я поздоровалась, он тоже поздоровался, но почему-то не узнал меня и даже не
пригласил в комнату. Я просила, чтобы он постарался вспомнить меня,
напоминала, как мы смотрели открытки, говорила о вентиляторе, о том лете -
он ничего не помнил. Он сказал, что когда-то у него действительно было много
учеников и учениц, но теперь он не помнит почти никого. Идут, говорит, годы,
идут. Он немного постарел, мой физик.
БОЛЬНАЯ ДЕВУШКА. В июле ночи можно проводить на веранде - не холодно.
А печальные и большие ночные бабочки почти не мешают: их легко отогнать
дымом сигареты. В этом рассказе, который я пишу июльской ночью на веранде,
речь пойдет о больной девушке. Она очень больна. Она живет на соседней даче
вместе с человеком, которого считает своим дедушкой. Дедушка сильно пьет, он
стекольщик, он вставляет стекла, ему не больше пятидесяти лет, и я не верю,
что он ее дедушка. Однажды, когда я, как обычно, проводил ночь на веранде,
ко мне постучалась больная девушка. Она пришла через калитку в заборе,
который разделяет наши небольшие участки. Пришла через сад и постучалась. Я
включил свет и отворил дверь. Лицо и руки ее были в крови - это стекольщик
избил ее, и она пришла ко мне через сад, чтобы я помог ей. Я умыл ее, смазал
ссадины зеленкой и напоил чаем. Она до утра просидела у меня на веранде, и
мне казалось, что мы о многом успели поговорить. Но на самом деле мы молчали
всю ночь, потому что она почти не умеет говорить и очень плохо слышит из-за
своей болезни. Утром, как всегда, рассвело, и я проводил девушку домой по
садовой тропинке. За городом, да и в Москве, я предпочитаю жить один, и
тропинки вокруг моего дома едва намечены. В то утро трава в саду была белой
от росы, и я пожалел, что не надел галоши. У калитки мы немного постояли.
Она попыталась сказать мне что-то, но не смогла и заплакала от горечи и
болезни. Девушка повернула вертушку, которая, как и весь забор, была мокрая
от осеннего тумана, и побежала к своему дому. А калитка осталась открытой. С
тех пор мы подружились. Она иногда приходит ко мне, и я что-нибудь рисую или
пишу для нее на ватманских листках. Ей нравятся мои рисунки. Она
рассматривает их и улыбается, а потом уходит домой через сад. Она идет,
задевая головой ветки яблонь, оглядывается, улыбается мне или смеется. И я
замечаю, что после каждого ее прихода мои тропинки обозначаются, как будто,
все лучше. Пожалуй и все. Больше мне нечего сказать о больной девушке из
соседнего дома. Да, это небольшой рассказ. Даже совсем небольшой. Даже
ночные мотыльки на веранде кажутся больше.
В ДЮНАХ. Хорошо встречаться с девушкой, мать которой работает на
земснаряде: если кто-нибудь спросит, ты прямо так и скажешь - она работает
на земснаряде. И каждый позавидует. Они углубляли фарватер, и круглые сутки
по специальным трубам шла на берег жидкая песчаная каша со дна. Эта жижа шла
на берег, и постепенно вокруг залива образовались песчаные дюны. Тут можно
было загорать даже в самую ветреную погоду - лишь бы светило солнце. Я
приезжал на остров на мотоцикле каждый день с утра и, стоя на самой высокой
дюне, крутил над головой выцветшую ковбойку. Как только она с земснаряда
замечала меня, она садилась в большую дырявую лодку, привязанную к барже, и
быстро гребла к берегу. Здесь были наши, только наши дюны - потому что
именно мать моей девушки намыла эти веселые сыпучие холмы. А лето было -
как на цветных открытках, и пахло речной водой, ивой и смолой соснового
бора. Бор был на другой стороне залива, и в конце недели там отдыхали люди с
наборами бадминтона. А по заливу катались и беседовали в голубых лодках
воскресные парочки. Но никто не высаживался на нашем берегу, и никто, кроме
нас, не загорал в наших дюнах. Мы лежали на горячем, очень горячем песке и
купались или бегали наперегонки, а земснаряд постоянно гудел, и плотная
женщина в синем комбинезоне ходила по палубе, осматривая механизмы. Я глядел
на нее издали, с берега, и всегда думал, что мне здорово повезло - я
встречаюсь с девушкой, мать которой живет и работает на этой замечательной
штуке. В августе начались дожди, и мы построили в дюнах шалаш из ивовых
веток, хотя, понимаете, дело было не только в дождях. Шалаш стоял прямо у
воды. Вечерами мы жгли костер - он отражался в заливе и высвечивал разные
плывущие деревяшки. Ну вот, а в самом конце лета мы поссорились, и с тех пор
я ни разу не приезжал к ней. Осенью было чертовски грустно, и листья
носились по всему городу как сумасшедшие. Ну что, еще по маленькой?
