на индейском рынке в пятнадцати милях от лагеря. Потом Энея возвела
каменные стены - на метр в высоту (изнутри казалось, что они выше). Она
использовала ту самую технику грубой "пустынной кладки", в которой
мистер Райт сложил стены лагеря. Не знаю, как ей это удалось, ведь тогда
она еще не слышала уроков Старого Архитектора.
Сначала Энея собирала камни - она находила их в пустыне, в
небольших ручейках и сухих руслах неподалеку от лагеря. Камни были всех
размеров и цветов - багровые, черные, ржаво-красные и темно-коричневые,
а на некоторых были петроглифы или окаменелости. Закончив собирать
камни, Энея соорудила деревянную опалубку и уложила самые большие камни
гладкой стороной внутрь. Затем она несколько дней под палящим солнцем
выгребала песок из сухого русла и возила в тачке к месту строительства,
замешивала цементный раствор и заливала им камни.
У нее получилась грубая кладка, камень в бетоне - "пустынная
кладка", как называл это мистер Райт, - но выглядело все это непривычно,
причудливо - и прекрасно, неровные разноцветные камни проступали из
бетона, вся поверхность была покрыта живописными изломами... Стены
получились достаточно толстыми, чтобы днем не пропускать жар пустыни, а
ночью удерживать драгоценное тепло.
Ее жилище было куда более продуманным, чем казалось с первого
взгляда, - прошли месяцы, пока я наконец полностью оценил все
архитектурные тонкости. Итак, вы откидываете брезентовый полог и,
пригнувшись, входите в вестибюль, затем спускаетесь по трем широким
ступеням винтовой лестницы и оказываетесь у деревянной арки в каменной
стене - это вход в комнату. Так вот, наклонный, петляющий коридор -
своего рода воздушный шлюз, заслон от песка и зноя пустыни, а полог на
входе - брезентовые полотнища внахлест - усиливает эффект. Комната,
которую Энея называла "главной", размером была всего три на пять метров,
но казалась гораздо больше. У стены - высокий каменный стол, вокруг
стола - встроенные скамьи, у северной стены - самый настоящий очаг,
рядом, в нишах, еще скамьи. И настоящий, встроенный в стену дымоход,
который нигде не соприкасался ни с деревом, ни с брезентом. Там, где
кончалась каменная кладка (примерно на уровне глаз, если сидеть на
скамье), во всю длину северной и южной стены Энея сделала защищенные
экранами окна, при желании их можно было наглухо задраить изнутри
брезентом или прикрыть скользящими деревянными ставнями. Из
стекловолоконных реек, найденных в груде лагерного хлама, Энея соорудила
каркас для брезентового потолка: правильные арки, резкие пики, своды -
как в кафедральном соборе, и таинственные глубокие ниши.
Она устроила себе самую настоящую спальню, куда можно было пройти
из гостиной, поднявшись на две ступени и повернув при этом на шестьдесят
градусов. Напротив входа, у стены, стоял огромный валун - он был здесь
еще до постройки дома. Водопровода не было - мы все пользовались общими
душевыми и уборными, но Энея сложила из камня очаровательный маленький
бассейн - прямо рядом с кроватью (лист фанеры с матрацем и подушками) -
и несколько раз в неделю нагревала воду на общей кухне и таскала ее,
ведро за ведром, в свое жилище, чтобы принять ванну.
Свет, проникавший сквозь брезентовые стены и потолок, был
тепло-розовым на рассвете, масляно-желтым в полдень и оранжевым вечером.
Кроме того, Энея специально расположила дом так, чтобы цереусы,
кустарники и кактусы в разное время суток отбрасывали на брезентовые
стены разные тени. Да, славное это было жилище. И щемяще пустое, когда
моя девочка уходила куда-нибудь.
Я уже говорил, что после смерти Старого Архитектора его ученики и
обслуга пребывали в смятении. Возможно, точнее было бы сказать - в
растерянности. За трое суток, пока Энея отсутствовала, я вдоволь
наслушался причитаний - все-таки девяносто человек, вместе они не
сходились, даже за едой: мистер Райт не любил больших скоплений народа.
