уже на полу, как для собаки, грубая глинянная миска.
Туда отдел агитации устраивал экскурсии для своих -- кому не привелось
посидеть и может быть не придется. Туда водили и приходящих генералов (они
не были очень поражены). Просили прислать сюда и экскурсию из вольных
жителей посёлка -- ведь на объектах они всё равно сейчас без заключённых не
работают. И даже такую экскурсию генералы прислали -- разумеется не из
простых работяг, а персонал подобранный, который не нашёл, чем возмутиться.
Встречно и начальство предложило свозить экскурсию из заключённых на
Рудник (1-е и 2-е лаготделение Степлага), где по лагерным слухам тоже
вспыхнул мятеж (кстати, слова этого [мятеж], или еще хуже [восстание],
избегали по своим соображениям и рабы и рабовладельцы, заменяя
стыдливо-смягчающим словом [сабантуй]). Выборные поехали и убедились, что
там-таки действительно всё по-старому, выходят на работу.
Много надежд связывалось с распространением таких забастовок! Теперь
вернувшиеся выборные привезли с собой уныние.
(А свозили-то их вовремя! Рудник, конечно, был взбудоражен, от вольных
слышали были и небылицы о кенгирском мятеже. В том же июне так сошлось, что
многим сразу отказали в жалобах на пересмотр. И какой-то пацан
полусумасшедший был ранен на [запретке]. И тоже началась забастовка, сбили
ворота между лагпунктами, вывалили на линейку. На вышках появились пулемёты.
Вывесил кто-то плакат с антисоветскими лозунгами и кличем "Свобода или
смерть!" Но его сняли, заменили плакатом с [законными] требованиями и
обязательством полностью возместить убытки от простоя, как только требования
будут удовлетворены. Приехали грузовики вывозить муку со склада -- не дали.
Что-то около недели забастовка продлилась, но нет у нас никаких точных
сведений о ней, это всё -- из третьих уст, и вероятно -- преувеличено.)
Вообще были недели, когда вся война перешла в войну агитационную. Внешнее
радио не умолкало: через несколько громкоговорителей, обставивших лагерь,
оно чередило обращение к заключённым с информацией, дезинформацией и
одной-двумя заезженными, надоевшими, все нервы источившими пластинками.
Ходит по полю девчонка,
Та, в чьи косы я влюблен.
(Впрочем, чтобы заслужить даже эту невысокую честь -- проигрывание
пластинок, надо было восстать! Коленопреклонённым даже этой дряни не
играли.) Эти же пластинки работали в духе века и как [глушилка] -- для
глушения передач, идущих из лагеря и рассчитанных на конвойные войска.
По внешнему радио то чернили всё движение, уверяя, что начато оно с
единственной целью насиловать женщин и грабить (в самом лагере зэки
смеялись, но ведь громкоговорители доставалось слышать и вольным жителям
поселка. Да ни до какого другого объяснения рабовладельцы не могли и
подняться -- недостижимой высотой для них было бы признать, что эта чернь
способна искать справедливости!) То старались рассказать какую-нибудь
гадость о членах Комиссии (даже об одном пахане: будто этапируясь на Колыму
на барже, он открыл в трюме отверстие и потопил баржу и триста зэ-ка. Упор
был на то, что именно бедных зэ-ка, да чуть ли всё не Пятьдесят Восьмую, он
потопил, а не конвой; и непонятно, как при этом спасся сам). То терзали
Кузнецова, что ему пришло освобождение, но теперь отменено. И опять шли
призывы: работать! работать! почему Родина должна вас содержать? не выходя
на работу, вы приносите огромный вред государству! (Это должно было пронзить
сердца, обречённые на вечную каторгу!) Простаивают целые эшелоны с углём,
некому разгружать! (Пусть постоят! -- смеялись зэки, -- скорей уступите! Но
даже и им не приходила мысль, чтоб золотопогонники сами разгрузили, раз уж
так сердце болит.)
