Эмиссия = 48 млн. фунтов.
Золотые резервы = 3 млн. фунтов.
Для банка В:
Эмиссия векселей == 32 млн. фунтов.
Золотые резервы = 7 млн. фунтов.
Итак, золотые резервы банка, не увеличившего свою эмиссию, сократились в
большей степени, чем сумма его банкнот в обращении. Если администрация банка
пожелает в этой ситуации сохранить прежнюю долю резервов, составляющую 15 к
40, ей придется сократить масштабы кредитования "с 40 тыс. до примерно 30 тыс.
фунтов." "Отсюда следует, что ситуация, при которой один эмиссионный банк в
состоянии иссушать золотые резервы своего конкурента, вполне возможна; если же
первый банк имеет достаточно капитала, он может покончить со своим соперником
полностью. Чтобы избежать подобной катастрофы, второй банк будет вынужден
сократить эмиссию, тем самым, давая своему сопернику возможность еще более
расширить операции. Так будет продолжаться до тех пор, пока более сдержанный
банк окончательно не откажется от ведения бизнеса. Поэтому банк может быть
принужден к проведению политики искусственного расширения, ранее уже освоенной
его конкурентами, из соображений самозащиты. Если же в стране существуют
несколько акционерных эмиссионных банков, ее экономическая жизнь начнет
страдать от чередующихся периодов высоких и низких цен, стабильности и паники,
буйных подъемов и общих спадов в торговле. Наиболее успешным станет тот банк,
который будет наиболее активен в периоды экономического подъема, а при
приближении паники будет быстрее других сокращать кредиты и уменьшать эмиссию,
прибегая к наиболее жесткой политике. Трудно придумать систему, более
вредоносную для процветания великой торговой державы, чем та, которая
дозволяет всякому желающему печатать и пускать в оборот средства обращения, в
то время как в их интересах будет выпускать как можно больше бумаг в периоды
искусственного бурного экономического роста и уменьшать эмиссию, когда
торговля начинает стагнировать и для ее оживления необходимы дополнительные
стимулы."
Заключение Лонгфилда, таким образом, в точности соответствовало выводам
Мак-Куллоха: вовсе не банк-экспансионист находится во власти консервативного
банка, а наоборот -- последний зависит от милости первого; средств
автоматического контроля за эмиссией не существует; напротив, соперничество
банков ведет к всеобщей экспансии.
Лонгфилд затронул здесь важнейшее противоречие теории свободного банковского
бизнеса. Никто впоследствии так и не попытался ему ответить, а мы отложим
детальное рассмотрение справедливости этого аргумента до заключительной главы.
До сих пор мы пытались собрать воедино довольно-таки разрозненные высказывания
различных людей, поскольку до того момента, к которому мы теперь вплотную
подошли, никакой систематической дискуссии о свободном банковском бизнесе не
велось. В Англии, например, позиции Банка считались незыблемыми, а споры, как
правило, сводились к противостоянию банковской и денежной школ, а также к
обсуждению общих проблем построения системы центрального банка. Вероятно,
первая попытка организовать сколько-нибудь систематическую дискуссию о
преимуществах свободной конкуренции была сделана первым редактором журнала The
Economist Джеймсом Уилсоном (James Wison), на протяжении 1845-1847 гг.
опубликовавшим в этом журнале серию своих статей на эту тему. [Также вышли в
виде одной книги, "Capital, Currency and Banking", в 1847 г.] К моменту их
выхода в свет окончательный приговор свободному вхождению в эмиссионный бизнес
уже был вынесен Банковским Законом 1844 г. Вероятно, вследствие этого статьи
Уилсона представляли собой попытку скорее проанализировать природу и истоки
происхождения уже принятой к тому времени системы, нежели дать рекомендации о
замене ее альтернативной. Главной целью статей стало опровержение теорий
денежной школы.