ДИССЕРТАЦИЯ. Творческий отпуск доцент проводил за городом. Он писал
докторскую диссертацию по химии: делал выписки из книг, возился с
пробирками, а между тем стоял удивительно теплый сентябрь. Кроме того,
доцент любил пиво и перед обедом ходил в сарай, который стоял в глубине
сада. Там, в сарае, в углу, в прохладе, была пивная бочка. С помощью
резинового шланга доцент отсасывал немного пива в пятилитровый бидон и
возвращался в дом, стараясь не расплескать влагу. Обед ему готовила дальняя
родственница жены, явившаяся откуда-то издалека месяц назад как снег на
голову, или как родственница жены, а сама жена у доцента давно умерла, и
другой пока не было. Надо сказать, что завтрак и ужин готовила та же
родственница жены, но обычно это бывало соответственно по утрам и вечерам, а
в полдень она готовила именно обед. Во второй половине дня доцент гулял по
дачному поселку или удил рыбу в пруду за березовой рощей. Рыбы в пруду не
было и, как правило, доценту ничего не удавалось поймать. Но это не огорчало
его, а чтобы не возвращаться домой с пустыми руками, он рвал на опушках
поздние полевые цветы и составлял неплохие букеты. Вернувшись на дачу, он
молча дарил цветы дальней родственнице, имя которой никак не мог вспомнить,
а спросить забывал. Этой женщине было около сорока лет, но она любила знаки
внимания как в двадцать, а по утрам делала зарядку за сараем. Доцент не знал
об этом, но даже если бы сосед-стекольщик, который прекрасно знал об этом и
не раз видал это из-за забора, даже если бы стекольщик сказал об этом
доценту, тот бы ни за что не поверил, и уж во всяком случае никогда бы не
стал подсматривать. Впрочем, однажды на заре ему неожиданно захотелось пива,
и он на цыпочках, чтобы не шуметь, пошел в сарай, и пока пиво по шлангу
лилось из бочки в бидон, доцент стоял у запаутиненного пауками окошечка и
смотрел, как родственница жены в легком купальном костюме скачет, приседает
и машет руками на садовой лужайке. После завтрака доцент не работал, а
занимался какой-то ерундой: достал с чердака два ржавых велосипеда, починил
и накачал их, а потом погладил костюм и съездил на станцию за вином. Кроме
вина, он купил шпроты и виноград и помог родственнице готовить обед. За
обедом доцент говорил о том, какая замечательная погода стоит вот уже две
недели, какие синие васильки растут в роще и какие замечательные ржавые
велосипеды он достал с чердака. Вечером они катались. По шоссе. На
велосипедах. Возвратились поздно - с цветами на рулях. На голове у
родственницы был венок. Это доцент сам сплел ей венок. Это был сюрприз для
нее, ведь она же не знала раньше, что он умеет плести венки и ремонтировать
велосипеды. Да ведь и доцент не знал, что его, в сущности, родственница,
скачет на садовой лужайке. Каждое утро. В легком купальнике. И машет руками.
МЕСТНОСТЬ. Рядом проходит железная дорога, и желтые электрические
поезда идут мимо озера. Одни поезда идут в город, а другие за город. А здесь
- пригород. И поэтому даже в самую солнечную погоду все тут кажется
ненастоящим. За линией железной дороги, за полосой отчуждения, большими
домами начинается город, а в другой стороне, за озером, растет сосновый бор.
