилитаций различил прежнюю
скальную громаду Архипелага, его серые контуры в вышках.
Состояние нашего общества хорошо описывается физическим [полем]. Все
силовые линии этого поля направлены от свободы к тирании. Эти линии очень
устойчивы, они врезались, они вкаменились, их почти невозможно взвихрить,
сбить, завернуть. Всякий внесённый заряд или масса легко сдуваются в сторону
тирании, но к свободе им пробиться -- невозможно. Надо запрячь десять тысяч
волов.
Теперь-то, после того как книга моя открыто объявлена вредной,
напечатание её признано ошибкой ("последствия волюнтаризма в литературе"),
изымается она уже и из вольных библиотек, -- упоминание одного имени Ивана
Денисовича или моего стало на Архипелаге непоправимой крамолой. Но тогда-то!
тогда -- когда Хрущев жал мне руку и под аплодисменты представлял тем трём
сотням, кто считал себя элитой искусства, когда в Москве мне делали "большую
прессу" и корреспонденты томились у моего гостиничного номера, когда открыто
было объявлено, что партия и правительство [поддерживают] такие книги, когда
Военная Коллегия Верховного Суда гордилась, что меня реабилитировала (как
сейчас, наверно, раскаивается) и юристы-полковники заявляли с её трибуны,
что книгу эту в лагерях [должны читать]! -- тогда-то немые, безгласные,
ненаименованные силы поля невидимо упёрлись -- и книга остановилась!!
[Тогда] остановилась! И в редкий лагерь она попала законно, так, чтоб её
брали читать из библиотеки КВЧ. Из библиотек её изъяли. Изымали её из
бандеролей, приходивших кому-то с воли. Тайком, под полой, приносили её
вольняшки, брали с зэков по 5 рублей, а то будто и по 20 (это -- хрущёвскими
рублями! и это с зэков! но зная бессовестность прилагерного мира, не
удивишься). Зэки проносили её в лагерь через шмон, как нож; днём прятали, а
читали по ночам. В каком-то североуральском лагере для долговечности сделали
ей металлический переплёт.
Да что говорить о зэках, если и на сам прилагерный мир распространялся
тот же немой, но всеми принятый запрет! На станции Вис Северной железной
дороги вольная Мария Асеева написала в "Лит. газету" одобрительный отзыв на
повесть --и то ли в ящик почтовый бросила, то ли неосторожно оставила на
столе, -- но через 5 часов после написания отзыва секретарь парторганизации
В. Г. Шишкин обвинял её в политической провокации (и слова-то находят!) -- и
тут же она была [арестована]. *(25)
В Тираспольской ИТК-2 заключённый скульптор Г. Недов в своей придурочной
мастерской лепил фигуру заключённого ([фот. 10]), сперва из пластилина.
Начальник режима капитан Солодянкин обнаружил: "Да ты заключённого делаешь?
Кто дал тебе право? Это -- [контрреволюция!]" Схватил фигурку за ноги,
разодрал и на пол швырнул половинки: "Начитался каких-то Иван Денисовичей!"
(Но дальше не растоптал, и Недов половинки спрятал.) По жалобе Солодянкина
Недов был вызван к начальнику лагеря Бакееву, но за это время успел в КВЧ
раздобыть несколько газет. "Мы тебя судить будем! Ты настраиваешь людей
против советской власти!" -- загремел Бакаев. (А понимают, чего стоит вид
зэка!) "Разрешите сказать, гражданин начальник... Вот Никита Сергеевич
говорит... Вот товарищ Ильичёв..." -- "Да он с нами как с равными
разговаривает!" -- ахнул Бакаев. -- Лишь через полгода Недов отважился снова
достать те половинки, склеил их, отлил в баббите и через вольного отправил
фигуру за зону.
