как раз в этот момент мы остановились у фонтана. Меня всегда изумляло,
сколько всего знает этот ребенок.
- А потом, - продолжила Энея, - пятнадцатого августа 1914 года один
из рабочих в Талиесине сошел с ума, зарубил Мамочку Бортвик, ее сына
Джона и дочь Марту топором, сжег их тела, подпалил лагерь и, прежде чем
проглотить ампулу с ядом, убил еще четверых друзей и учеников мистера
Райта. Лагерь сгорел дотла.
- Боже мой, - прошептал я, оглянувшись на столовую, где кибрид
Старого Архитектора обедал вместе с самыми старшими учениками.
- Он никогда не сдавался. Через несколько дней, восемнадцатого
августа, мистер Райт объезжал искусственное озеро близ Талиесина.
Плотина не выдержала, и его смыло в реку. Вопреки всему он выплыл. А
через пару недель начал строить заново.
Тут мне показалось - я понимаю, что она хочет сказать.
- Почему же мы не в том Талиесине? - спросил я, когда мы побрели по
пустынному дворику, удаляясь от журчащего фонтана.
- Хороший вопрос - Энея покачала головой. - Боюсь, на этой
восстановленной Земле его не существует. Хотя для мистера Райта тот
Талиесин значил очень многое. Он умер здесь... в окрестностях
Талиесин-Уэста... Девятого апреля 1959 года... Но похоронен был в том
Талиесине, в Висконсине...
Я резко остановился. Мысль о том, что Старый Архитектор смертен,
раньше никогда не приходила мне в голову и теперь вызвала смутное
беспокойство. Здесь, в изгнании, все было таким спокойным, неизменным,
но сейчас Энея напомнила мне, что всему - и всем - когда-нибудь приходит
конец. Или, точнее, приходил конец, пока Церковь не дала человечеству
крестоформы и - вместе с ними - воскресение плоти. Впрочем, никто в
нашем братстве - а возможно, вообще никто на этой похищенной Земле - не
желал принимать крестоформ.
Этот разговор состоялся три года назад. Сегодня утром, через неделю
после смерти кибрида Старого Архитектора, мы были готовы встретить
неизбежный конец.
Пока Энея принимала душ и приводила себя в порядок, я разыскал
А.Беттика, и мы с ним пошли известить всех о собрании в музыкальном
павильоне. Синекожего андроида, кажется, нисколько не удивило, что Энея,
самая младшая из нас, приняла это решение. Последние несколько лет и
А.Беттик, и я молча наблюдали, как девочка постепенно становится лидером
Талиесинского братства.
С пустыря - в дом обслуги, из дома обслуги - на кухню, там я ударил
в большой колокол, висевший над гостевым столом. Те ученики и работники,
которых я не предупредил, наверняка услышат колокол и придут узнать, что
случилось.
Выйдя из кухни, я объявил о собрании в общей столовой, а потом
заглянул еще в личную столовую мистера Райта - сейчас пустую - и в
чертежный зал. Это было, пожалуй, самое любопытное помещение в лагере:
длинные ряды чертежных досок и столов под наклонной брезентовой крышей.
Утренние лучи сочились сквозь два ряда окон. Запах нагретого солнцем
брезента был так же приятен, как щедрый желтый свет. Как-то раз Энея
сказала мне, что именно из-за этого ощущения - будто работаешь в доме из
света, ткани и камня - мистер Райт и переехал на запад, во второй
Талиесин.
В чертежной зале было с десяток учеников, все сидели без дела -
сейчас никто не работал, ведь не было больше Старого Архитектора, а без
него - с кем обсудить проект? - и я сообщил, что Энея хотела бы собрать
нас всех в музыкальном павильоне. Никто не возразил. Похоже, все приняли
как само собой разумеющееся, что шестнадцатилетняя девочка просит
девяносто человек (и все - старше нее) собраться в разгар рабочего дня.
Более того, учеников обрадовало известие, что она вернулась и взяла на
себя заботу о них.