Однако не остался в долгу и Технический отдел. В хоздворе нашлись две
кинопередвижки. Их усилители и были использованы для громкоговорения,
конечно, более слабого по мощности. А питались усилители от засекреченной
гидростанции! (Существование у восставших электрического тока и радио очень
удивляло и тревожило хозяев. Они опасались, как бы мятежники не наладили
радиопередатчик да не стали бы о своём восстании передавать заграницу. Такие
слухи в лагере тоже кто-то пускал.)
Появились в лагере свои дикторы (известна Слава Яримовская). Передавались
последние известия, радиогазета (кроме того была и ежедневная стенная, с
карикатурами). "Крокодиловы слёзы" называлась передача, где высмеивалось,
как охранники болеют о судьбе женщин, прежде сами их избив. Были передачи и
для конвоя. Кроме того, ночами подходили под вышки и кричали солдатам в
рупоры.
Но не хватало мощности вести передачи для тех единственных сочувствующих,
кто мог найтись тут в Кенгире -- для вольных жителей посёлка, часто тоже
ссыльных. А именно их, уже не по радио, а там где-то, недоступно для зэков,
власти посёлка заморочивали слухами, что в лагере верховодят кровожадные
бандиты и сладострастные проститутки (такой вариант имел успех у жительниц);
*(6) что здесь истязают невинных и живьём сжигают в топках (и непонятно
только, почему Руководство не вмешивается!..)
Как было крикнуть им через стены, на километр, и на два, и на три:
"Братья! Мы хотим только справедливости! Нас убивали невинно, нас держали
хуже собак! Вот наши требования..."?
Мысль Технического отдела, не имея возможности современную науку
обогнать, попятилась, напротив, к науке прошлых веков. Из папиросной бумаги
(на хоздворе чего только не было, мы писали о нём, *(7) много лет он заменял
джезказганским офицерам и столичное ателье и все виды мастерских ширпотреба)
склеен был по примеру братьев Монгольфье огромный воздушный шар. К нему была
привязана пачка листовок, а под него подвязана жаровня с тлеющими углями,
дающая ток теплого воздуха во внутренний купол шара, снизу открытый. К
огромному удовольствию собравшейся арестантской толпы (арестанты уж если
радуются, то как дети), это чудное воздухоплавательное устройство поднялось
и полетело. Но увы! -- ветер был быстрей, чем оно набирало высоту, и при
перелёте через забор жаровня зацепилась за проволоку, лишённый горячего тока
шар опал и сгорел вместе с листовками.
После этой неудачи стали надувать шары дымом. Эти шары при попутном ветре
неплохо летели, показывая поселку крупные надписи:
-- Спасите женщин и стариков от избиения!
-- Мы требуем приезда члена Президиума ЦК!
Охрана стала расстреливать эти шары.
Тут пришли в Техотдел зэки-чеченцы и предложили делать змеев (они на
змеев мастера). Этих змеев стали удачно клеить и далеко выбрасывать над
поселком. На корпусе змея было ударное приспособление. Когда змей занимал
удобную позицию, оно рассыпало привязанную тут же пачку листовок.
Запускающие сидели на крыше барака и смотрели, что будет дальше. Если
листовки падали близко от лагеря, то собирать их бежали пешие надзиратели,
если далеко, то мчались мотоциклисты и конники. Во всех случаях старались не
дать свободным гражданам прочесть независимую правду. (Листовки кончались
просьбою к каждому нашедшему кенгирцу -- доставить её в ЦК.)
По змеям тоже стреляли, но они не были так уязвимы к пробоинам, как шары.
Нашел скоро противник, что ему дешевле, чем гонять толпу надзирателей,
запускать контрзмеев, ловить и перепутывать.
Война воздушных змеев во второй половине ХХ века! -- и всё против слова
правды...
(Может быть, читателю будет удобно для привязки кенгирских событий по
времени вспомнить, что' происходило в дни кенгирского мятежа на воле?
