спустя - приподнялся на локте и осторожно сел. Богато расшитый льняной
покров соскользнул с него, обнажив до пояса.
Несколько минут человек сидел на краю мраморной плиты, обхватив
голову дрожащими руками. Потом поднял взгляд и посмотрел на панель,
скрывавшую потайной ход в стене часовни. Панель с еле слышным шипением
сдвинулась. Кардинал в пурпурном облачении шагнул в сумрак зала. Тихо
шелестел шелк. Постукивали четки. Следом за кардиналом вошел высокий
стройный мужчина с пепельными волосами и серыми глазами. На нем был
простой элегантный костюм из серой - под цвет волос и глаз - фланели. В
трех шагах позади кардинала и мужчины в сером вышагивали два швейцарских
гвардейца в оранжево-черных мундирах эпохи Возрождения. Оружия при них
не было.
Обнаженный человек на мраморной плите моргнул, словно его глазам
был невыносим даже приглушенный свет, проникавший в сумрак часовни.
Наконец взгляд его сфокусировался.
- Кардинал Лурдзамийский, - прошептал воскресший.
- Да, отец Дюре, - сказал кардинал. Он бережно держал в руках
огромную серебряную чашу.
Обнаженный человек поморщился и облизнул губы, словно проснулся с
ощущением неприятного вкуса во рту. Он был стар - худое, изможденное
лицо, печальные глаза, испещренное шрамами тело. На груди, как две
опухоли, мерцали лилово-красным два крестоформа.
- Какой нынче год? - спросил он после долгого молчания.
- 3131 от Рождества Христова, - ответил кардинал.
Отец Поль Дюре закрыл глаза.
- Пятьдесят семь лет с моего последнего воскрешения. Двести
семьдесят девять лет с Падения порталов... - Он открыл глаза и посмотрел
на кардинала. - Двести семьдесят лет с тех пор, как вы отравили меня,
убив Папу Тейяра Первого.
Кардинал Лурдзамийский издал смешок.
- Хорошо считаете. Быстро вы восстановились после воскрешения.
Поль Дюре перевел взгляд на человека в сером.
- Альбедо. Посмотреть пришли? Или ручных иуд приходится
подбадривать?
Высокий человек ничего не ответил. Кардинал Лурдзамийский
побагровел, поджал свои и без того тонкие губы - теперь их уже
невозможно стало различить в багровых складках щек.
- Может, хочешь еще что-нибудь сказать напоследок, антипапа
проклятый?
- Не тебе, - прошептал Поль Дюре и закрыл глаза в молитве.
Два швейцарских гвардейца схватили отца Дюре за руки. Иезуит не
сопротивлялся. Гвардеец резко запрокинул ему голову, и на тощей
старческой шее выступил кадык.
Кардинал Лурдзамийский осторожно подошел поближе. Из складок алого
шелкового рукава выскользнул острый кинжал с роговой рукоятью. Кардинал
взмахнул рукой - легко и небрежно. Из перерезанной артерии Поля Дюре
хлынула кровь.
Отступив, чтобы не запачкать одежды, Симон Августино спрятал нож в
складки рукава, поднял огромную чашу и подставил ее под пульсирующую
струю. Когда чаша наполнилась почти до краев, а струя иссякла, он кивнул
швейцарским гвардейцам, и те тут же отпустили голову отца Дюре.
Воскресший снова был мертв. Голова его запрокинулась, глаза были
закрыты, рот разинут в немом крике, края раны разошлись, словно губы в
зловещей ухмылке. Швейцарские гвардейцы уложили тело на плиту и сдернули
с него покров. Обнаженный мертвец был жалок - перерезанное горло,
испещренная шрамами грудь, длинные белые пальцы, впалый живот, дряблые
гениталии, костлявые ноги... Смерть и в эпоху воскрешения лишает
достоинства всех, даже тех, кто всю жизнь прожил в суровой аскезе.
Гвардейцы держали роскошный покров на безопасном расстоянии.
Кардинал Лурдзамийский плеснул кровью из чаши в мертвые глаза, в
открытый рот, в ровную ножевую рану на горле, на грудь, на живот, в пах
- и все покрылось алыми, в тон кардинальской мантии, брызгами.