Из чертежной залы я направился в библиотеку, где провел столько
счастливых часов, а потом заглянул в конференц-зал, освещенный четырьмя
встроенными в пол светопанелями, и сообщил о собрании всем, кого застал
там. Крытый переход привел меня в театр, там Старый Архитектор по
субботам показывал фильмы. Стоило мне туда заглянуть, как меня тут же
начинал разбирать смех. Обстановка была весьма торжественная: толстые
каменные стены, крыша, наклонный пол, покрытый потертым красным ковром,
фанерные скамьи с красными подушками, сотни белых рождественских гирлянд
на потолке. Когда мы с Энеей только прибыли в Талиесин, мы были
изумлены, узнав, что Старый Архитектор требует, чтобы ученики и их
родственники "одевались к обеду" - причем исключительно в старинные
смокинги с черными галстуками, совсем как в исторических голофильмах.
Женщины непременно должны были надеть древнее вечернее платье. Те, кто,
путешествуя через порталы или Гробницы Времени, не захватил с собой
вечерний костюм, снабжались одеждой из собственных запасов мистера
Райта.
В первую же субботу Энея вместо выданного ей вечернего платья
надела к обеду черный смокинг, белую рубашку и черный галстук. Посмотрев
на весьма выразительную физиономию Старого Архитектора, я ни на секунду
не усомнился: сейчас он неминуемо вышвырнет нас из братства и изгонит в
пустыню, но возмущение на его лице почти тут же сменилось улыбкой, а
через несколько секунд он уже весело смеялся. С тех пор он ни разу не
просил Энею надеть что-нибудь другое.
После официальных субботних обедов мы слушали музыку или смотрели
кино - древние фильмы, снятые на пленку, которые крутил специальный
аппарат. Это было все равно что наслаждаться пещерным искусством. И мне,
и Энее нравились фильмы, которые подбирал мистер Райт - пленки
двадцатого века, многие еще черно-белые, - и по причине, которую он
никогда не объяснял, старик предпочитал смотреть их с титрами,
прыгавшими на экране.
Сегодня театр был пуст, рождественские гирлянды погашены. Я
поспешил дальше, из комнаты в комнату, из здания в здание, созывая
учеников, рабочих и всех, кто попадался мне на пути, пока не встретил у
фонтана А.Беттика. А тогда мы присоединились к толпе и двинулись к
музыкальному павильону.
В павильоне был большой, просторный зал с широкой сценой и шестью
рядами зачехленных кресел - по восемнадцать в каждом ряду. Стены обшиты
панелями красного дерева (Старый Архитектор вообще любил красный цвет).
На застеленной красным ковром сцене - рояль и несколько цветов в кадках.
Над головой, на каркасе из стальных прутьев и деревянных балок, - белый
брезент. Энея рассказывала, что после смерти первого мистера Райта
брезент заменили на пластик - хлопот меньше. Но когда пришел наш мистер
Райт, пластик убрали, убрали и стекла в чертежной зале - и вновь
вернулся приглушенный свет, сочившийся сквозь белую ткань.
Мы с А.Беттиком остановились у дальней стены. Пришедшие, тихо
переговариваясь, занимали места, кое-кто остался стоять в проходе. Когда
Энея, раздвинув занавес, выбежала на сцену, все разом умолкли.
Акустика в музыкальном павильоне мистера Райта была хорошая, а Энея
и без того обладала способностью говорить, не повышая голоса, но так,
чтобы ее слышали все.
- Спасибо, что пришли. Я думаю, мы должны поговорить.
С пятого ряда тут же поднялся Джев Питере, один из старейших
учеников.
- Ты уходила, Энея. Снова в пустыню. - Девочка кивнула. - Ты
беседовала с львами, тиграми и медведями?
Никто не захихикал, не зашушукался. Вопрос был задан вполне
серьезно, и все девяносто человек столь же серьезно ожидали ответа.
Здесь я должен кое-что объяснить.