Женевская конференция заседала об Индо-Китае. Была вручена сталинская премия
мира Пьеру Коту. Другой передовой француз писатель Сартр приехал в Москву,
для того, чтобы приобщиться к нашей передовой жизни. Громко и пышно
праздновалось 300-летие воссоединения Украины и России. *(8) 31 мая был
важный парад на Красной площади. УССР и РСФСР награждены орденами Ленина. 6
июня открыт в Москве памятник Юрию Долгорукому. С 8 июня шёл съезд
профсоюзов (но о Кенгире там ничего не говорили). 10-го выпущен заём. 20-го
был день воздушного флота и красивый парад в Тушине. Еще эти месяцы 1954
года отмечены были сильным наступлением на литературном, как говорится,
[фронте]: Сурков, Кочетов и Ермилов выступали с очень твердыми одёргивающими
статьями. Кочетов спросил даже: [какие это времена?] И никто не ответил ему:
[времена лагерных восстаний!] Много [неправильных пьес] и книг ругали в это
время. А в Гватемале достойный отпор получили империалистические Соединенные
Штаты.)
В посёлке были ссыльные чечены, но вряд ли [тех] змеев клеили они.
Чеченов не упрекнешь, чтоб они когда-нибудь служили угнетению. Смысл
кенгирского мятежа они поняли прекрасно и однажды подвезли к зоне автомашину
печёного хлеба. Разумеется, войска отогнали их.
(Тоже вот и чечены. Тяжелы они для окружающих жителей, говорю по
Казахстану, грубы, дерзки, русских откровенно не любят. Но стоило кенгирцам
проявить независимость, мужество -- и расположение чеченов тотчас было
завоёвано! Когда кажется нам, что нас мало [уважают], -- надо проверить, так
ли мы живём.)
Тем временем готовил Техотдел и пресловутое "секретное" оружие. Это вот
что такое было: алюминиевые угольники для коровопоилок, оставшиеся от
прежнего производства, заполнялись спичечной серой с примесью карбида
кальция (все ящики со спичками отнесли за дверь "100 000 вольт"). Когда сера
поджигалась и угольники бросались, они с шипением разрывались на части.
Но не злополучным этим остроумцам и не полевому штабу в баньке предстояло
выбрать час, место и форму удара. Как-то, по прошествии недель двух от
начала, в одну из темных, ничем не освещенных ночей раздались глухие удары в
лагерную стену во многих местах. Однако в этот раз не беглецы и не бунтари
долбили её -- разрушали стену сами войска конвоя! В лагере был переполох,
метались с пиками и саблями, не могли понять, что делается, ожидали атаки,
но войска в атаку не пошли.
К утру оказалось, что в разных местах зоны, кроме существующих и
забаррикадированных ворот, внешний противник проделал с десяток проломов.
(По ту сторону проломов, чтоб зэки теперь не хлынули в них, расположились
посты с пулемётами. *(6) Это конечно была подготовка к наступлению через
проломы, и в лагерном муравейнике закипела оборонная работа. Штаб восставших
решил: разбирать внутренние стены, разбирать саманные пристройки и ставить
свою вторую обводную стену, особенно укрепленную саманными навалами против
проломов -- для защиты от пулемётов.
Так всё переменилось! -- конвой разрушал зону, а лагерники её
восстанавливали, и воры с чистой совестью делали тоже, не нарушая своего
[закона].
Теперь пришлось установить дополнительные посты охранения против
проломов; назначить каждому взводу тот пролом, куда он строго должен бежать
ночью по сигналу тревоги и занимать оборону. Удары в вагонный буфер и те же
заливчатые свисты были условлены как сигналы тревоги.
Зэки не в шутку готовились выходить с пиками против пулемётов. Кто и не
был готов -- подичась, привыкал.
Лихо до дна, а там дорога одна.
И раз была дневная атака. В один из проломов против балкона Управления
Степлага, на котором толпились чины, крытые погонами строевыми широкими и
прокурорскими узкими, с кинокамерами и фотоаппаратами в руках, -- в пролом
были двинуты автоматчики. Они не спешили. Они лишь настолько двинулись в
пролом, чтобы подан был сигнал тревоги и прибежали бы к пролому назначенные
взводы, и потрясая пиками и держа в руках камни и саманы, заняли бы