Привилегированное монопольное положение Банка Англии, по мнению Уилсона,
лежало в основе отставания Англии от Шотландии, особенно значительного в сфере
депозитного бизнеса [cм. Статью III]. Возведенные на более солидной основе и
внушавшие обществу больше уверенности в собственной устойчивости, шотландские
банки явились продуктом отменно работающего механизма свободной конкуренции. В
Шотландии никогда не существовало каких-либо ограничений на число партнеров,
учреждающих банковскую фирму, и еще до наступления эпохи акционерных обществ
фирмы обязательно состояли из большого числа широко известных и богатых людей.
"Не приходится сомневаться в том, -- говорил Уилсон, -- что, если бы не
законодательные препоны образованию банков, возведенные в интересах монополии
Банка Англии, в стране, причем как в столице, так и в провинции, уже давно
существовало бы множество крупных и преуспевающих акционерных банков. Это
помогло бы избежать появления слабых банков, банкротство которых периодически
вызывало столь значительные потрясения." ["Capital, Currency and Banking", p.
282.]
"Почему, -- спрашивал Уилсон, -- в то время как общество и законодательные
органы готовы отказаться от ограничения свободы в сфере депозитного бизнеса,
они, тем не менее, считают слишком рискованным делом давать разрешение на
выпуск банкнот до востребования? Денежная школа в качестве причины такой
дискриминации обычно приводила тот факт, что эмиссия банкнот, в отличие от
депозитной деятельности, приводит к росту массы денег в обращении. Разумеется,
Уилсон, как представитель банковской школы, согласиться с подобным аргументом
не мог. Эта школа отвергала возможность расширения эмиссии банкнот до
сколько-нибудь нежелательного уровня при условии неукоснительного поддержания
их конвертируемости в золото и вместе с тем считала, что приведенное выше
различие между банкнотами и депозитными обязательствами отнюдь не является
действенным. Однако многие по-прежнему отрицали, что вклады до востребования
являются частью денежного обращения, и всеобщее признание этого факта
состоялось лишь во времена Мак-Леода (Macleod) ["Theory and Practice of
Banking", 1855].
События 1847 г. заставили Уилсона заняться анализом причин экономического
кризиса. Он не сомневался в том, что природа капитала предопределяла дилемму:
труд мог быть затрачен либо на производство орудий, используемых в будущем
производстве, либо -- на производство продуктов, потребляемых немедленно.
Построенная Уилсоном теория делового цикла связана с его разграничением
основного (fixed) и оборотного (floating) капитала. [Легко видеть..., сколь
важным для устойчивого процветания страны становится правильная пропорция
между основным и оборотным капиталом: оборотный капитал, от которого зависит
безостановочное воспроизводство товаров повседневного спроса и стабильная
занятость труда, не должен отвлекаться от этих целей и трансформироваться в
основной капитал в масштабах, превышающих размеры избыточного накопления
капитала страны за вычетом суммы, достаточной для продолжения производства
товаров для текущего потребления. Если же часть оборотного капитала страны все
же будет неправильно превращена в основной, вполне очевидно следующее:
поскольку труд людей, занятых в сферах, представляющих основной капитал, не
воспроизводит товары, которые служат для поддержки этого труда, или товары,
которые можно обменять на таковые у внутреннего или зарубежного их
производителя, это в конце концов приводит к нехватке этих товаров и росту цен
на них, а фонд оплаты труда неизбежно сокращается. Верно, что процессу
превращения оборотного капитала в основной временно сопутствует видимость
экономического благополучия... Производство товаров, предназначенных для
повседневного потребления, окажется ниже уровня потребления, а цены на них
будут продолжать расти... Конечным итогом неправильного перемещения оборотного
капитала Страны будет значительная его нехватка, которая проявится в высокой
ставке процента." (Там же, с. 127--128).]
В какой-то степени Уилсон недопонимал, каким именно образом общество тратит
свой доход для возмещения основного и оборотного капитала, а также как все эти
факторы связаны с размерами фонда, служащего для оплаты труда. Уилсон полагал,
что основной капитала никогда не возмещается прямо из доходов общества.