Все началось с "Песней" Мартина Силена, написанных больше двух
столетий назад. В повествовании о паломничестве на Гиперион, о Шрайке, о
битве человечества с Техно-Центром объяснялось, как первые
киберпространственные сети превратились в планетарные инфосферы. В эпоху
Гегемонии ИскИны Техно-Центра, используя нуль-порталы и мультилинии,
объединили сотни инфосфер в единую, тайную, межзвездную инфосферу,
названную мега-сферой. Но согласно "Песням", отец Энеи - кибрид Джона
Китса - добрался в бестелесной форме до центра мегасферы и обнаружил,
что существует еще одна, большая инфосфера, протянувшаяся, возможно, за
пределы нашей галактики, - метасфера, в которую даже ИскИны не рискуют
заглядывать, потому что она полна "медведей, тигров и львов" - это слова
ИскИна Уммона. Эти самые существа - или интеллекты, или боги, кто их
разберет, - тысячу лет назад похитили Землю и перебросили сюда, пока ее
не успел уничтожить Техно-Центр. Эти вот львы, тигры и медведи были
незримыми стражами нашей планеты. Никто из братства никогда не видел ни
одну из этих сущностей, никто с ними не говорил, никто не имел твердых
доказательств их существования. Никто, кроме Энеи.
- Нет, - ответила девочка, - я с ними не разговаривала. - Она
опустила глаза, словно смутившись. Она вообще всегда очень сдержанно
говорила на такие темы. - Но, мне кажется, я слышала их.
- Они говорили с тобой? - спросил Джев Питерсе. В зале повисла
тишина.
- Нет. Этого я не сказала. Я просто... слышала их... Совсем
немного, это как если бы вы случайно подслушали чей-то разговор за
стенкой...
Многие заулыбались. Толстыми в домах Талиесинского братства были
только наружные стены, а перегородки между спальнями - исчезающе тонки.
- Ладно, - сказала с первого ряда Бете Кимбол, наш шеф-повар -
дородная, рассудительная женщина. - Расскажи нам, о чем они говорили.
Энея подошла к самому краю покрытой красным ковром сцены и оглядела
собравшихся.
- Сейчас скажу. У нас не будет больше продуктов и товаров с
индейского рынка. Он исчез.
Казалось, в павильоне взорвалась граната. Когда гомон немного стих,
вперед выступил Хасан - один самых сильных строительных рабочих.
- Что значит "исчез"? Где же мы будем доставать еду?
Для паники имелись все основания. При первом мистере Райте, в
двадцатом веке, лагерь братства в пустыне располагался километрах в
пятидесяти от крупного города Феникс. В отличие от висконсинского
Талиесина, где во времена Депрессии ученики сами выращивали злаки на
плодородных полях, попутно работая на строительстве мистера Райта, этот
лагерь полностью зависел от Феникса - ученики ездили туда за продуктами
и прочими необходимыми вещами, они выменивали их или покупали на
бумажные деньги. Старый Архитектор всегда полагался на щедрость клиентов
и жил в долг, из месяца в месяц.
Но рядом с нашим лагерем никаких городов не было. Единственная
дорога - две засыпанные гравием колеи - уходила на запад, в пустоту. Я
это знал, ведь я облетал окрестности на катере и обследовал на
автомобиле. Но километрах в тридцати от лагеря еженедельно собирались
индейцы, и мы выменивали на разные безделушки провизию и подручные
материалы. Так было задолго до нашего с Энеей прибытия на Землю; и,
видимо, все обитатели Талиесина считали, что так будет всегда.
- Что значит "исчез"? - хрипло повторил Хасан. - Куда подевались
индейцы? Они что, все были кибридами, как мистер Райт?
Энея повела рукой. Я уже привык к этому жесту, аналогу буддийского
выражения "му", которое в определенном контексте может быть переведено
как "не задавай вопросов".
- Рынок исчез потому, что нам он больше не нужен, - сказала Энея. -
Индейцы были вполне настоящие - навахо, апачи... Но они живут своей
жизнью, у них - свой эксперимент. С нами они торговали... из любезности.
Все загомонили, многие что-то злобно выкрикивали. Когда шквал
недовольства поутих, Бете Кимбол спросила:
- Что нам делать, девочка?
Энея села на край сцены, не желая отделять себя от остальных.