- Sie aber seid nicht fleischlich, sondern geistlich, - произнес
кардинал. - He плотью, но духом ты сотворен.
Высокий человек в сером поднял бровь:
- Бах?
- Разумеется - Кардинал поставил опустевшую чашу на мраморную
плиту, кивнул швейцарским гвардейцам, и те накрыли тело сложенным вдвое
покровом. Роскошная ткань мгновенно пропиталось кровью. - Jesu meine
Freunde [Иисус - мой сотоварищ (нем.).], - добавил кардинал.
- Именно. - Человек в сером вопросительно поглядел на Симона
Августино.
- Да, - кивнул кардинал Лурдзамийский. - Пора.
Человек в сером обошел саркофаг и встал позади гвардейцев, всецело
поглощенных своей работой. Когда, тщательно расправив покров, они
выпрямились и отошли от саркофага, человек в сером поднял руки и
приложил ладони к их шеям. Гвардейцы широко распахнули глаза, открыли
рты - но не успели даже закричать глаза их вспыхнули, кожа сделалась
прозрачной, и сквозь нее проступило оранжевое пламя. Еще мгновение - и
они исчезли, испарились, разлетелись на мельчайшие частицы.
Человек в сером вытер ладони, стряхивая тончайший слой пепла.
- Какая жалость, советник Альбедо, - густым басом пророкотал
кардинал.
Человек в сером посмотрел, как оседает в воздухе пыль, перевел
взгляд на кардинала и вновь вопросительно поднял бровь.
- Нет-нет-нет, - пробасил кардинал. - Я о покрове. Эти пятна ничем
не выведешь. После воскрешения придется ткать новый. - Он повернулся и,
шелестя одеждами, направился к потайной двери. - Пойдемте, Альбедо. Нам
нужно поговорить, а мне еще мессу служить.
Дверь скользнула на место, и в полумраке часовни осталось лишь
накрытое дорогим покровом тело. Легкий серый дымок таял, поднимаясь к
куполу, словно отходили души тех, кто был убит здесь несколько минут
назад.
2
В ту неделю, когда Папа Юлий умер в девятый раз и в пятый раз был
убит отец Поль Дюре, мы с Энеей находились в 160 000 световых годах от
Пасема, на похищенной планете Земля - на Старой Земле, настоящей Земле,
- вращавшейся вокруг чужой звезды класса G в чужой галактике - Малом
Магеллановом Облаке.
Для нас это была необычная неделя. Мы, конечно, не знали, что Папа
умер, - между похищенной Землей и планетами Империи не существовало
никакой связи, кроме, разве что, бездействующих порталов. На самом-то
деле - теперь я это знаю - до Энеи известие о кончине Папы дошло, и
дошло таким способом, о котором мы тогда даже не догадывались, но она
никогда не говорила о том, что происходит в Священной Империи (чаще мы
называли ее между собой Орденом), а нам и в голову не приходило об этом
расспрашивать. Все годы изгнания на Земле наша жизнь была настолько
простой, спокойной и полноценной, что сейчас это даже трудно понять, а
вспоминать - почти что больно. Ту неделю мы прожили весьма полноценно,
хоть и не сказать, чтобы спокойно: в понедельник умер Старый Архитектор
(Энея училась у него последние четыре года). Во вторник, холодным зимним
вечером, его похоронили в пустыне - похоронили печально и впопыхах. В
среду Энее исполнилось шестнадцать. На Талиесин опустился покров беды и
смятения, и только А.Беттик и я постарались отпраздновать с ней день
рождения.
Андроид испек шоколадный торт - любимое лакомство Энеи, а я подарил
ей для прогулок изящную резную трость. Я сам вырезал ее из необычайно
твердой ветки, которую мы нашли во время очередной вылазки в горы,
устроенной Старым Архитектором. В тот вечер в уютной маленькой хижине
Энеи мы ели торт и пили шампанское. Энея казалась подавленной - смерть
старика и всеобщее смятение выбили ее из колеи. Сейчас мне понятна
истинная причина: Энея уже знала о смерти Папы, знала о тех бурных
событиях, что ждут нас, и о том, что четыре самых безмятежных года нашей
жизни подошли к концу.