Паника нарастала с каждым днем, и не последнюю роль тут играло
отсутствие Энеи. Она была самой младшей ученицей в Талиесине - и вообще
самой младшей, - но все уже привыкли спрашивать ее совета и
прислушиваться к ее словам. За одну неделю они потеряли своего
наставника и своего лидера.
На четвертое утро после ее дня рождения кончилась песчаная буря, и
Энея вернулась. Я привычно бегал трусцой, как всегда, сразу после
рассвета, и заметил ее издалека: она шла по пустыне со стороны гор -
темный силуэт в утренних лучах, тоненькая фигурка с короткими волосами,
сияющими, как нимб, - и в эту секунду я вспомнил, как впервые увидел ее
на Гиперионе, в долине Гробниц Времени.
Заметив меня, она усмехнулась.
- Эй, буль! - крикнула она. (Старая шутка, которую она еще ребенком
вычитала в какой-то книге.)
- Эй, скаут! - прокричал я в ответ на том же шутовском жаргоне.
Мы остановились в пяти шагах друг от друга. Мне безумно хотелось
броситься к ней, прижать ее к себе и умолять, чтобы она больше не
исчезала. Но я сдержался. Кактусы чолья и кусты полыни отбрасывали
длинные тени. Щедрые утренние лучи омывали нашу смуглую кожу оранжевым
сиянием.
- Как настроение в отряде? - спросила Энея. Судя по виду, она все
три дня голодала. Она всегда была худенькая, но сейчас ребра прямо-таки
выпирали под тонкой хлопчатобумажной футболкой. Ее губы пересохли и
потрескались. - Они взбудоражены?
- Ходят под себя кирпичами. - Все эти годы я избегал солдафонских
шуток в разговоре с ребенком, но ей ведь уже шестнадцать. А кроме того,
порой она употребляла такие словечки, которых не знал даже я.
Энея усмехнулась. Солнце позолотило светлые пряди в ее коротких
волосах.
- Ну, думаю, для архитекторов это не вредно. Я потер подбородок.
Пора бриться, уже отросла щетина.
- Серьезно, детка. Они более чем взбудоражены.
Энея кивнула:
- Ага. Они не знают, что делать и куда податься. - Она прищурилась
и посмотрела на лагерь: беспорядочное нагромождение камней среди
кактусов. На невидимых окнах играли блики. - Давай соберем всех в
музыкальном павильоне и поговорим. - И, не дожидаясь ответа, Энея быстро
зашагала к Талиесину.
Так начался наш последний день на Земле.
...Я слышу свой голос в скрайбере и вспоминаю, что как раз на этой
фразе надолго замолчал. Я хотел рассказать тогда все об этих четырех
годах изгнания на Старой Земле - о каждом ученике, о каждом в
Талиесинском братстве, о Старом Архитекторе, о его причудах и о его
мелочных придирках, о его блестящих идеях, о его детской восторженности.
Я хотел записать все наши разговоры с Энеей за эти сорок восемь местных
месяцев (которые - чему я не переставал изумляться - в точности
соответствовали [стандартным] месяцам Гегемонии), хотел рассказать, как
постепенно приходило ко мне понимание ее невероятных способностей.
Наконец, я хотел рассказать обо всех своих вылазках - о кругосветном
путешествии на катере, о долгой, полной приключений поездке на
автомобиле по Северной Америке, о том, как мне попадались в пути другие
группки людей, объединившиеся вокруг кибридов великих личностей прошлого
(чего только стоила одна община кибрида Иисуса из Назарета в Новой
Палестине). Но, услышав на скрайбере свое молчание, я вспомнил, почему
не стал об этом рассказывать.
Я уже говорил, что пишу эти слова в "кошачьем ящике" Шредингера на
орбите Армагаста, в ожидании смерти: как только сработает детектор, в
воздух будет запущен цианид. Смерть будет быстрой, почти мгновенной. И я
должен успеть рассказать вам нашу - мою и Энеи - историю. Я спешу,
поэтому стараюсь говорить лишь о главном, не отвлекаясь на мелочи.