Фото 10. Скульптура Недова
Начались по ИТК-2 поиски повести. Был общий генеральный шмон в жилой
зоне. Не нашли. Как-то Недов решил им отомстить: с "Гранит не плавится"
Тевекеляна устроился вечером, будто от комнаты загородясь (при стукачах
ребят просил прикрыть), а чтоб в окно было видно. Быстро стукнули. Вбежали
трое надзирателей (а четвёртый извне через окно смотрел, кому он передаст).
Овладели! Унесли в надзирательскую, спрятали в сейф. Надзиратель Чижик, руки
в боки, с огромной связкой ключей: "Нашли книгу! Ну, теперь тебя посадят!"
Но утром офицер посмотрел: "Эх, дураки!.. Верните".
Так читали зэки книгу, "одобренную партией и правительством"!..
В заявлении советского правительства от декабря 1964 года говорится:
"Виновники чудовищных злодеяний ни в коем случае и ни при каких
обстоятельствах не должны избежать справедливого возмездия... Ни с чем не
сравнимы злодеяния фашистских убийц, стремившихся уничтожить целые народы".
Это -- к тому, чтобы в ФРГ не разрешить применять сроков давности по
прошествии двадцати лет.
Только вот [[самих себя]] судить не хочется, хотя бы и "стремились
уничтожить целые народы".
У нас много печатается статей о том, как важно наказывать сбежавших
западногерманских преступников. Есть просто специалисты по таким статьям,
например Лев Гинзбург. Он пишет (говорят, что -- для аналогии): какая
моральная подготовка должна была быть проведена нацистами, чтобы массовые
убийства показались им естественными и нравственными? Теперь законодатели
ищут защиты в том, что не они же исполняли приговоры! А исполнители -- в
том, что не они же издавали законы!
Как знакомо... Мы только что прочли у наших [практических]: "Содержание
заключённых связано с исполнением приговора... Охрана не знала, кто за что
сидит".
Так надо было [узнать], если вы люди! Потому вы и злодеи, что не имели ни
гражданского, ни человеческого взгляда на охраняемых людей. А разве не было
[инструкций] и у нацистов? А разве не было у нацистов веры, что они спасают
арийскую расу?
Да и наши следователи не запнутся (уже не запинаются) ответить: а зачем
же заключённые сами на себя показывали? Надо было, мол, твёрдо стоять, когда
мы их пытали! А зачем же доносчики сообщали ложные факты? Ведь мы опирались
на них, как на свидетельские показания!
Было короткое время -- они забеспокоились. Уже упомянутый В. Н. Ильин
(бывший ген.-лейтенант МГБ) сказал по поводу Столбуновского (следователя
генерала Горбатова, тот помянул его): "Ай, ай, как нехорошо! Ведь у него
теперь неприятности начались. А человек хорошую пенсию получает". -- Да
потому за перо взялась и А. Ф. Захарова -- взволновалась, что скоро за всех
возьмутся; и о капитане Лихошерстове (!), которого "очернил" Дьяков,
написала горячо: "Он и сейчас капитан, секретарь парторганизации (!),
[трудится] на сельхозе. И представляете, как ему трудно сейчас [работать],
когда о нём такое пишут! Идёт разговор, что Лихошерстова будут [разбирать] и
[чуть ли] не привлекать! *(26) Да [за что]?! Хорошо, если это только
разговор, а не исключена возможность, что и додумаются. Вот уж это
произведёт настоящий фурор среди сотрудников МООП. Разбирать за то, что он
[выполнял все указания, которые давались сверху?] А теперь он должен
отчитываться за тех, кто давал эти указания? Вот это здорово! Стрелочник
виноват!"
Но переполох быстро кончился. Нет, [отвечать] никому не придется.
[Разбирать] не будут никого.
Может быть, вот штаты немного кое-где сократились, -- да ведь перетерпеть
-- и расширятся! А пока гебисты, кто еще не дослужил до пенсии или кому надо
к пенсии добрать, пошли в писатели, в журналисты, в редакторы, в
лекторы-антирелигиозники, в идеологические работники, кто -- в директоры
предприятий. Сменив перчатки, они по-прежнему будут нас вести. Так и
надёжнее. (А кто хочет пребывать на пенсии -- пусть благоденствует.