Помню наш разговор в тот вечер, в день ее шестнадцатилетия.
Стемнело рано и тут же похолодало. За стенами уютной хижины бушевала
песчаная буря, кусты полыни и юкки скрипели и гнулись к земле. Мы уже
выпили шампанское и теперь сидели у чадящей лампы, держа в руках кружки
с горячим чаем, и тихонько беседовали под завывания ветра.
- Странно, - сказал я. - Мы знали, что он старый и больной, но
никто, похоже, не верил, что он умрет. - Я, конечно, говорил о Старом
Apхитекторе, а не о каком-то абстрактном Папе. И - как и все мы,
изгнанники на Земле, - наставник Энеи не принял крестоформа. Он в
отличие от Папы умер раз и навсегда.
- Похоже, он знал, - тихо проговорила Энея. - За последний месяц он
побеседовал с каждым из своих учеников. Своего рода передача последней
крупицы мудрости.
- И какой же последней крупицей мудрости он поделился с тобой? -
спросил я. - Ну, то есть если это не секрет... или не что-то такое,
слишком личное.
Энея улыбнулась:
- Напомнил, что заказчик непременно заплатит вдвое больше, если
сообщать о дополнительных расходах постепенно и только после того, как
будет заложен фундамент и конструкция начнет обретать форму. Он сказал,
что тогда отступать уже некуда, и клиент не сорвется с крючка.
Мы с А.Беттиком рассмеялись. В нашем смехе не было ничего
оскорбительного - Старый Архитектор принадлежал к числу тех редких
созданий, в которых истинный гений сочетается с очень сильной личностью,
- но, даже вспоминая его с грустью и любовью, мы вынуждены были
признать: хитрость и эгоизм тоже были частью его натуры. Старый
Архитектор был кибридом Франка Ллойда Райта - человека, жившего еще до
Хиджры, в двадцатом веке от Рождества Христова. И хотя в Талиесинском
братстве все - даже. самые старшие ученики, его ровесники, - уважительно
называли его "мистер Райт", я всегда думал о нем только как о Старом
Архитекторе: ведь именно так назвала своего будущего -наставника Энея,
когда еще только собиралась отправиться- к нему на Старую Землю.
А.Беттик, видимо, думал о том же, что и я.
- Забавно, - проговорил он.
- Ты о чем? - спросила Энея.
Андроид улыбнулся и потер культю. Эта привычка появилась у него в
последние несколько лет. Автохирург катера, на котором мы улетели сквозь
портал с Рощи Богов, спас А.Беттику жизнь, но руку вырастить не сумел -
метаболизм андроида слишком отличен от человеческого.
- Да вот... Церковь обладает огромной властью во всех делах
человечества, но на вопрос, есть ли у человека душа, которая покидает
тело после смерти, до сих пор нет однозначного ответа. Однако в случае
мистера Райта мы знаем, что его личность кибрида все еще существует
отдельно от его тела - или по крайней мере существовала какое-то время
после его смерти.
- Можем ли мы утверждать это с полной уверенностью? - усомнился я.
Чай был горячий и вкусный. Мы с Энеей купили его - точнее, выменяли
- на индейском рынке, в пустыне, там, где когда-то стоял город
Скоттсдейл.
На мои вопрос ответила Энея:
- Да. Личность моего отца пережила смерть тела и хранилась в петле
Шрюна, вживленной в голову матери. Более того, нам известно, что затем
она самостоятельно существовала в мегасфере, после чего на время перешла
в бортовой компьютер корабля Консула. Личность кибрида продолжает свое
существование в виде волнового пакета, который распространяется вдоль
матриц данных инфосферы - или в мегасфере, - пока не достигнет
ИскИна-источника в Техно-Центре.
Я знал это, но никогда не понимал.
- Хорошо, - сказал я, - но к какому ИскИну отправился волновой
пакет мистера Райта? Магелланово Облако никак не связано с
Техно-Центром. И инфосферы тут тоже нет.
Энея отставила пустую чашку.
- Связь должна быть, иначе ни мистер Райт, ни другие кибриды,
которые бывали на Земле, не смогли бы здесь существовать. Вспомни, пока
умирающая Гегемония не уничтожила нуль-порталы, Техно-Центр втайне