Поэтому скажу только, что эти четыре года на Земле достойны
подробного описания. Если коротко, то девяносто человек Талиесинского
братства были разными - честными (и не очень) и интересными, как все
мыслящие человеческие существа, каждый - со своей историей. Да, они
достойны отдельного рассказа. Как и мои путешествия в катере и в фургоне
"Вуди" 1948 года, который одолжил мне Старый Архитектор. При желании об
этом можно написать настоящую эпическую поэму.
Но я не поэт. Я как следопыт, возвращаюсь к прошедшим дням, и
сейчас моя цель - проследить путь Энеи, проследить, как она выросла и
стала мессией, и не идти по другим следам. И так я и сделаю.
Старый Архитектор всегда называл наше поселение "привалом в
пустыне". Большинство учеников именовали его Талиесином, что
по-валлийски означает "сияющее чело" (мистер Райт был родом из Уэльса).
Я долго пытался вспомнить планету под названием Уэльс, пока до меня не
дошло, что Старый Архитектор жил и умер задолго до эры космических
полетов. Энея чаще всего называла поселок "Талиесин-Уэст", из чего
следовало - даже для таких тупых, как я, - что где-то должен быть
Талиесин-Ист.
Когда три года назад я спросил ее об этом, Энея объяснила, что
настоящий мистер Райт построил свой первый Талиесин в начале тридцатых
годов двадцатого века в Спринг-Грин, в штате Висконсин (штат -
территориальная единица в бывшем североамериканском государстве, которое
называлось Соединенные Штаты Америки). А когда я спросил Энею, походил
ли тот Талиесин на нынешний, она ответила:
- Не очень. В Висконсине было несколько Талиесинов, и почти все они
сгорели. Вот почему мистер Райт построил здесь столько бассейнов и
фонтанов - на случай пожара.
- Значит, он построил первый Талиесин в тридцатых годах?
Энея покачала головой:
- В тридцать втором он основал Талиесинское братство. Но сам он
рассматривал это главным образом как возможность использовать бесплатный
труд своих учеников - и для того, чтобы воплотить мечту, и для того,
чтобы не умереть с голоду во время Депрессии.
- А что такое Депрессия?
- Экономический спад в древних капиталистических государствах.
Вспомни, в те времена экономика не была по-настоящему универсальной и
зависела от частных коммерческих структур, называвшихся банками, от
золотых запасов и от реальной стоимости денег - железных монет и
кусочков бумаги, которые, как тогда полагали, имели определенную
ценность. Короче говоря, массовая галлюцинация, а в тридцатые годы
галлюцинация обернулась кошмаром.
- О Боже!
- Вот именно. Как бы то ни было, задолго до этого, в 1909 году,
мистер Райт, будучи уже не первой молодости, бросил жену и шестерых
детей и сбежал в Европу с замужней женщиной.
Я ошалело заморгал. Представить, что у восьмидесятилетнего Старого
Архитектора был бурный роман, закончившийся столь скандально, было
довольно трудно. И еще я никак не мог понять, каким образом вся эта
история связана с моим вопросом про Талиесин-Ист.
- Когда он вернулся сюда с той, другой женщиной, - заметив, как
внимательно я ее слушаю, Энея улыбнулась, - он начал строить первый
Талиесин - в своем родном Висконсине для Мамочки...
- Для своей матери? - Я окончательно запутался.
- Для Мамочки Бортвик. Миссис Ченни. Для другой женщины.
- Ой!
Перестав улыбаться, она продолжила.
- Скандал лишил его работы, сделал его здесь, в Штатах, настоящим
изгоем. Но он выстроил Талиесин и начал все с нуля, пытаясь отыскать
новых заказчиков и покровителей. Его первая жена, Кэтрин, не желала
давать ему развод. Газеты - так назывались базы данных, которые
наносились на бумагу и регулярно распространялись, - лакомились
сплетнями и раздували скандал, не позволяя ему затихнуть.
Во время разговора мы прогуливались по внутреннему дворику. Помню,