Например, подполковник в отставке Хурденко. Подполковник, экий чин! --
небось, батальоном командовал? Нет, в 1938-м году начинал с простого
вертухая, держал кишку насильственного питания.)
А в архивных управлениях пока, не торопясь, просматривают и уничтожают
все лишние документы: расстрельные списки, постановления на ШИзо и БУРы,
материалы лагерных следствий, доносы стукачей, лишние данные о Практических
Работниках и конвоирах. Да и в санчасти, и в бухгалтерии -- везде найдутся
лишние бумаги, лишние следы...
...Мы придём и молча сядем на пиру.
Мы живые были вам не ко двору.
А сегодня мы безмолвны и мертвы,
Но и мёртвых нас еще боитесь вы!
(Виктория Г., колымчанка)
Заикнёмся: а что, правда, всё стрелочники да стрелочники? А как -- со
Службой Движения? А [повыше], чем вертухаи, практические работники да
следователи? Те, кто только указательным пальцем шевелил? Кто только с
трибуны несколько слов...
Еще раз, как это? -- "виновники чудовищных злодеяний... ни при каких
обстоятельствах... справедливого возмездия... ни с чем не сравнимы...
стремившихся уничтожить целые народы..."
Тш-ш-ш! Тш-ш-ш! Потому-то в августе 1965 года с трибуны Идеологического
Совещания (закрытого совещания о Направлении наших умов) и было возглашено:
"[Пора восстановить] полезное и правильное понятие [враг народа!]"
1. Этот пенсионер -- не тот ли Успенский, который отца своего,
священняка, убил -- и сделал на том лагерную карьеру?
2. Ну да, простые беспартийные, военнопленные.
3. Еще сколько!.. Побольше ваших!
4. Какая интеллектуальная глубина думы! Кстати, не так уж молча: с
непрерывными раскаяниями и просьбами помиловать.
5. Железняк и меня самого [[помнит]]: "прибыл в кандальном этапе,
выделялся склочным характером; потом был отправлен в Джезказган и сам вместе
с Кузнецовым был во главе восстания"...
6. Мы? -- "только выполняли приказ", "мы не знали".
7. Очень важное свидетельсгво!
8. Верно, что -- легион, верно. Только впопыхах не проверили по Евангелию
цитату. Легион-то -- [[БЕСОВ]]...
9. На всякий случай тоже прячется: чорт его знает, куда еще рванёт
ветер!..
10. "Московская правда" -- 8 декабря 1962 года.
11. "Казахстанская правда" -- 6.10.64, письмо дипломата А. Гудзенко.
12. "Казахстанская правда" -- 27.8.64.
13. "Красноярский рабочий" -- 27.9.64.
14. 25 апреля 1964 г.
15. В. Вяткин -- "Человек рождается дважды".
16. Часть III, глава 11.
17. Такое впечатление, что А.-Семёнов знает быт вольных начальников и
места те видал, а вот быт заключённых знает плохо, то и дело у него клюквы:
баптисты у него -- "бездельничают", татарин-конвоир подкормил татарина-зэка,
и [[поэтому]] решили зэки, что парень -- стукач! Да не могли так решить, ибо
конвой однодневен и стукачей не держит.
18. "Тюменская правда", 13.8.64.
19. Волгин. "Солдаты революции" -- "Красноярский рабочий" -- 27.9.64.
20. М. Чарный. "Коммунисты остаются коммунистами" -- "Лит. газета" --
15.9.64.
21. Если говорить о [[личном]] тоне этих сочинений, то наиболее умеренный
тон у Шелеста -- он всё-таки коснулся боком лиха (хоть может быть большую
часть срока и откантовался, как его герой Заборский). В его рассказах есть
реальные черты лагеря. -- Наиболее неприятный тон у Дьякова. И здесь не одна