Одни называют его парком, другие - лесом. Но на самом деле это - лесопарк.
Здесь пригород, и, кажется, ничего определенного вокруг не увидишь. Когда-то
местность эта считалась дачной, а теперь дачи стали просто старыми
деревянными домами пригорода. Дома пахнут керосином, а живут в них пожилые
тихие люди. Близко к лесопарку подходит одноколейная ветка железной дороги.
Ветка ведет в тупик - поезда сюда не заходят. Рельсы заржавели, а шпалы
сгнили. В тупике, на опушке лесопарка, стоят коричневые вагоны. В этих
вагонах живут ремонтные рабочие. У них временная пригородная прописка, и у
каждого большая семья. Любой ремонтник знает, что в заболоченном озере рядом
рыба не водится, но в выходные часы все они идут с удочками на берег и
пытаются что-нибудь поймать. У одного рабочего, который живет в третьем от
лесопарка вагоне, дочка восемнадцати лет. Она родилась здесь, в вагоне, и ей
нравится все, что связано с железной дорогой, ей нравится вся эта
пригородная местность. И еще ей нравится молодой человек из города, который
нередко приезжает с приятелями в лесопарк поиграть в футбол на замусоренных
полянах. Он хороший парень, ухаживает за дочкой ремонтника и уже не раз
заходил к ним в гости на чай. Ему тоже нравятся эти вагончики в тупике.
Знаете, пожалуй, он скоро женится на дочке ремонтника и станет бывать здесь
еще чаще. Свадьба состоится в воскресный день, танцы устроят на берегу
озера, а танцевать будут все - все, кто живет в коричневых вагончиках
тупика.
СРЕДИ ПУСТЫРЕЙ. Наверху, на третьем, захлопнулась дверь, и я остался
один. Через распахнутые окна в подъезд задувал ветер с пустырей, и здесь, на
лестнице, было немногим теплее, чем на улице. Я закурил и вышел во двор, где
на веревках сушилось белье жителей этого дома. Наволочки, простыни,
пододеяльники надувались ветром. Я сел на влаж_ную от росы скамейку: передо
мной стоял невероятно длинный пятиэтажный дом: я никогда еще не видел такого
длин_ного дома; тень от дома кончалась у моих ног. Я был осве_щен
беспомощным солнцем сентября. По небу шли дряблые, похожие на мускулы
стариков, облака, а за спиной у меня зияли бесконечные окраинные пустыри,
такие бесконечные, что даже городская свалка терялась среди них, и о ней
напо_минал только неприятный запах. Сигарета, которую я курил, быстро
кончилась на ветру, а больше у меня не было, и я решил сходить в магазин. Но
я не знал, где магазин. Я вообще ничего не знал здесь, у меня не было здесь
ни знакомых лю_дей, ни улиц, и я не знал, не хотел знать, что делает с моей
невестой та женщина, которая согласилась помочь нам. Та женщина жила и
лечила в этом длинном однообразном доме. Пройдя по затененному двору, я
обошел дом слева и выбрался на асфальтовую дорогу. Вокруг стояли новые
здания, похожие на тот дом. Пожалуй, я немного боялся этих однообразных
домов. Но я хотел курить и шел в магазин, делая вид, будто мне нет до них
никакого дела. Да так оно и было, я только немного боялся их: они издали
смотрели мне в спину и в глаза, а рядом никого не было. Но скоро я догнал
девушку. Она несла две авоськи с продуктами, и я решил, что она знает, где
можно купить сигарет. Я окликнул ее и спросил. Она сказала, что проводит
меня до магазина, чтобы я не заблудился. Дул ветер. Зияли пустыри с домами.
Возле домов на веревках болталось надутое постельное белье. На пустырях,
поедая семена трав, шелестели огромные стаи воробьев. Девушка казалась очень
худой, у нее что-то было с глазами, но я никак не мог разобрать, что именно,
а потом понял: она была косая. Она вела меня и все объясняла, что и где
находится в этом районе, но это было совершенно неинтересно и не нужно мне.
Она зашла со мной в магазин, подождала, пока я куплю сигарет и сказала, что
хочет проводить меня до станции, где работает телеграфисткой. Мне не нужно