Особенно удивительно, что именно банковская школа первой поддержала идею о
том, что причиной бумов и депрессий является перепроизводство основного
капитала. [Ведя речь о развитии железных дорог и превращении в связи с этим
оборотного капитала в основной, Уилсон говорит, что "первым результатом этого
процесса станет нехватка свободного капитала с соответствующим ростом
процентной ставки; затем наступит дефицит товаров для потребления, в
результате чего спрос на них возрастет, а капитал, вместо того, чтобы
переместиться в другую сферу, получит еще большие стимулы остаться в старой."
Неизбежным выводом из вышесказанного должен был стать отказ от строительства
львиной доли железнодорожной сети (там же, с. 18).] Схожей точки зрения
придерживался и Бонами Прайс (Bonamy Price). Мы еще вернемся к этой теории,
когда будем обсуждать вклад в дискуссию, который был сделан Хорном (Нот) во
Франции. Как бы то ни было, банковская школа, конечно, не считала основной
причиной инфляцию: возможность сделать такой вывод была через много лет
предоставлена представителю денежной школы [а именно -- Гейеру, см. гл. IX].
После Уилсона в течение более чем десяти лет вопрос о свободе банковского
бизнеса в Англии больше не поднимался; в континентальной же Европе он лишь
начинал набирать свою силу. Поэтому обратимся теперь к Франции.
Глава VIII.Дискуссии во Франции и Бельгии
К тому времени, как споры в Англии уже утихли, и вопрос был практически
закрыт, дискуссия во Франции лишь только начала обретать свои очертания.
Мишель Шевалье, путешествовавший по Америке в 1833--1835 гг., был первым, кто
обратил внимание на отставание банковской сферы Франции, особенно в сравнении
с Соединенными Штатами. ["Lettres sur FAmerique du Nord"; 1836. "Еще много
времени должно пройти до того момента, пока у нас появится кредитная система,
столь же развитая, как в Англии и Соединенных Штатах. Мы в этом отношении все
еще находимся в состоянии варварства." (Vol. II, p. 248).] Шевалье застал тот
самый момент, когда общественное сознание Америки более всего занимал вопрос о
банковской системе. Сам же он был сторонником сохранения Банка Соединенных
Штатов и считал, что Франция лишь выиграла бы, взяв на вооружение систему,
подобную сети Банка Соединенных Штатов, включавшую двадцать пять его отделений
[там же, Письмо IV].
Высказываниям Шевалье об отсталости банковской сферы во Франции вторил и Кэри,
описавший благотворное влияние свободной конкуренции. Представителем
противоположного мнения о последствиях свободы являлся во Франции Конди Pare.
Переводчик его книги [книга была переведена на французский Л. Леметром (L.
Lemaitre) в 1840 г. под названием "Traite des banques et de la circulation"]
привлек ее как свидетельство горьких плодов конкуренции в банковском деле и
превосходства ограничительных систем наподобие французской.
Все попытки дать объяснение целесообразности монополии на банковскую эмиссию
так или иначе сводились к указанию на исключительное право государства
печатать деньги. Такой подход был, в частности, продемонстрирован Цешковским
(Cieszkowski) в его книге ["Du Credit et de la Circulation", 1839], вроде бы
посвященной теории денег и кредита, а на деле содержащей очень мало
материалов, представляющих теоретическую ценность. По его мнению,
неэмиссионные банки могли быть вытеснены из сферы законодательного
вмешательства; но право выпуска банкнот, по сути равнозначное праву на чеканку
монет, должно либо напрямую осуществляться государством, либо находиться под
его контролем. Приведенные Цешковским доводы были почти исключительно
юридического порядка [там же, Гл. III]. Указание на исключительные права
королевской власти еще в течение многих лет оставались основой аргументации
французских сторонников ограничений.
Движение за большую свободу в банковском деле началось с памфлета
